Визитная карточка: Комаров Александр Сергеевич – российский юрист, имеющий большой опыт научной, учебной и практической работы.
В 1972 году окончил международно-правовой факультет Московского государственного института международных отношений (МГИМО). Доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой частного права Всероссийской академии внешней торговли (с 1989 г.). Много лет проработал в органах государственной власти в России и за рубежом, среди которых Договорно-правовое управление министерства внешней торговли СССР, торговые представительства СССР в Западном Берлине и Швеции. Начиная с 1983 г. участвовал в качестве арбитра в международных процессах (институционных и ad hoc), в том числе в Варшаве, Вене, Женеве, Киеве, Лондоне, Москве, Париже, Софии, Стокгольме, Цюрихе. Председатель Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации (с 1993 г.). В настоящее время является членом Совета по совершенствованию правосудия при Президенте РФ, членом Совета при Президенте РФ по кодификации гражданского законодательства, членом Административного совета Международного института по унификации международного частного права в Риме (УНИДРУА) от Российской Федерации (1998–2008 гг., c 2009 г. – Почетный член Административного совета УНИДРУА), членом делегации РФ в Комиссии ООН по праву международной торговли ЮНСИТРАЛ, вице-президентом Международной федерации коммерческих арбитражных институтов (IFCAI), членом Международного совета по коммерческому арбитражу (ICCA), членом Правления Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма. Автор большого числа (около 150) научных работ по международному частному и сравнительному праву, опубликованных в российских и зарубежных изданиях, посвященных проблемам международного торгового права и арбитражному разрешению международных экономических споров: «Ответственность в коммерческом обороте» (1991), «Правовые аспекты товарообменных операций» (1994), «Комментарий к Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров» (1994), «Правовое регулирование внешнеэкономической деятельности» (2001), «Гражданское и торговое право зарубежных стран» (2004), «Правовое регулирование международных торговых операций в Российской Федерации» (2005); перевода на русский язык Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА – изданий 1994 и 2004 годов (2006) «Международный коммерческий арбитраж» (2007) и др. Председатель редакционного совета журнала «Международный коммерческий арбитраж». Владеет английским, немецким и шведским языками. В последние десятилетия – в эпоху бурного развития рыночных отношений и становления гражданского общества – в странах с переходной экономикой отчетливо наблюдается тенденция по увеличению количества споров международного коммерческого характера, передаваемых на рассмотрение в арбитраж. При всех очевидных достоинствах обращения в этот орган, таких как укороченный срок рассмотрения дела, высокий профессионализм арбитров в международных делах, возможность выбора применимого права, а также языка арбитражного разбирательства, диспозитивность сторон в выборе процедуры рассмотрения дела, окончательность вынесенных решений, соблюдение конфиденциальности коммерческой тайны при рассмотрении дела (решения арбитров не публикуются, арбитры заседают при закрытых дверях), возможность признания и исполнения иностранных арбитражных решений благодаря широкому участию круга государств в Нью-Йоркской Конвенции 1958 года, тем не менее, имеются и определенные проблемы по сравнению с разрешением споров в государственных судах.
В частности, особенностью практики международного коммерческого арбитража в России является укоренившееся в сознании многих судей скептическое отношение к процедуре рассмотрения дел в третейском суде, отличной от системы судебного разбирательства в государственном суде. Определенным препятствием для успешного развития альтернативных способов рассмотрения дел в России является, помимо всего прочего, наличие пробелов в действующем законодательстве, а также недостаточная степень развития предпринимательской этики отечественных коммерсантов, не привыкших разрешать свои споры при помощи принятых в предпринимательском сообществе средств, основанных на взаимном уважении и доверии к избранным ими самими третейским судьям, что включает также и добровольное исполнение принятых ими решений.
Осознавая необходимость развития альтернативных способов урегулирования споров, понимая всю значимость и эффективность международного коммерческого арбитража для современной России, политика которой направлена на поддержку и развитие малого и среднего предпринимательства, редакция ЕврАзЮж представляет свои читателям очередное актуальное интервью.
У нас в гостях доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой частного права Всероссийской академии внешней торговли (ВАВТ) Минэкономразвития России, Председатель Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате России Александр Сергеевич Комаров.
– Уважаемый Александр Сергеевич! Два года назад Международный коммерческий арбитражный суд (МКАС) – ведущий в России третейский суд праздновал свое 75-летие. Хотелось бы поинтересоваться: какие первоочередные задачи стоят перед МКАС?
– Прежде всего, я хочу сказать, что задачи у нас всегда одни и те же – обеспечивать эффективное разрешение международных коммерческих споров. Однако в современных условиях есть некоторые новые аспекты, нашедшие свое отражение во многих интервью, обзорах, – это сложное экономическое положение, или то, что мы называем глобальным экономическим кризисом. Применительно к нашей деятельности это обстоятельство отразилось в том, что стало заявляться значительно большее количество исков. В настоящее время у нас уже более чем на 50 % превышено число заявленных в текущем году исковых требований по сравнению с прошлым годом (порядка 250 новых дел находятся в производстве МКАС), поэтому наша задача состоит в том, чтобы справиться с возросшим количеством споров на достаточно высоком уровне, по крайней мере, не ниже того, который был раньше. Иногда встречаются очень интересные споры, новые по своему содержанию, они связаны, в частности, с нормами материального права, которые ранее не применялись в нашей практике или применялись очень редко. Это касается, например, вопросов, связанных с правовыми последствиями изменения экономической ситуации, этим событиям необходимо давать правовую оценку, которая соответствовала бы интересам не только участников конкретного спора, но и отражала бы общие тенденции развития деловой практики.
Мы понимаем, что формально наши решения не являются прецедентными, но, тем не менее, то, каким образом будут решаться эти вопросы, несомненно, повлияет и на договорную практику, и на дальнейшие взаимоотношения между предпринимателями, когда они будут сталкиваться с аналогичными экономическими проблемами.
Так что первоочередные задачи, как я уже сказал, – это работать, работать эффективно и удовлетворять ожидания делового сообщества, как российского, так и зарубежного, в отношении деятельности нашего Международного коммерческого арбитражного суда.
– Какие правовые вопросы рассматривают арбитры МКАС?
– Наш арбитражный суд специализированный, т. е. он решает только международные коммерческие споры. Мы не решаем споры внутреннего характера, хотя некоторые из споров могут фактически касаться только внутренних взаимоотношений. Это связано с тем, что в соответствии с Законом Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже» 1993 года (далее – Закон «О МКА») в число международных споров, подлежащих рассмотрению в нашем арбитраже, входят не только споры, в которых одна из сторон является иностранцем, но и споры, когда участниками являются два зарегистрированных в России предприятия, одно из которых должно быть совместным предприятием, т. е. в уставном капитале такого предприятия должен быть иностранный капитал.
В случае возникновения спора, когда одной из сторон будет российское предприятие, полностью принадлежащее российскому бизнесу, а другой – предприятие, которое, например, имеет какой-то процент иностранного капитала или, может быть, на 100 % принадлежит иностранцам, но зарегистрировано в Российской Федерации, т. е. является юридическим лицом Российской Федерации, такой спор с точки зрения нашего закона рассматривается как международный. Иными словами, все поступившие в МКАС иски являются международными коммерческими спорами.
Подавляющее большинство рассматриваемых МКАС споров – это споры, возникающие из договоров международной купли-продажи товаров (внешнеторговой поставки). Данная категория дел составляет примерно две трети всех споров. Вопросы, которые возникают при их рассмотрении, – это просрочка в поставке или ненадлежащее качество поставленных товаров; вопросы, связанные с несвоевременной оплатой или неоплатой товаров; другие вопросы, которые имеют отношение непосредственно к исполнению обязательств по этим контрактам.
В последнее время появляется все больше споров из других внешнеторговых контрактов, среди них финансовый лизинг, вопросы коммерческого представительства, подрядные отношения, транспортная экспедиция, банковские сделки, т. е. палитра наших споров довольно разнообразна и постепенно расширяется. Иными словами, если лет 10–15 назад подавляющее большинство составляли споры из договоров купли-продажи, то сейчас их удельный вес уменьшается за счет того, что появляется определенное количество споров из других договоров. Но это, скорее всего, отражение общей тенденции диверсификации международных экономических отношений. Например, мы ожидаем увеличение числа споров, связанных с использованием интеллектуальной собственности, речь идет о лицензионных договорах, договорах с владельцами авторских прав, что в целом можно назвать торговлей объектами интеллектуальной собственности.
– По общему правилу, МКАС компетентен рассматривать спор в случае, если сами стороны прямо договорились об этом, сделав арбитражную оговорку в тексте контракта или заключив арбитражное соглашение впоследствии. Согласно п. 2 ст. 7 Закона «О МКА», арбитражное соглашение считается заключенным в письменной форме, если оно закреплено в том числе «...путем обмена исковым заявлением и отзывом на иск, в которых одна из сторон утверждает о наличии соглашения, а другая против этого не возражает». В пункте 2 ст. 16 определено, что заявление об отсутствии у третейского суда компетенции может быть сделано не позднее представления возражений по иску. В этой связи возникает вопрос – вправе ли арбитры в случае отсутствия в тексте контракта арбитражной оговорки, тем не менее, принять дело к своему производству, а также начать его рассмотрение, если противная сторона не возразит против компетенции МКАС?
– Подобные ситуации возникают часто. Во-первых, процитированное положение пункта второго ст. 16 Закона, когда арбитражное соглашение может быть заключено путем конклюдентных действий, имеет место в том случае, когда сторона в своем исковом заявлении прямо ссылается на то, что между истцом и ответчиком было достигнуто арбитражное соглашение, но его нет в контракте, из которого возник спор, т. е. оно было закреплено каким-то иным образом, и у самой стороны нет документа, который подтверждал бы это. Может быть, это соглашение было достигнуто в переписке либо каким-то иным способом. Другая сторона – ответчик, если действительно имело место такое соглашение, естественно, не будет возражать, если только не воспользуется ситуацией в надежде на то, что истец не докажет наличие этого соглашения. И если ответчик не будет возражать, а начнет заявлять свои возражения уже по существу исковых требований, то будет считаться, что арбитражное соглашение достигнуто. То есть иск будет принят в такой ситуации, в случае, если истец заявляет или утверждает, что есть арбитражное соглашение. Если говорить о МКАС, то производство может быть начато, но вопрос о том, действительно ли есть компетенция у МКАС по данному спору, решает состав арбитража, который должен быть сформирован обязательно. Стороне, которая отказывается от признания арбитражного соглашения, вряд ли имеет смысл отказываться от участия в формировании состава арбитража, она может это сделать под протестом. Иначе говоря, сторона заявляет о том, что арбитражного соглашения нет, но, тем не менее, она может назначить арбитра, и по закону вопрос о том, есть или нет компетенция, решается не секретарем МКАС, который принимает исковое заявление, а составом арбитров. А для этого нужно проявить определенные действия, по крайней мере, назначить своего арбитра. Заявление об отсутствии компетенции должно быть сделано на самом первом этапе. Однако может иметь место и другая ситуация, когда исковое заявление подано и в нем содержится ссылка на арбитражное соглашение, но другая сторона может, получив такое исковое заявление, сразу заявить, что никакого арбитражного соглашения не было заключено или что арбитражное соглашение, на которое ссылается истец, не относится к данному спору. Иными словами, в первой ситуации достаточно молчания по поводу наличия арбитражного соглашения, при том, что есть отзыв ответчика на иск, т. е. он оспаривает иск и, самое главное, оспаривает его по существу, а не по основаниям отсутствия у арбитражного суда юрисдикции рассматривать данный спор; а во втором случае он прямо заявляет о том, что данный спор не подлежит рассмотрению в арбитражном порядке. Однако это не значит, что иск не будет принят к производству и должен быть возвращен истцу: в этой ситуации надо осуществить формирование арбитражного суда, и он вынесет решение, есть ли у него компетенция рассматривать данный спор. Это решение арбитража, кстати, может быть обжаловано в государственном суде, который вправе отменить решение арбитражного суда о том, что он признал свою компетенцию. Это имеет место только в случае, когда арбитражный суд, рассмотрев все факты, обстоятельства, решил, что он обладает компетенцией. Сторона, которая возражает против такого решения, может обратиться в суд, чтобы суд пересмотрел его. В другой ситуации, если арбитраж придет к выводу о том, что у него нет компетенции вообще, такое постановление арбитража в суде не может быть обжаловано.
– Согласно Закону «О МКА» (п. 1. ст. 16) ничтожность самого договора автоматически не влечет за собой недействительность самой арбитражной оговорки. А может ли арбитражная оговорка являться предметом передачи, цессии?
– Этот вопрос очень интересный. Он обсуждается довольно активно и в международной практике. Если речь идет об уступке контракта, который содержит арбитражную оговорку в целом, то в законодательстве большинства зарубежных стран считается, что, если права и обязанности по контракту полностью передаются от одной стороны к другой, то передается и входящая в этот контракт арбитражная оговорка.
Хотя есть и другой подход, предполагающий искусственное расщепление арбитражного соглашения на права и обязанности. Очевидно, что невозможно передать отдельно права по арбитражному соглашению без обязанностей или наоборот, поэтому, повторюсь, в международной практике доминирует подход, что если контракт передается полностью, т. е. одна сторона уступает другой стороне все права и обязанности по данному контракту, то это включает и арбитражную оговорку.
– У многих предпринимателей при решении вопроса о передаче дела на рассмотрение в арбитраж возникает вопрос: каким образом третейский суд может принять конкретные меры по обеспечению иска? Допускается ли принудительное исполнение предварительных обеспечительных мер?
– В принципе Закон «О МКА» дает право принять меры по обеспечению иска. Но вопрос упирается в возможность их принудительного исполнения. Если арбитраж обязывает сторону совершить какие-то действия, направленные на обеспечение предмета спора, например, передать вещь, являющуюся предметом спора, на хранение третьему лицу или воздерживаться от совершения определенных действий, связанных с предметом спора, то это те обеспечительные меры, которые арбитраж может принять. Здесь надо оговориться, что его требования могут касаться только участников процесса, т. е. такие решения арбитража не обязательны для третьих лиц. Часто возникает ситуация, когда одна сторона просит в обеспечение своих требований запретить распоряжаться имуществом, которое принадлежит ответчику. Арбитраж может, если он найдет основания для этого, распорядиться и обязать ответчика не совершать данных действий. Но для того, чтобы эта мера была эффективна, необходимо наличие возможности ее принудительного исполнения, например, ареста счета в банке. Однако сделать это будет сложно, потому что даже если арбитраж примет такое решение, оно будет являться необязательным для банка, поскольку не является решением, вынесенным государственным судом. В этой ситуации можно обратиться в государственный суд с тем, чтобы он придал обязательную силу решению, вынесенному третейским судом о принятии обеспечительных мер. Но пока это еще очень трудно сделать, потому что специальных норм о том, что решения арбитража об обеспечительных мерах, которые по сути не являются окончательными решениями по существу спора, подлежат принудительному исполнению, пока нет.Тем не менее, в Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже, на основе которого принят и российский Закон «О МКА», в 2006 го-ду было включено новое положение, касающееся обеспечительных мер. Если раньше это были всего лишь два абзаца в одной статье, то сейчас это целая глава и несколько статей, которые подробно регламентируют порядок принятия этих обеспечительных мер, и, что самое главное, там говорится о принудительном исполнении этих самых мер. Но пока эти нормы являются, как я сказал, нормами Типового закона, носящего рекомендательный характер. Каждое государство, которое, как Российская Федерация, использовало этот Типовой закон, вправе сейчас дополнить свой национальный закон этими новыми нормами. Могу сказать, что некоторое время назад были подготовлены предложения по внесению дополнений в наше законодательство, они сейчас прорабатываются в Минэкономразвития России, в установленном порядке согласовываются с другими министерствами и ведомствами. И если эти предложения будут приняты, то это существенным образом усилит полномочия арбитров в принятии мер обеспечительного порядка. Но, хочу подчеркнуть, что даже сейчас, когда нет средств принудительного воздействия, нельзя сказать, что принятие обеспечительных мер со стороны арбитража не будет иметь никаких последствий. Если, например, арбитраж выносит постановление, обязывающее сторону совершить какие-то обеспечительные действия, и она отказывается их совершать, то, сами понимаете, что это не может остаться без каких-либо последствий: по крайней мере, это даст основание арбитражу сделать определенные выводы. Надо помнить, что нет формальных средств принудительного обеспечения, но отказ стороны от выполнения принятых арбитражным судом постановлений о принятии обеспечительных мер тоже не проходит бесследно. Я знаю, что исключительно редки случаи, когда обеспечительные меры, принятые арбитражным судом, не исполняются добровольно стороной. Здесь надо исходить из того, что если обе стороны заинтересованы в том, чтобы спор был в максимальной степени разрешен объективно, то они должны способствовать этому. Если обеспечительные меры, направленные на достижение объективного решения, не выполняются одной из сторон, то возникает вопрос о том, что данная сторона не заинтересована в том, чтобы решение арбитража было принято объективно. Отсюда и возможные последствия оценки.
– Действующая редакция Закона «О МКА» не содержит нормы, которая обязывала бы компетентный государственный суд оказывать помощь, содействие арбитражу в истребовании тех или иных доказательств. Статья 27 не дает ответа на вопрос, обязан или нет компетентный государственный суд выполнять просьбы третейского суда. Как Вы можете прокомментировать данное положение?
– В действительности статья 27 Закона «О МКА» предусматривает такие возможности. Но, к сожалению, такая практика у нас отсутствует вообще, потому что получается, что статья 27 Закона «О МКА» для государственных арбитражных судов не указ. Они считают, что раз в данном случае в Арбитражном процессуальном кодексе России не сказано, что основанием для обращения с подобными заявлениями о содействии в получении доказательств может быть решение третейского суда, то одной статьи 27 Закона «О МКА» для этого недостаточно. Это очень важный момент. Я уже говорил о том, что были подготовлены предложения по дополнению российского законодательства о международном коммерческом арбитраже, и среди этих предложений было также предложение о том, чтобы ввести в АПК специальную статью, которая дала бы возможность на основе статьи 27 Закона «О МКА», в частности, истребовать через суд доказательства, т. е. получать судебную помощь в отношении международного арбитражного разбирательства. Но пока этот вопрос не решен, хотя я считаю, что в принципе статьи 27 достаточно для того, чтобы суды принимали соответствующие меры. Чем данная статья не закон? Но наши государственные арбитражные суды консервативны до предела и зачастую говорят: «А где это у нас записано, у нас этого нет». Для них АПК – как «отче наш», и ничего другого, к сожалению, они не хотят знать. Вы можете хоть 100 раз говорить о том, что 27 статья Закона предусматривает это полномочие суда и стороны вправе на его основе рассчитывать на судейское содействие, но наши судьи отказываются поступать таким образом и ждут либо появления нормы в АПК, либо указания от Высшего Арбитражного Суда России, что они могут это делать.
– Насколько часто российские суды применяют оговорку ordre public, отказываясь исполнять решение арбитража, вынесенное за границей. В чем состоит содержание данной оговорки с Вашей точки зрения?
– Существует Нью-Йоркская Конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений 1958 года. На сегодняшний день данную конвенцию подписали 144 государства. Пункт 2 статьи 5 данной Конвенции предоставляет право властям страны, т. е. судебным органам, в которой предстоит исполнить иностранное арбитражное решение, отказать в его исполнении со ссылкой на противоречие исполнения данного решения публичному порядку этой страны. Это, как говорится, вечная проблема. У нас она стала очень популярной среди юристов в последние два десятилетия, когда на практике в России стала применяться Нью-Йоркская Конвенция, а до этого никто почти и не вспоминал об этом понятии. Связано это с тем, что почти во всех случаях исполнения иностранного арбитражного решения на территории Российской Федерации ответчик, особенно если при разрешении спора применению подлежало иностранное право, прибегает к этому аргументу. И это, в первую очередь, делается с той целью, чтобы дать возможность государственному суду «влезть» в существо дела, что, в принципе, должно исключаться в отношении арбитражного решения. Должен сказать, что это понятие в какой-то степени оказалось «затасканным» в нашей судебной практике. Это понятие подлежит исключительному применению, т. е. является исключением из общего правила о режиме исполнения иностранных арбитражных решений, а по сложившемуся еще в Древнем Риме правилу исключение не подлежит расширительному толкованию. Публичный порядок – это нечто такое, что составляет фундаментальные основы общественного порядка, существующего в конкретном государстве, его несоблюдение может привести к потрясению социально-экономических и правовых основ государства. А в российской судебной практике «публичный порядок» подчас трактуется слишком широко, и, к сожалению, в основном ссылка на него используется для того, чтобы уйти от ответственности, определенной арбитражным решением.
Вот один из последних примеров, кстати, Высший Арбитражный Суд России вовремя поправил положение в данном случае. Несколько лет назад арбитражное решение, вынесенное в Стокгольме, исполнялось в России. Суд первой инстанции отказал в признании и приведении в исполнение данного решения со ссылкой на то, что примененное шведское право о штрафных оговорках в контракте не соответствует российскому гражданскому праву, поскольку одним из принципов российского гражданского права является компенсационный, а не штрафной принцип ответственности. Российские судьи посчитали, что в данном случае исполнение этого решения будет противоречить российскому публичному порядку, хотя нормы шведского права, которые применялись, чуть ли не дословно соответствуют тому, что написано в нашем гражданском законодательстве. Вы знаете, что российское гражданское право допускает штрафные оговорки, и установлено правило, которое позволяет арбитражному суду снизить штрафные санкции, если он посчитает их слишком большими, именно это и было отражено в арбитражном решении. Однако и кассационная инстанция подтвердила позицию суда первой инстанции. К счастью, Высший Арбитражный Суд России сказал, что это не так, российское право, как и шведское, признает штрафную ответственность, штрафные оговорки, и признал это решение.
Несмотря на то, что говорят об «публичном порядке» много, и этот аргумент очень часто используется сторонами для защиты своих интересов, надо отдать должное, государственные суды все-таки реже, чем это имеет место при ссылках в процессах, применяют на практике это положение. Если бы суды очень часто применяли эту норму о публичном порядке, это фактически означало бы уязвимость самой правовой системы. Иначе говоря, если государство в лице судебной власти по любому поводу будет опасаться, что основам его правовой системы угрожают решения международного коммерческого арбитража, это не будет свидетельствовать о фундаментальной устойчивости данной правовой системы.
– Уважаемый Александр Сергеевич, каким образом в практике международного коммерческого арбитража применяются нормы транснационального права – lex mercatoria?
– В практике МКАС встречаются ситуации, в которых арбитры в подтверждение своего решения ссылаются не вообще на lex mercatoria, а на один из наиболее авторитетных документов в этой области, а именно на Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА. Просто так на lex mercatoria сослаться очень сложно, ввиду того, что одна из главных слабостей этой концепции – отсутствие четкой системы ее источников, т. е. нормативных правовых актов. А Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА как раз и являются одним из таких источников. Каждый год мы находим несколько дел, когда арбитры применяют также Принципы УНИДРУА субсидиарно к международным конвенциям, в частности, к Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года. В ней зафиксировано, что если отсутствует необходимая норма в Конвенции, то должны быть применены принципы, на которых основывается Конвенция. Так вот, во многих решениях, вынесенных арбитражами не только в России, считается, что Принципы УНИДРУА можно применять как принципы, на которых построена Венская конвенция. Довольно часто Принципы УНИДРУА применяются, когда российское право, в частности, не дает ответа на какие-то конкретные вопросы, или необходимо уточнить применительно к международной сделке какое-то положение, сформулированное в российском праве. Например, очень часто в решениях арбитров делается ссылка на Принципы УНИДРУА, когда нужно установить размер процента, который подлежит уплате при просрочке денежного обязательства, потому что у нас в Гражданском кодексе написано, что процентная ставка определяется по месту нахождения кредитора. Но ведь процентные ставки бывают и краткосрочные, и среднесрочные, и долгосрочные. В свою очередь, Принципы УНИДРУА содержат четкие нормы о том, какими правилами нужно руководствоваться в данном случае.
– Каковы, по Вашему мнению, перспективы развития альтернативных способов урегулирования споров в России (посредничество, добрые услуги, арбитраж)?
– Если говорить об арбитраже, то перспективы неплохие. Но, к сожалению, это все пока идет достаточно трудно. Связано это с тем, что проводимая в стране политика по поддержке альтернативных способов разрешения конфликтов не всегда поддерживается судебной практикой. Суды достаточно жестко подходят к применению законодательства о третейском разбирательстве. В целом речь идет о необходимости расширения культуры третейского разбирательства, и, самое главное, необходимо, чтобы суды относились с большим доверием к третейским судам. Во многом существующий сегодня жесткий подход со стороны государственных судов к третейскому разбирательству вызван также и возможностью злоупотребления законодательством о третейском суде. Часто с его помощью создаются незаконные схемы для легализации неправомерных сделок. Конечно, государственные суды не могут не реагировать на это. Но в данном случае здесь надо найти золотую середину, чтобы, с одной стороны, действительно не допускать злоупотребления этим институтом, а с другой стороны, не создавать условия, чтобы его применение неоправданно сужалось. Сами государственные суды должны быть заинтересованы в развитии альтернативных способов разрешения споров, тем самым облегчается их бремя и снимается дополнительная нагрузка. Что касается посредничества, то надо упомянуть находящийся в настоящее время в Государственной Думе России проект Федерального закона Российской Федерации «О согласительных (посреднических) процедурах в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности». Его принятие будет способствовать применению согласительных посреднических процедур или, как сейчас говорят, медиации. В целом тут есть еще одна очень серьезная проблема. Дело в том, что все неформальные способы урегулирования основаны на том, что стороны идут по отношению друг к другу на взаимные уступки, компромиссы, которые часто означают отказ от формальных требований, основанных на диспозитивном регулировании закона. Так вот, если стороны, основываясь на своих деловых соображениях, будут достигать какого-то взаимоприемлемого решения или урегулирования, то вряд ли такое же понимание они встретят, например, в налоговых органах или в других контрольных органах, которые весьма критически подходят к оценке коммерческой практики. Сейчас, к сожалению, на такого рода операции предпринимательских структур налоговые органы смотрят если не с подозрением, то, по крайней мере, весьма скептически, часто считая, что это способ уклонения от уплаты налогов. Поэтому предпринимателям проще обратиться в государственный суд с незначительным иском и списать свои убытки, чем, прибегнув к внесудебной процедуре, найти взаимоприемлемое коммерческое решение, но натолкнуться на претензии со стороны налоговых органов.
Когда к предпринимателям будут относиться более адекватно со стороны государственных органов, когда их не будут загонять в исключительно формальные рамки, тогда и альтернативные способы разрешения споров будут использоваться более широко.
– Спасибо, Александр Сергеевич, за Ваши содержательные и конкретные ответы на наши вопросы!
В частности, особенностью практики международного коммерческого арбитража в России является укоренившееся в сознании многих судей скептическое отношение к процедуре рассмотрения дел в третейском суде, отличной от системы судебного разбирательства в государственном суде. Определенным препятствием для успешного развития альтернативных способов рассмотрения дел в России является, помимо всего прочего, наличие пробелов в действующем законодательстве, а также недостаточная степень развития предпринимательской этики отечественных коммерсантов, не привыкших разрешать свои споры при помощи принятых в предпринимательском сообществе средств, основанных на взаимном уважении и доверии к избранным ими самими третейским судьям, что включает также и добровольное исполнение принятых ими решений.
Осознавая необходимость развития альтернативных способов урегулирования споров, понимая всю значимость и эффективность международного коммерческого арбитража для современной России, политика которой направлена на поддержку и развитие малого и среднего предпринимательства, редакция ЕврАзЮж представляет свои читателям очередное актуальное интервью.
У нас в гостях доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой частного права Всероссийской академии внешней торговли (ВАВТ) Минэкономразвития России, Председатель Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате России Александр Сергеевич Комаров.
– Уважаемый Александр Сергеевич! Два года назад Международный коммерческий арбитражный суд (МКАС) – ведущий в России третейский суд праздновал свое 75-летие. Хотелось бы поинтересоваться: какие первоочередные задачи стоят перед МКАС?
– Прежде всего, я хочу сказать, что задачи у нас всегда одни и те же – обеспечивать эффективное разрешение международных коммерческих споров. Однако в современных условиях есть некоторые новые аспекты, нашедшие свое отражение во многих интервью, обзорах, – это сложное экономическое положение, или то, что мы называем глобальным экономическим кризисом. Применительно к нашей деятельности это обстоятельство отразилось в том, что стало заявляться значительно большее количество исков. В настоящее время у нас уже более чем на 50 % превышено число заявленных в текущем году исковых требований по сравнению с прошлым годом (порядка 250 новых дел находятся в производстве МКАС), поэтому наша задача состоит в том, чтобы справиться с возросшим количеством споров на достаточно высоком уровне, по крайней мере, не ниже того, который был раньше. Иногда встречаются очень интересные споры, новые по своему содержанию, они связаны, в частности, с нормами материального права, которые ранее не применялись в нашей практике или применялись очень редко. Это касается, например, вопросов, связанных с правовыми последствиями изменения экономической ситуации, этим событиям необходимо давать правовую оценку, которая соответствовала бы интересам не только участников конкретного спора, но и отражала бы общие тенденции развития деловой практики.
Мы понимаем, что формально наши решения не являются прецедентными, но, тем не менее, то, каким образом будут решаться эти вопросы, несомненно, повлияет и на договорную практику, и на дальнейшие взаимоотношения между предпринимателями, когда они будут сталкиваться с аналогичными экономическими проблемами.
Так что первоочередные задачи, как я уже сказал, – это работать, работать эффективно и удовлетворять ожидания делового сообщества, как российского, так и зарубежного, в отношении деятельности нашего Международного коммерческого арбитражного суда.
– Какие правовые вопросы рассматривают арбитры МКАС?
– Наш арбитражный суд специализированный, т. е. он решает только международные коммерческие споры. Мы не решаем споры внутреннего характера, хотя некоторые из споров могут фактически касаться только внутренних взаимоотношений. Это связано с тем, что в соответствии с Законом Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже» 1993 года (далее – Закон «О МКА») в число международных споров, подлежащих рассмотрению в нашем арбитраже, входят не только споры, в которых одна из сторон является иностранцем, но и споры, когда участниками являются два зарегистрированных в России предприятия, одно из которых должно быть совместным предприятием, т. е. в уставном капитале такого предприятия должен быть иностранный капитал.
В случае возникновения спора, когда одной из сторон будет российское предприятие, полностью принадлежащее российскому бизнесу, а другой – предприятие, которое, например, имеет какой-то процент иностранного капитала или, может быть, на 100 % принадлежит иностранцам, но зарегистрировано в Российской Федерации, т. е. является юридическим лицом Российской Федерации, такой спор с точки зрения нашего закона рассматривается как международный. Иными словами, все поступившие в МКАС иски являются международными коммерческими спорами.
Подавляющее большинство рассматриваемых МКАС споров – это споры, возникающие из договоров международной купли-продажи товаров (внешнеторговой поставки). Данная категория дел составляет примерно две трети всех споров. Вопросы, которые возникают при их рассмотрении, – это просрочка в поставке или ненадлежащее качество поставленных товаров; вопросы, связанные с несвоевременной оплатой или неоплатой товаров; другие вопросы, которые имеют отношение непосредственно к исполнению обязательств по этим контрактам.
В последнее время появляется все больше споров из других внешнеторговых контрактов, среди них финансовый лизинг, вопросы коммерческого представительства, подрядные отношения, транспортная экспедиция, банковские сделки, т. е. палитра наших споров довольно разнообразна и постепенно расширяется. Иными словами, если лет 10–15 назад подавляющее большинство составляли споры из договоров купли-продажи, то сейчас их удельный вес уменьшается за счет того, что появляется определенное количество споров из других договоров. Но это, скорее всего, отражение общей тенденции диверсификации международных экономических отношений. Например, мы ожидаем увеличение числа споров, связанных с использованием интеллектуальной собственности, речь идет о лицензионных договорах, договорах с владельцами авторских прав, что в целом можно назвать торговлей объектами интеллектуальной собственности.
– По общему правилу, МКАС компетентен рассматривать спор в случае, если сами стороны прямо договорились об этом, сделав арбитражную оговорку в тексте контракта или заключив арбитражное соглашение впоследствии. Согласно п. 2 ст. 7 Закона «О МКА», арбитражное соглашение считается заключенным в письменной форме, если оно закреплено в том числе «...путем обмена исковым заявлением и отзывом на иск, в которых одна из сторон утверждает о наличии соглашения, а другая против этого не возражает». В пункте 2 ст. 16 определено, что заявление об отсутствии у третейского суда компетенции может быть сделано не позднее представления возражений по иску. В этой связи возникает вопрос – вправе ли арбитры в случае отсутствия в тексте контракта арбитражной оговорки, тем не менее, принять дело к своему производству, а также начать его рассмотрение, если противная сторона не возразит против компетенции МКАС?
– Подобные ситуации возникают часто. Во-первых, процитированное положение пункта второго ст. 16 Закона, когда арбитражное соглашение может быть заключено путем конклюдентных действий, имеет место в том случае, когда сторона в своем исковом заявлении прямо ссылается на то, что между истцом и ответчиком было достигнуто арбитражное соглашение, но его нет в контракте, из которого возник спор, т. е. оно было закреплено каким-то иным образом, и у самой стороны нет документа, который подтверждал бы это. Может быть, это соглашение было достигнуто в переписке либо каким-то иным способом. Другая сторона – ответчик, если действительно имело место такое соглашение, естественно, не будет возражать, если только не воспользуется ситуацией в надежде на то, что истец не докажет наличие этого соглашения. И если ответчик не будет возражать, а начнет заявлять свои возражения уже по существу исковых требований, то будет считаться, что арбитражное соглашение достигнуто. То есть иск будет принят в такой ситуации, в случае, если истец заявляет или утверждает, что есть арбитражное соглашение. Если говорить о МКАС, то производство может быть начато, но вопрос о том, действительно ли есть компетенция у МКАС по данному спору, решает состав арбитража, который должен быть сформирован обязательно. Стороне, которая отказывается от признания арбитражного соглашения, вряд ли имеет смысл отказываться от участия в формировании состава арбитража, она может это сделать под протестом. Иначе говоря, сторона заявляет о том, что арбитражного соглашения нет, но, тем не менее, она может назначить арбитра, и по закону вопрос о том, есть или нет компетенция, решается не секретарем МКАС, который принимает исковое заявление, а составом арбитров. А для этого нужно проявить определенные действия, по крайней мере, назначить своего арбитра. Заявление об отсутствии компетенции должно быть сделано на самом первом этапе. Однако может иметь место и другая ситуация, когда исковое заявление подано и в нем содержится ссылка на арбитражное соглашение, но другая сторона может, получив такое исковое заявление, сразу заявить, что никакого арбитражного соглашения не было заключено или что арбитражное соглашение, на которое ссылается истец, не относится к данному спору. Иными словами, в первой ситуации достаточно молчания по поводу наличия арбитражного соглашения, при том, что есть отзыв ответчика на иск, т. е. он оспаривает иск и, самое главное, оспаривает его по существу, а не по основаниям отсутствия у арбитражного суда юрисдикции рассматривать данный спор; а во втором случае он прямо заявляет о том, что данный спор не подлежит рассмотрению в арбитражном порядке. Однако это не значит, что иск не будет принят к производству и должен быть возвращен истцу: в этой ситуации надо осуществить формирование арбитражного суда, и он вынесет решение, есть ли у него компетенция рассматривать данный спор. Это решение арбитража, кстати, может быть обжаловано в государственном суде, который вправе отменить решение арбитражного суда о том, что он признал свою компетенцию. Это имеет место только в случае, когда арбитражный суд, рассмотрев все факты, обстоятельства, решил, что он обладает компетенцией. Сторона, которая возражает против такого решения, может обратиться в суд, чтобы суд пересмотрел его. В другой ситуации, если арбитраж придет к выводу о том, что у него нет компетенции вообще, такое постановление арбитража в суде не может быть обжаловано.
– Согласно Закону «О МКА» (п. 1. ст. 16) ничтожность самого договора автоматически не влечет за собой недействительность самой арбитражной оговорки. А может ли арбитражная оговорка являться предметом передачи, цессии?
– Этот вопрос очень интересный. Он обсуждается довольно активно и в международной практике. Если речь идет об уступке контракта, который содержит арбитражную оговорку в целом, то в законодательстве большинства зарубежных стран считается, что, если права и обязанности по контракту полностью передаются от одной стороны к другой, то передается и входящая в этот контракт арбитражная оговорка.
Хотя есть и другой подход, предполагающий искусственное расщепление арбитражного соглашения на права и обязанности. Очевидно, что невозможно передать отдельно права по арбитражному соглашению без обязанностей или наоборот, поэтому, повторюсь, в международной практике доминирует подход, что если контракт передается полностью, т. е. одна сторона уступает другой стороне все права и обязанности по данному контракту, то это включает и арбитражную оговорку.
– У многих предпринимателей при решении вопроса о передаче дела на рассмотрение в арбитраж возникает вопрос: каким образом третейский суд может принять конкретные меры по обеспечению иска? Допускается ли принудительное исполнение предварительных обеспечительных мер?
– В принципе Закон «О МКА» дает право принять меры по обеспечению иска. Но вопрос упирается в возможность их принудительного исполнения. Если арбитраж обязывает сторону совершить какие-то действия, направленные на обеспечение предмета спора, например, передать вещь, являющуюся предметом спора, на хранение третьему лицу или воздерживаться от совершения определенных действий, связанных с предметом спора, то это те обеспечительные меры, которые арбитраж может принять. Здесь надо оговориться, что его требования могут касаться только участников процесса, т. е. такие решения арбитража не обязательны для третьих лиц. Часто возникает ситуация, когда одна сторона просит в обеспечение своих требований запретить распоряжаться имуществом, которое принадлежит ответчику. Арбитраж может, если он найдет основания для этого, распорядиться и обязать ответчика не совершать данных действий. Но для того, чтобы эта мера была эффективна, необходимо наличие возможности ее принудительного исполнения, например, ареста счета в банке. Однако сделать это будет сложно, потому что даже если арбитраж примет такое решение, оно будет являться необязательным для банка, поскольку не является решением, вынесенным государственным судом. В этой ситуации можно обратиться в государственный суд с тем, чтобы он придал обязательную силу решению, вынесенному третейским судом о принятии обеспечительных мер. Но пока это еще очень трудно сделать, потому что специальных норм о том, что решения арбитража об обеспечительных мерах, которые по сути не являются окончательными решениями по существу спора, подлежат принудительному исполнению, пока нет.Тем не менее, в Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже, на основе которого принят и российский Закон «О МКА», в 2006 го-ду было включено новое положение, касающееся обеспечительных мер. Если раньше это были всего лишь два абзаца в одной статье, то сейчас это целая глава и несколько статей, которые подробно регламентируют порядок принятия этих обеспечительных мер, и, что самое главное, там говорится о принудительном исполнении этих самых мер. Но пока эти нормы являются, как я сказал, нормами Типового закона, носящего рекомендательный характер. Каждое государство, которое, как Российская Федерация, использовало этот Типовой закон, вправе сейчас дополнить свой национальный закон этими новыми нормами. Могу сказать, что некоторое время назад были подготовлены предложения по внесению дополнений в наше законодательство, они сейчас прорабатываются в Минэкономразвития России, в установленном порядке согласовываются с другими министерствами и ведомствами. И если эти предложения будут приняты, то это существенным образом усилит полномочия арбитров в принятии мер обеспечительного порядка. Но, хочу подчеркнуть, что даже сейчас, когда нет средств принудительного воздействия, нельзя сказать, что принятие обеспечительных мер со стороны арбитража не будет иметь никаких последствий. Если, например, арбитраж выносит постановление, обязывающее сторону совершить какие-то обеспечительные действия, и она отказывается их совершать, то, сами понимаете, что это не может остаться без каких-либо последствий: по крайней мере, это даст основание арбитражу сделать определенные выводы. Надо помнить, что нет формальных средств принудительного обеспечения, но отказ стороны от выполнения принятых арбитражным судом постановлений о принятии обеспечительных мер тоже не проходит бесследно. Я знаю, что исключительно редки случаи, когда обеспечительные меры, принятые арбитражным судом, не исполняются добровольно стороной. Здесь надо исходить из того, что если обе стороны заинтересованы в том, чтобы спор был в максимальной степени разрешен объективно, то они должны способствовать этому. Если обеспечительные меры, направленные на достижение объективного решения, не выполняются одной из сторон, то возникает вопрос о том, что данная сторона не заинтересована в том, чтобы решение арбитража было принято объективно. Отсюда и возможные последствия оценки.
– Действующая редакция Закона «О МКА» не содержит нормы, которая обязывала бы компетентный государственный суд оказывать помощь, содействие арбитражу в истребовании тех или иных доказательств. Статья 27 не дает ответа на вопрос, обязан или нет компетентный государственный суд выполнять просьбы третейского суда. Как Вы можете прокомментировать данное положение?
– В действительности статья 27 Закона «О МКА» предусматривает такие возможности. Но, к сожалению, такая практика у нас отсутствует вообще, потому что получается, что статья 27 Закона «О МКА» для государственных арбитражных судов не указ. Они считают, что раз в данном случае в Арбитражном процессуальном кодексе России не сказано, что основанием для обращения с подобными заявлениями о содействии в получении доказательств может быть решение третейского суда, то одной статьи 27 Закона «О МКА» для этого недостаточно. Это очень важный момент. Я уже говорил о том, что были подготовлены предложения по дополнению российского законодательства о международном коммерческом арбитраже, и среди этих предложений было также предложение о том, чтобы ввести в АПК специальную статью, которая дала бы возможность на основе статьи 27 Закона «О МКА», в частности, истребовать через суд доказательства, т. е. получать судебную помощь в отношении международного арбитражного разбирательства. Но пока этот вопрос не решен, хотя я считаю, что в принципе статьи 27 достаточно для того, чтобы суды принимали соответствующие меры. Чем данная статья не закон? Но наши государственные арбитражные суды консервативны до предела и зачастую говорят: «А где это у нас записано, у нас этого нет». Для них АПК – как «отче наш», и ничего другого, к сожалению, они не хотят знать. Вы можете хоть 100 раз говорить о том, что 27 статья Закона предусматривает это полномочие суда и стороны вправе на его основе рассчитывать на судейское содействие, но наши судьи отказываются поступать таким образом и ждут либо появления нормы в АПК, либо указания от Высшего Арбитражного Суда России, что они могут это делать.
– Насколько часто российские суды применяют оговорку ordre public, отказываясь исполнять решение арбитража, вынесенное за границей. В чем состоит содержание данной оговорки с Вашей точки зрения?
– Существует Нью-Йоркская Конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений 1958 года. На сегодняшний день данную конвенцию подписали 144 государства. Пункт 2 статьи 5 данной Конвенции предоставляет право властям страны, т. е. судебным органам, в которой предстоит исполнить иностранное арбитражное решение, отказать в его исполнении со ссылкой на противоречие исполнения данного решения публичному порядку этой страны. Это, как говорится, вечная проблема. У нас она стала очень популярной среди юристов в последние два десятилетия, когда на практике в России стала применяться Нью-Йоркская Конвенция, а до этого никто почти и не вспоминал об этом понятии. Связано это с тем, что почти во всех случаях исполнения иностранного арбитражного решения на территории Российской Федерации ответчик, особенно если при разрешении спора применению подлежало иностранное право, прибегает к этому аргументу. И это, в первую очередь, делается с той целью, чтобы дать возможность государственному суду «влезть» в существо дела, что, в принципе, должно исключаться в отношении арбитражного решения. Должен сказать, что это понятие в какой-то степени оказалось «затасканным» в нашей судебной практике. Это понятие подлежит исключительному применению, т. е. является исключением из общего правила о режиме исполнения иностранных арбитражных решений, а по сложившемуся еще в Древнем Риме правилу исключение не подлежит расширительному толкованию. Публичный порядок – это нечто такое, что составляет фундаментальные основы общественного порядка, существующего в конкретном государстве, его несоблюдение может привести к потрясению социально-экономических и правовых основ государства. А в российской судебной практике «публичный порядок» подчас трактуется слишком широко, и, к сожалению, в основном ссылка на него используется для того, чтобы уйти от ответственности, определенной арбитражным решением.
Вот один из последних примеров, кстати, Высший Арбитражный Суд России вовремя поправил положение в данном случае. Несколько лет назад арбитражное решение, вынесенное в Стокгольме, исполнялось в России. Суд первой инстанции отказал в признании и приведении в исполнение данного решения со ссылкой на то, что примененное шведское право о штрафных оговорках в контракте не соответствует российскому гражданскому праву, поскольку одним из принципов российского гражданского права является компенсационный, а не штрафной принцип ответственности. Российские судьи посчитали, что в данном случае исполнение этого решения будет противоречить российскому публичному порядку, хотя нормы шведского права, которые применялись, чуть ли не дословно соответствуют тому, что написано в нашем гражданском законодательстве. Вы знаете, что российское гражданское право допускает штрафные оговорки, и установлено правило, которое позволяет арбитражному суду снизить штрафные санкции, если он посчитает их слишком большими, именно это и было отражено в арбитражном решении. Однако и кассационная инстанция подтвердила позицию суда первой инстанции. К счастью, Высший Арбитражный Суд России сказал, что это не так, российское право, как и шведское, признает штрафную ответственность, штрафные оговорки, и признал это решение.
Несмотря на то, что говорят об «публичном порядке» много, и этот аргумент очень часто используется сторонами для защиты своих интересов, надо отдать должное, государственные суды все-таки реже, чем это имеет место при ссылках в процессах, применяют на практике это положение. Если бы суды очень часто применяли эту норму о публичном порядке, это фактически означало бы уязвимость самой правовой системы. Иначе говоря, если государство в лице судебной власти по любому поводу будет опасаться, что основам его правовой системы угрожают решения международного коммерческого арбитража, это не будет свидетельствовать о фундаментальной устойчивости данной правовой системы.
– Уважаемый Александр Сергеевич, каким образом в практике международного коммерческого арбитража применяются нормы транснационального права – lex mercatoria?
– В практике МКАС встречаются ситуации, в которых арбитры в подтверждение своего решения ссылаются не вообще на lex mercatoria, а на один из наиболее авторитетных документов в этой области, а именно на Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА. Просто так на lex mercatoria сослаться очень сложно, ввиду того, что одна из главных слабостей этой концепции – отсутствие четкой системы ее источников, т. е. нормативных правовых актов. А Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА как раз и являются одним из таких источников. Каждый год мы находим несколько дел, когда арбитры применяют также Принципы УНИДРУА субсидиарно к международным конвенциям, в частности, к Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года. В ней зафиксировано, что если отсутствует необходимая норма в Конвенции, то должны быть применены принципы, на которых основывается Конвенция. Так вот, во многих решениях, вынесенных арбитражами не только в России, считается, что Принципы УНИДРУА можно применять как принципы, на которых построена Венская конвенция. Довольно часто Принципы УНИДРУА применяются, когда российское право, в частности, не дает ответа на какие-то конкретные вопросы, или необходимо уточнить применительно к международной сделке какое-то положение, сформулированное в российском праве. Например, очень часто в решениях арбитров делается ссылка на Принципы УНИДРУА, когда нужно установить размер процента, который подлежит уплате при просрочке денежного обязательства, потому что у нас в Гражданском кодексе написано, что процентная ставка определяется по месту нахождения кредитора. Но ведь процентные ставки бывают и краткосрочные, и среднесрочные, и долгосрочные. В свою очередь, Принципы УНИДРУА содержат четкие нормы о том, какими правилами нужно руководствоваться в данном случае.
– Каковы, по Вашему мнению, перспективы развития альтернативных способов урегулирования споров в России (посредничество, добрые услуги, арбитраж)?
– Если говорить об арбитраже, то перспективы неплохие. Но, к сожалению, это все пока идет достаточно трудно. Связано это с тем, что проводимая в стране политика по поддержке альтернативных способов разрешения конфликтов не всегда поддерживается судебной практикой. Суды достаточно жестко подходят к применению законодательства о третейском разбирательстве. В целом речь идет о необходимости расширения культуры третейского разбирательства, и, самое главное, необходимо, чтобы суды относились с большим доверием к третейским судам. Во многом существующий сегодня жесткий подход со стороны государственных судов к третейскому разбирательству вызван также и возможностью злоупотребления законодательством о третейском суде. Часто с его помощью создаются незаконные схемы для легализации неправомерных сделок. Конечно, государственные суды не могут не реагировать на это. Но в данном случае здесь надо найти золотую середину, чтобы, с одной стороны, действительно не допускать злоупотребления этим институтом, а с другой стороны, не создавать условия, чтобы его применение неоправданно сужалось. Сами государственные суды должны быть заинтересованы в развитии альтернативных способов разрешения споров, тем самым облегчается их бремя и снимается дополнительная нагрузка. Что касается посредничества, то надо упомянуть находящийся в настоящее время в Государственной Думе России проект Федерального закона Российской Федерации «О согласительных (посреднических) процедурах в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности». Его принятие будет способствовать применению согласительных посреднических процедур или, как сейчас говорят, медиации. В целом тут есть еще одна очень серьезная проблема. Дело в том, что все неформальные способы урегулирования основаны на том, что стороны идут по отношению друг к другу на взаимные уступки, компромиссы, которые часто означают отказ от формальных требований, основанных на диспозитивном регулировании закона. Так вот, если стороны, основываясь на своих деловых соображениях, будут достигать какого-то взаимоприемлемого решения или урегулирования, то вряд ли такое же понимание они встретят, например, в налоговых органах или в других контрольных органах, которые весьма критически подходят к оценке коммерческой практики. Сейчас, к сожалению, на такого рода операции предпринимательских структур налоговые органы смотрят если не с подозрением, то, по крайней мере, весьма скептически, часто считая, что это способ уклонения от уплаты налогов. Поэтому предпринимателям проще обратиться в государственный суд с незначительным иском и списать свои убытки, чем, прибегнув к внесудебной процедуре, найти взаимоприемлемое коммерческое решение, но натолкнуться на претензии со стороны налоговых органов.
Когда к предпринимателям будут относиться более адекватно со стороны государственных органов, когда их не будут загонять в исключительно формальные рамки, тогда и альтернативные способы разрешения споров будут использоваться более широко.
– Спасибо, Александр Сергеевич, за Ваши содержательные и конкретные ответы на наши вопросы!
