№ 5 (96) 2016г.

L. P. Anufrieva:

LAW OF EURASIAN INTEGRATION IN ACTION

Interview with Liudmila P. Anufrieva, Professor of International Law sub-faculty of O. E. Kutafin Moscow State Law University, Honorary Associate of Higher Professional Education of Russian Federation.

Визитная карточка:

Людмила Петровна Ануфриева - доктор юридических наук, профессор кафедры международного права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации. В 1971 году окончила Университет дружбы народов им. П. Лумумбы (УДН) и поступила в аспирантуру того же Университе­та по кафедре международного права. В 1976 году защитила кандидатскую диссертацию на тему «Правовое регулирование международ­ного сотрудничества развивающихся стран в области науки и техники», в 2004 году - докторскую диссертацию на тему «Соотношение международного публичного и международного частного права (сравнительное исследование правовых категорий)». Имеет ученое звание профессора.

В течение ряда лет работала на зарубежных объектах экономического и технического сотрудничества, сооружаемых при содей­ствии СССР и Российской Федерации в Королевстве Марокко, Республике Нигерия, Республике Индия в качестве переводчика, юрискон­сульта, руководителя коммерческо-юридической группы, юриста лидера международного консорциума (на реконструкции Дургапурско- го металлургического завода в Индии). С1976 по 1990 гг. работала в системе Академии наук СССР, в том числе в Институте государства и права АН СССР. С 1993 года преподает в Московском государственном юридическом университете имени О. Е. Кутафина (МГЮА).

Л. П. Ануфриева имеет опыт практической работы в области международного права и регулирования международной экономиче­ской интеграции, участвуя в работе отдельных международных и внутригосударственных органов (рабочих групп Правового совещания Совета Экономической Взаимопомощи (1979-1990 гг.), Аппарата уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, Межве­домственной Комиссии по делам ИКАО и др.; рабочей группы по подготовке ратификации Российской Федерации Кейптаунской конвен­ции о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования при Торгово-промышленной палате РФ и др.).

Входит в состав редколлегии серии «Золотой фонд российской науки международного права», являлась членом Научно-консульта­тивного совета при Высшем Арбитражном Суде Российской Федерации; выступала специалистом по вопросам международного публич­ного и международного частного права в Экономическом суде Содружества Независимых Государств.

Обладает широким спектром научных интересов, куда входят: теория международного и международного частного права, в том числе разработка понятийного аппарата указанных наук; общие начала, система и основные институты международного частного права; соотношение международного и внутригосударственного права, международного публичного и международного частного права; применение норм международного права в национально-правовой системе; международный коммерческий арбитраж; правовые вопросы международного экономического и научно-технического сотрудничества; международное экономическое, финансовое и инвестиционное право и др. Предметом концентрированного внимания Л. П. Ануфриевой в последние годы выступают разнообразные актуальные во­просы теории и практики международного сотрудничества, касающиеся системы международного права, его источников и принципов, фрагментации и дифференциации, ответственности государств в международном экономическом праве, «права ВТО» и его применения, а также правовых аспектов международной экономической интеграции включая евразийскую интеграцию, и международное правосудие и др.

Опубликовано индивидуально и в составе авторских коллективов около 200 научных и учебно-методических работ общим объемом, превышающем 350 п.л., в том числе монографии, учебники, учебные и научно-практические пособия, комментарии, энциклопедии, сло­вари, статьи в отечественных и зарубежных юридических изданиях. Наиболее известны: «Сотрудничество в области науки и техники между социалистическими и развивающимися странами (правовые вопросы) (1987); «Соотношение международного публичного и между­народного частного права: правовые категории (2002); «Международное частное право. В трех томах. Том 1. Общая часть: Учебник» (2000, 2002); «Международное частное право. В трех томах. Том 2. Особенная часть: Учебник» (2000, 2002); «Международное частное право. В трех томах. Том 3. Трансграничные банкротства. Международный коммерческий арбитраж. Международный гражданский процесс: Учебник» (2001); Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья (постатейный) / Отв. ред. Л. П. Ануфриева (2004); «Преподавание курса «Международный коммерческий арбитраж». Научно-практическое пособие» (2006); «Междуна­родное публичное право. Учебник / Отв. ред. К. А. Бекяшев (1998; изд. 2-е, перераб. и доп.,1999; изд. 3-е, перераб. и доп., 2004; изд. 4-е, пере- раб. и доп., 2005, изд 5-е, перераб. и дополн., 2009, 2011); «Международное частное право». Учебник / отв. ред. Г. К. Дмитриева (2000, 2003), «Международное публичное и международное частное право: состояние и возможности междисциплинарного исследования» // «Forging a Common Legal Destiny». Liber Amicorum in Honour of William E. Butler. L., 2005; «Иммунитет государства и защита культурных цен­ностей» / под общ. ред. К. Е. Рыбака. М., Изд. дом «Парад» (2009); «Философия международного частного права» // Международные от­ношения и право: взгляд в ХХI век. Материалы конференции в честь профессора Л. Н. Галенской / Под ред. С. В. Бахина. СПб.: Изд. дом С.-Петерб. гос. ун-та «Университетский издательский консорциум «Юридическая книга», 2009; «В созвездии блистательных имен...: М. И. Брун: некоторые факты жизненного пути и научной биографии; М. И. Брун и развитие отечественной науки международного частного права // Золотой фонд российской науки международного права. Том 2. М.: Междунар. отношения. 2009; Институты между­народного правосудия / Ануфриева Л. П., Буткевич О. В., Воробьева Н. Г., Кожеуров Я. С; под. ред. В. Л. Толстых. М.: Международные от­ношения, 2014; Еще раз о возникновении, становлении, понятии и отраслеобразующих признаках международного экономического права // Фрагментация международного права. Liber amicorum в честь профессора Е. Г. Моисеева. Авторы: Абашидзе А. Х., Солнцев А. М., Конева А. Е., Ануфриева Л. П. и др. / отв. ред. Н. А. Соколова. Москва: Издательский центр Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), 2014; Институт международной ответственности и международное экономическое право (некоторые дискуссионные аспекты) (С. 23-37) // Международное экономическое право в эпоху глобализации: Liber amicorum в честь 60-летия профессора В. М. Шумилова /отв. ред. Д. С. Боклан, И. М. Лифшиц, Вып. 54. Москва: Всероссийская академия внешней торговли (ВАВТ) Минэкономразвития России, 2015; Поня­тие «источник права в международно-правовой науке: догма «классики» и современная доктрина // Современное международное право: теория и практика. = Contemporary international law: theory and practice / под ред. Б. М. Ашавского. Москва: Оригинал-макет, 2015; P. E. Kazanskii: "On His Character, Biography, Life, and Works, or What Has Been Left to His Descendants ..." // Jus Gentium. Journal of International Legal History. 2016. No 1. P. 9-32; и др.; Право ВТО: теория и практика применения / под редакцией Л. П. Ануфриевой. М.: Издательство «Норма» - Инфра-М, 2016.

Награждена медалью «Ветеран труда» (1989), медалью ВДНХ СССР «За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства СССР» (монографию «Сотрудничество в области науки и техники между социалистическими и развивающимися странами (правовые вопросы)». Индивидуальный учебник в трех томах «Международное частное право» стал победителем конкурса «Пушкинская библио­тека», организованного Институтом «Открытое общество» (Фондом Сороса) в 2001 году.

 

Л. П. Ануфриева и А. А. Ковалев на организованном юридическим факультетом МГУ им. М. В. Ломоносова (кафедрой международного права) 13 декабря 2013 года «круглом столе» на тему «Вопросы прямого действия права ВТО в правопорядке Российской Федерации и Таможенного союза», в котором приняли участие известные юристы- международники, практические работники, представители государственных органов.

*****************************************************************

-      Дорогая Людмила Петровна, как Вы в целом оцени­ваете опыт, тенденции и перспективы интеграционных процессов в мире? Особенно в свете того, что в Велико­британии сторонники выхода из Евросоюза одержали по­беду на референдуме? Да и в других странах ЕС евроскеп­тики укрепляют свои позиции...

-      Как ни парадоксально, при ответе на первую часть во­проса целесообразно отчасти абстрагироваться от непосред­ственного его предмета - явления интеграции как таковой и погрузиться вглубь эволюции человеческих обществ и меж­государственных связей. Вообще идея взаимозависимости государств в мире, обусловленности их сотрудничества вза­имными интересами, особенно популярная в современную эпоху и объясняемая преимущественно «глобализацией», оказывается не нова. Мировая история располагает свиде­тельствами того, что еще в Древнем мире формулировались подобного рода установки на необходимость теснейшего взаимодействия государств. Так, правоведами цитируются суждения римского государственного деятеля и философа Марка Туллия Цицерона, который недвусмысленно исходил из формулы: «Мировой организм есть неразрывное целое». Сегодня в экономической сфере международного общения это, как никогда ранее, ощущается в виде императива. Мож­но привести также анализ высказываний дореволюционно­го российского международника В. А. Уляницкого о взаим­ной «зависимости государств в успешном преследовании их многообразных, постоянно усложняющихся духовных и ма­териальных, общекультурных и экономических интересов», звучащих весьма современно.

Именно умножение, а не сложение усилий, о котором в свое время говорил идеолог и практик западноевропейской экономической интеграции министр иностранных дел Франции, а затем функционер европейских сообществ Р. Шуман в связи с ЕОУС и ЕЭС, или «общим рынком», обеспечиваемое экономическим взаимодействием в форме интеграционного сотрудничества различных стран, есть суть интеграции как общественно-политического и социально-экономического международного явления.

В этом смысле, как видно, процессы интеграции объек­тивны, их нельзя не оценивать позитивно. Другое дело - го­сударства могут не устраивать какие-то формы интеграции (как вообще, так и на определенных ее этапах). На позиции отдельных участников интеграционных объединений мо­гут повлиять определенные политические и правовые ре­шения органов объединений по важнейшим проблемам, которые затрагивают государства и их граждан, входящие в интеграционное образование. Так произошло с Велико­британией, которая не согласна с решением «миграцион­ного кризиса» Европейским союзом. Именно это во многом обусловило накал центробежно настроенных сил в данной стране, приведший к известным нам результатам референ­дума. Здесь, исходя из реакции на недавно появившийся термин «евроскептики», думается, следует усматривать скепсис не в отношении объединения Европы, а в отноше­нии соответствующей формы - так называемой «наднаци­ональности» - и такой ее трактовки, которая практикуется в данном образовании. Кстати, рассматриваемое событие - референдум в Великобритании - наглядно показало всем, что ни о какой «наднациональности», противопоставленной «классической» государственности, традиционным устоям международного права говорить не приходится даже при­менительно к ЕС. Характерно в этом отношении, что даже премьер-министр Великобритании Д. Кэмерон в одном из своих публичных выступлений постфактум в связи с рефе­рендумом, комментируя событие, обосновал его ссылкой на суверенитет Соединенного Королевства.

Вместе с тем в юридическом плане в области теории и практики интеграции в науке и по сей день не устранен ряд существенных вопросов. Куда должны быть включены нормы, регулирующие межгосударственные отношения интеграционного типа? Распространяется ли на интеграци­онные объединения международное право? Не возникает ли по мере укрепления связей внутри такого образования некоей третьей - не могущей быть отнесенной ни к между­народному, ни к внутригосударственному праву - системы права, т.е. «права интеграции», каково будет его место в гло­бальной юридической системе и, наконец, обоснованно ли предложение так называемого «интеграционного права» в качестве научного понятия. Сразу отмечу попутно, что с по­следним - внедрением понятия «интеграционное право - не могу категорически согласиться по теоретическим сообра­жениям. О своих возражениях в данном отношении считала своим долгом высказаться в профильных юридических изданиях.

-      Уважаемая Людмила Петровна, насколько справед­ливым является сопоставление европейской и евразий­ской интеграций?

-      Сопоставление указанных процессов не только оправ­данно по любому из направлений развития интеграции в одном и в другом случаях, но и является настоятельным для уяснения различных сторон, путей и результатов инте­грационного сотрудничества государств, а, следовательно, и учета разнообразного опыта. Сравнение западноевропей­ской и евразийской интеграций очевидно демонстриру­ет кардинально различающиеся темпы в поступательном движении интеграции применительно к тождественным используемым организационно-правовым формам, но не принципиальные различия в сути явления. В данной свя­зи нельзя, пожалуй, не сказать справедливости ради, что большинство «индикаторов» евразийской интеграции пока существует только на бумаге. Кроме того, налицо несомнен­ное расхождение с теми образцами интеграции и инте­грационного объединения, которые в течение длительного времени находились перед глазами международного сооб­щества и воплощались в западноевропейской интеграции. В этом плане бесспорно справедливы утверждения о том, что «государствам бывшего СССР предстояло пройти свой не­простой путь к восприятию идеи интеграции, не похожий на западноевропейский».

Особо стоит указать, что на достижение цели строи­тельства «общего рынка» в случае европейской интеграции ушли десятилетия, так как еще в Римском договоре можно найти свидетельства подобных намерений, а экономиче­ский союз реально и формально-юридически был провоз­глашен лишь в Маастрихтском договоре 1992 г., т.е. спустя 45 лет после заключения договора о ЕЭС. В ситуации же с евразийской интеграцией формирование единого экономи­ческого пространства, общего рынка и экономического со­юза (а он предполагает также функционирование валютно­го, платежного, расчетного союзов, равно как и кредитной системы), заняло менее пяти лет.

-      Не могли бы вы подробнее остановиться на вопросе о сущности и истоках евразийской интеграции на совре­менном этапе?

-      Отрицание некоторыми современными юристами-меж- дународниками интеграционных характеристик объединений государств в евразийском пространстве варьируется по уров­ню обобщений, теоретической направленности и существу суждений, соседствуя к тому же с различными квалификация­ми смежных явлений, на чем представляется целесообразным остановиться особо.

Стоит обратить внимание на различия в позициях в от­ношении даже сопоставления двух образований - ЕврАзЭС и ЕАЭС (например, выступая в июне 2016 года на 59 еже­годном собрании Российской ассоциации международного права, судья Суда ЕАЭС Т. Н. Нешатаева констатировала, что «ЕАЭС - получился», из чего можно сделать вывод, что предшествующим образованиям, оформляющим интегра­ционные процессы в рамках ЕврАзЭС, это не было свой­ственно). В оценках подобного рода, думается, ключевое значение должен иметь принцип историзма при подходе к явлению: ЕврАзЭС - собственно продукт своего этапа со­трудничества, а ЕАЭС - своего.

Одним из активно обсуждаемых дискурсов выступает вопрос о правовом статусе и правовой природе интеграци­онного объединения («международная организация» или не международная организация, «классическая» между­народная межправительственная организация (ММПО) или «особое формирование», «правосубъектная» с точки зрения международного права или «неправосубъектная» и т.д.).

Правовая природа договора, учреждающего нынешний ЕАЭС, и самого Союза трактуется иначе. Отдельные пред­ставители доктрины (проф. А. Я. Капустин) усматривают в них двойственный характер: различаются правоотношения «внутри организации», которые квалифицируются в качестве «первичных правоотношений» - это отношения между госу­дарствами-членами по поводу участия в работе и деятельно­сти органов ЕАЭС, плюс отношения с указанными органами и отношения между органами. Существуют и «вторичные правоотношения», которые касаются «реализации прав и обя­занностей, вытекающих из второй и третьей частей Договора и иных международных договоров в рамках Союза, и решений органов ЕАЭС, регулирующих отношения по поводу функ­ционирования экономических механизмов регулирования экономики». Автор именует «вторичные правоотношения» имеющими смешанный характер (международно-правовой и национально-правовой), поскольку их реализация предпо­лагается в рамках национальных правовых систем государств- членов ЕАЭС.

Существо изложенного взгляда, к сожалению, не дает оснований для его поддержки. Прежде всего, нельзя согла­ситься с тем, что международная правосубъектность ЕАЭС как бы распадается на куски, «дробится» («международная организация» и «экономический союз»), в зависимости от структуры его учредительного акта - Договора о ЕАЭС со всеми его частями и приложениями, и от того, какие нормы заключены в нем. В любой международной организации в силу института членства его участников государства вступа­ют в разнообразные отношения, в том числе и отношения обеспечения ее целостности и единства при выступлении вовне как институции (т.е. в сфере установления компетен­ции, формирования и работы органов и т.п.), и, собственно, функционирования объединения как такового (реализации целей, функций и задач).

Последнее обусловлено характером рассматриваемой институции. Если это «международная организация регио­нальной экономической интеграции», как указано в п. 2 ст. 1 Договора о ЕАЭС, то нормы, регулирующие отношения участников не просто по широкой координации экономи­ческой деятельности государств, но их совместные согла­сованные действия в указанной области, и возникающие, следовательно, на их основе правоотношения, выступают неотъемлемой составляющей деятельности данной между­народной организации, являющейся экономическим сою­зом. Будь это какой-нибудь «международный региональный союз электросвязи», его учредительный договор аналогич­ным образом предусматривал бы и наличие определенных органов, и нормирование их работы, и деятельность органи­зации в целом благодаря совместным усилиям государств- членов, только сфера его деятельности была бы значительно уже, а цели, компетенция и функции организации были бы, естественно, другими. Международная институция, пре­следующая цель координации связей государств-членов, и таковая, рассчитанная на интеграционное сотрудничество, закономерно разнятся между собой, но правосубъектность организации, ее международно-правовая личность ни в том, ни в другом случаях не может отрицаться.

И уж, разумеется, никак нельзя присоединиться к мне­нию о «смешанном характере» так называемых «вторичных правоотношений», поскольку-де их реализация предполага­ется в рамках национальных правовых систем государств - чле­нов ЕАЭС. Это обстоятельство вряд ли нуждается в простран­ном пояснении - зададим лишь один вопрос: а разве в иных случаях, когда речь не идет об интеграционных образованиях, национально-правовая сфера государств-членов остается не затронутой таким сотрудничеством и нормами, регулирую­щими его, из которых, собственно, и возникают соответствую­щие международные обязательства государств? Ответ на него однозначен - нет! Вывод напрашивается сам собой: тезис оши­бочен.

-      Как Вы оцениваете, допустим, такие высказы­вания, присутствующие в литературе по проблемам евразийской интеграции: «Евразийская интеграция является не только волюнтаристским проектом, но и объективной необходимостью, обусловленной неза­вершенностью советского проекта и действием острых и во многом схожих вызовов, с которыми столкнулись постсоветские государства. Для многих людей ... евра­зийская интеграция является светлой надеждой. Если официальный проект и имеет какие-либо шансы на успех, он должен соответствовать этой надежде и вы­ражать глобальные исторические тенденции. Размыш­ления о евразийской интеграции, однако, приводят к неутешительным выводам: в лучшем случае интегра­ция выглядит чисто экономическим мероприятием, способным стимулировать международную торговлю и ничего больше, в худшем — она является большим симулякром».

-      Заметим: «симулякр» — это «копия», оригинал ко­торой в реальном мире отсутствует. Например, фотогра­фия — симулякр той реальности, что на ней отображена. Однако квалификация евразийской интеграции в качестве «симулякра» на основе того, что интеграция может нахо­диться первое время в состоянии неразвитости (ведь ника­кие процессы, в том числе и интеграционный, не развора­чиваются сразу во весь рост!), заводит в тупик: процесс не «мчится рывком», а движется медленно, постепенно, даже иногда может стагнировать, — значит, интеграции в дей­ствительности нет?! Иными словами, нет скорости - нет и самого явления, но однако же есть «симулякр»!? «Копия» - чего же, если «оригинал» отсутствует? Несостоятельность подобных выводов очевидна. И впрямь, если иметь в виду создание первоначально зоны свободной торговли, затем Таможенного союза, Единого экономического пространства в рамках ЕврАзЭС, а в современный период «общего рын­ка» и в перспективе оформления валютного, платежного и расчетного союзов в рамках Евразийского экономического союза, то в условиях не стихающих волн мировых экономи­ческого и финансового кризисов назвать это чьей-то «прихо­тью», волюнтаристским решением язык не поворачивается. Если в чем и нужно упрекнуть «архитекторов» евразийской интеграции, то, как кажется, в излишней поспешности при планировании реализации последнего этапа - создания общего рынка и экономического союза. В этой связи inter alia подчеркнем: имеет место инверсия форм интеграции: сначала единое экономическое пространство, затем общий рынок, хотя и логически, и экономически, а, значит, и юри­дически должно быть наоборот. Да и для экономического союза требуется немало предшествующих «достижений»: наличие единой платежной, валютной, расчетной и т.п. систем, следовательно, и оформление соответствующих со­юзов. Унификация правовых норм должна проходить не на стадии экономического союза, а на более ранних этапах сотрудничества. На стадии экономического союза право го- сударств-участников должно быть не просто «сближено», «гармонизировано», а унифицировано. В этом плане стоит напомнить практику СЭВ, в котором даже без постановки амбициозной цели создания «общего рынка» в 80-е гг. был взят курс на разработку «общих положений обязательствен­ного права» стран-членов Совета - единообразных матери­ально-правовых норм.

-      Как же соотносится, на Ваш взгляд, право евразий­ской интеграции с правом интеграции в целом и между­народным правом?

-   Право евразийской интеграции, будучи неразрывно свя­занным с политическими, экономическими и юридическими формами осуществления сотрудничества государств-участников, отражает в себе как договорные, так и институционные средства интеграции. В силу этого право евразийской инте­грации не может быть отделено от международного права, которое в свою очередь составляет неотъемлемую часть глобальной юридической системы. В этом плане недочеты формулировок или подходов, зафиксированных в соглашени­ях или иных международных актах как инструментах право­вого регулирования интеграции, отсутствие порою последова­тельности принимаемых решений органами интеграции или государствами-членами, и т.п., не должны заслонять «класси­ческую» международно-правовую природу и сущность как са­мих интеграционных объединений, с тем или иным успехом действующих в евразийском пространстве, так и оформляю­щих их международных договоров.

Трактуя вопросы евразийской интеграции и ее правовой регламентации, так или иначе нужно вести речь о региональ­ной экономической интеграции, значит, в свете этого важно сопоставить конкретные примеры рассматриваемого явления: «право евразийской интеграции» и «право европейской», «южноамериканской», «андской», «североамериканской» и т.п. интеграции interse.

Право евразийской интеграции производно от его ма­териальной основы - самой интеграции, - которая пред­ставляет собой широкое понятие, относящееся к весьма не­однозначному феномену. С учетом сказанного, хотя это и будет выглядеть не очень точно с исторической, географиче­ской или политологической и правовой точек зрения, мас­штабом евразийской интеграции в нынешних условиях слу­жат все же рамки Евразийского экономического союза. При этом важно еще раз подчеркнуть: понятно, что приведение евразийской интеграции и «права евразийской интегра­ции» к вышеуказанному «общему знаменателю» на основе подхода к явлениям со строго географическими, истори­ческими, организационно-правовыми и иными мерками, конечно же, невозможно по объективным показателям. Прежде всего нельзя сбрасывать со счетов те политические, экономические и правовые процессы, которые происходи­ли и ныне происходят в рамках Содружества Независимых Государств, а ранее в ЕврАзЭС. Правда, надо сразу отметить, что полноценного движения по пути интеграционного со­трудничества применительно к СНГ странам-участницам достичь так и не удалось. Да и пример ЕврАзЭС, по мнению некоторых специалистов, не может в полной мере дать ма­териала для утверждений об «интеграционной» сущности и направленности процессов его зарождения.

-      ЕврАзЭС по своим институционно-правовым ха­рактеристикам, по мнению некоторых специалистов, не выделялось среди других ММПО, оно не ставило своей задачей формирование какого-либо интеграционного сообщества, а преследовало более скромную цель - «про­движение процесса формирования Таможенного союза и Единого экономического пространства». Это обстоятель­ство, указывается в литературе, и предопределило в из­вестной мере его временный, промежуточный характер, что подтвердилось в решении, принятом на заседании Межгосударственного совета в г. Минске 10 октября 2014 года, когда главы государств-членов (России, Белоруссии, Казахстана, Киргизии и Таджикистана) приняли решение о    прекращении деятельности Евразийского экономиче­ского сообщества в связи с началом функционирования с 1    января 2015 года ЕАЭС.

-      Отрыв указанных организационно-правовых форм ин­теграции - ТС и ЕЭП - от самой интеграции, как я считаю, является неприемлемым. В то же время так называемый «промежуточный» характер ЕврАзЭС объясняет некото­рым образом причины, почему сегодня в принципе реаль­но говорить о евразийской интеграции именно в контексте ЕАЭС. С другой стороны, вряд ли можно не принимать во внимание и политико-экономические объединительные процессы, в которых участвуют государства постсоветско­го пространства, за рамками, однако, межгосударственных образований стран - бывших республик Советского Союза (ШОС, АТЭС, АСЕАН). Эти факторы предстают в качестве особенно значимых в свете актуальных событий - прохо­дившего 23-24 июня 2016 года в Ташкенте саммита ШОС в связи с ее 15-летием - и сформулированных на нем планах расширения евразийской интеграции на все азиатское про­странство.

Но даже и вышеуказанный суженный подход к рассмотре­нию проблемы места правового регулирования евразийской интеграции в глобальной нормативной системе не позволяет обойтись без последовательного углубления в ряд ключевых категорий, часть из которых, как, например, сама «евразий­ская интеграция», «право ЕврАзЭС/ЕАЭС» и др., подверглись изучению в современной юридической литературе. В то же время не со всем, что встречается в международно-правовых трудах сегодня, можно согласиться, особенно когда речь идет о трактовке характера, причинах возникновения и импульсов, «подпитывающих» евразийскую интеграцию, и оценках суще­ствующей реальности.

-      Так какое место, по Вашему мнению, занимает пра­вовое регулирование евразийской интеграции в глобаль­ной нормативной системе?

-      Если освещение вопроса о месте правового регулирова­ния евразийской интеграции в глобальной нормативной си­стеме закономерно требует основательного погружения в по­нятия «интеграция» и, в частности, «евразийская интеграция», равно как и в категорию «глобальная нормативная система», то анализ последней первостепенным образом исходит из уче­та ее встроенности в общемировую международную систему. Она же в свою очередь включает в себя политическую, эконо­мическую, финансовую, социальную и т.д. системы, охватыва­ющие все государства, международные межправительствен­ные и неправительственные организации, интеграционные объединения, неправосубъектные образования, юридические лица, индивидуумов и т.д.

В глобальную нормативную систему входят разноо­бразные правила поведения, направленные на упорядо­чение различных взаимосвязей между составляющими системы (нормы нравственности, морали, этики, религи­озные, корпоративные и проч.) и, наконец, юридические предписания. Таким образом, лишь определенная часть глобальной нормативной системы состоит из правовых регуляторов, в объеме которых международно-правовые нормы присутствуют только в некоторой степени. В чис­ле последних значатся и правила поведения субъектов международного права, регулирующие отношения между участниками интеграционных образований - государства­ми - и интеграционными образованиями или третьими сторонами между собой.

С учетом этого нормы «права евразийской интегра­ции», в качестве ее регуляторов присутствуя в глобальной системе вообще, а также и в глобальной нормативной юри­дической системе, занимают место, обусловленное рядом ключевых обстоятельств. Во-первых, это то, что она имеет региональный характер; во-вторых, факт, что евразийская интеграция развивается в рамках институционально оформ­ленного образования (ЕАЭС), который юридически провоз­гласил целью интеграционное объединение; в-третьих, это статус ЕАЭС как субъекта международного права, т.е. меж­дународной правосубъектной организации, не имеющей так называемой «наднациональной» или «надгосударствен­ной» природы; в-четвертых, «право евразийской интегра­ции», будучи опосредствуемым международными догово­рами и/или актами органов международной организации, закономерно являет собой часть международного права. Высказанные положения опираются на позитивное право, и именно статью 1 Договора о Евразийском экономическом союзе, где непосредственно устанавливается, что «Союз яв­ляется международной организацией региональной эконо­мической интеграции, обладающей международной право­субъектностью».

-      Вы являетесь признанным специалистом как в ча­сти международного публичного, так и в области между­народного частного права. Как сегодня происходит, на Ваш взгляд, взаимовлияние и взаимодействие этих двух родственных, но все же самостоятельных сфер права?

-      Скажу сразу и безоговорочно: занимаясь теорети­ческими правовыми исследованиями, в ряде случаев и фундаментальными проблемами науки, я категорически выступаю за междисциплинарный подход. В свете этого, признавая несомненную раздельность двух систем права: международного и национального (внутригосударственно­го), а также исходя из принадлежности международного частного права к внутригосударственному праву в качестве специфической его подсистемы ввиду обладания несомнен­ными юридическими особенностями (среди них объект ре­гулирования, нормативный состав, методы регулирования, существенно отличающиеся от инструментария, свойствен­ного национальному праву), я не представляю себе пости­жение и изучение международного частного права без учета знания международного публичного права. Таким образом, для меня не существует хорошего специалиста - «частника» (т.е. в профессионала в области международного частного права), если он несведущ в сфере международного публич­ного права. Ввиду этого, когда в относительно недавнем про­шлом ВАК предприняла анкетирование научных кадров в целях пересмотра перечня и состава, а также шифров науч­ных специальностей, я, не сомневаясь, высказала позицию в отношении необходимости возврата к предшествующему опыту, в рамках которого специальность 12.00.10 включала в себя и международное, и международное частное право. Развитие обеих наук в этом случае было бы более плодот­ворным, поскольку нормы международного частного права регулируют, пусть и не межгосударственные («междувласт­ные») отношения, но несомненно международные, а не вну­тренние общественные отношения. Этот фактор учета той среды, выходящей за рамки одной государственно-правовой общности, в которой и «обитают» оба типа общественных отношений, крайне важен и для международного публич­ного, и для международного частного права. Нахождение в одном «лукошке» специальностей для двух наук несомнен­но взаимно обогащало бы их и способствовало большей плодотворности их результатов. Между тем, сегодняшняя их разобщенность порою приводит к заблуждениям или даже ошибочным суждениям как «частников» в отношении международного права, так и «публичников», когда они ка­саются МЧП. Кроме того, включение МЧП в «тройку» (спе­циальность 12.00.03) и тем самым «цивилистический» уклон (а этому предшествовал отказ от кодификации норм МЧП в форме специального закона и посему вхождение раздела «Международное частное право» в третью часть ГК РФ) спо­собны если не уничтожить международное частное право как особый, уникальный феномен, то во всяком случае из­вратить представления о его юридической природе и спец­ифике в умах большинства юристов. По крайней мере, как сейчас это нередко проявляется, даже видные цивилисты квалифицируют международное частное право то «подо­траслью гражданского права», то «частью гражданского за­конодательства». Разумеется, ни то ни другое не является верным, однако «переломить» тенденцию в сложившихся условиях невероятно трудно.

-      Уважаемая Людмила Петровна, в заключение наш традиционный вопрос, что бы Вы хотели пожелать со­трудникам редакции, авторам и читателям Евразийского юридического журнала?

-      В числе первейших пожеланий самому журналу, его создателям, авторам, читателям, да и всем нам вообще хоте­лось бы выразить надежду на обретение стабильности во всех отношениях и масштабах: в мире, политике, экономике, соци­альном климате, в стране, семье и в душе каждого человека! Благодарю журнал и его главного редактора за беседу, в кото­рой затрагивались актуальные и важные для интересов России и науки вопросы.

Интервью брал: