№ 9 (100) 2016г.

T. N. NESHATAEVA:
THE COURT OF THE EURASIAN ECONOMIC UNION IN ACTION

Interview with judge of the Court of the EEU, Ph.D. in Law, professor, Head of International Law sub-faculty of the Russian State University of Justice, Neshataeva Tatyana Nikolaevna.

Визитная карточка:

Нешатаева Татьяна Николаевна - судья Суда ЕАЭС, доктор юридических наук, профессор, за­служенный юрист Российской Федерации, заведующая кафедрой международного права Российского государственного университета правосудия

В 1976 году окончила Пермский государственный университет по специальности «правоведе­ние». С 1982 по 1985 год обучалась в аспирантуре Московского государственного университета и за­щитила кандидатскую диссертацию.

Работу по специальности начала в 1976 году в органах прокуратуры Пермской области.

С 1985 по 1990 год являлась ассистентом, доцентом кафедры государственного права и советского строительства Пермского госу­дарственного университета.

С 1990 по 1993 год - докторант Московской юридической академии, защитила докторскую диссертацию.

В 1995 году назначена судьей Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.

С1998 года руководитель сектора, с 2005 года куратор Управления международного права и сотрудничества Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации.

С 2012 по 2014 год судья Суда Евразийского экономического сообщества.

С 2013 по 2014 год заместитель Председателя Суда Евразийского экономического сообщества.

С 2015 года судья Суда Евразийского экономического союза.

Автор 12 монографий, учебников и 200 статей.

Имеет высший квалификационный класс судьи. Заслуженный юрист Российской Федерации.

С 2000 года заведует кафедрой международного права Российского государственного университета правосудия. Вице-президент Рос­сийской Ассоциации международного права.

Участвовала в подготовке Гаагской конвенции в отношении соглашений о выборе суда, Арбитражного процессуального кодекса Рос­сийской Федерации, реформировании Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Европейского суда по правам человека.

Имеет государственные и ведомственные награды.

С 1 января 2015 года работает Судьей Суда Евразийского экономического союза от Российской Федерации.

******************************************************************

-      Уважаемая Татьяна Николаевна, Суд ЕАЭС, фак­тически являющийся правопреемником Суда ЕврАзЭС, функционирует уже более четырех лет. Какие решения оказались наиболее трудными для него, и с чем именно были связаны соответствующие трудности?

-      Не было ни одного решения, которое было принято быстро, без трудных дискуссий, а иногда даже споров. Слу­чалось, что судебный процесс заканчивался процессуальным постановлением - компромиссного решения не находилось. И это вполне объяснимо - ведь согласно пункту 2 Статута Суда ЕАЭС целью нашей работы является создание правовой по­зиции, обеспечивающей единообразное применения норм международного права. Последние зачастую таят в себе про­белы, лакуны, которые Суд разрешает (закрывает) точечным образом путем судебного толкования. Именно по этой причи­не профессия судьи является чрезвычайно сложной, но очень плодотворной с интеллектуальной точки зрения и порой раз­рушительной с морально-психологической стороны.

-      Одной из функций Суда, предусмотренной в п. 46 его Статута, является консультативная функция (функ­ция толкования международных договоров). Есть ли пер­спективы для ее развития? Является ли она востребован­ной? Считаете ли Вы, что консультативное производство должно быть реформировано?

-      Вы, наверное, удивитесь, но именно консультативная функция Суда ЕАЭС оказалась крайне востребована. За пер­вые полтора года в Суд ЕАЭС поступило три запроса о вынесе­нии консультативного заключения. Полагаю, нам удалось най­ти решение проблем, существовавших как в материальном, так и в процессуальном праве.

Консультативная функция Суда ЕАЭС будет развиваться, и не исключаю, что за основу может быть взят опыт Суда Евро­пейского союза, где существует особый механизм связи надна­ционального и национального правосудия - так называемый «преюдициальный запрос», который позволяет национально­му судье спрашивать наднациональный суд в ходе примене­ния норм коммунитарного права. Процедура консультатив­ного заключения позволяет делать это уже сейчас, но через обращение судов к министерствам юстиции.

В будущем, безусловно, нам следует исходить из демо­кратизации данного института. Во-первых, необходимо закре­пить, что процедура вынесения консультативного заключения предполагает не только письменную стадию процесса, но и устную, в ходе которой любое заинтересованное лицо может донести свою позицию до Суда в ходе слушания, тем более что для этого есть все предпосылки - консультативное заключение в принципе выносится тогда, когда разные субъекты (зачастую властные и невластные) не могут прийти к единому знамена­телю по какому-либо правовому вопросу. Во-вторых, требу­ется расширение списка органов и лиц, имеющих право на направление запроса о вынесении консультативного заключе­ния напрямую (сейчас право есть лишь у сотрудников органов ЕАЭС).

-      Какое влияние оказал Суд на развитие права ЕАЭС? Какие правовые позиции Суда, на Ваш взгляд, носят инно­вационный характер?

-      Должна сказать, что Суд принял важное участие не только в развитии права ЕАЭС, но и в его создании. В част­ности, при непосредственном участии отдельных предста­вителей Суда проводилась работа по составлению проектов Приложения № 2 к Договору о Евразийском экономическом союзе 2014 года - Статута Суда, Регламента Суда, утвержден­ного Решением Высшего Евразийского экономического сове­та от 23 декабря 2014 года. Особенно важным является то, что Приложение № 32 к Договору о Евразийском экономическом союзе - Положение о социальных гарантиях, привилегиях и иммунитетах в Евразийском экономическом союзе - во мно­гом является результатом работы первого состава Суда Евра­зийского экономического сообщества. Фактически, именно по его инициативе был принят такой документ, а работа по нему велась с 2012 года. Кроме того, с участием Суда ЕАЭС был принят крайне важный документ, определяющий порядок взаимодействия Суда и Республики Беларусь - Соглашения между Республикой Беларусь и Евразийским экономическим союзом об условиях пребывания Суда Евразийского экономи­ческого союза на территории Республики Беларусь. Проекты этих документов создавались в Суде, а затем были переданы в рабочие группы государств-членов, которые и сформировали окончательные тексты.

Если говорить о том, какое влияние оказал Суд на разви­тие и совершенствование права ЕАЭС, то можно остановиться на следующих примерах. Как Вы, наверное, помните, первым делом в истории Суда ЕврАзЭС было решение по делу по за­явлению ОАО «Южный Кузбасс». В данном деле заявителем была успешно оспорена одна из норм Решения Комиссии Та­моженного союза № 335 от 17 августа 2010 года. Решение Суда ЕврАзЭС было исполнено ЕЭК в полном объеме. Отдельно стоит отметить, что в ходе исполнения данного решения также происходило не без помощи Суда - ЕЭК было не ясно, как его исполнять: отменить решение с момента признания его неза­конным или с момента его издания. Данная проблема потре­бовала вынесения Судом ЕврАзЭС отдельного постановления, где Суд указал, что по общему правилу решения ЕЭК отме­няются с момента издания (ab initio), что влечет правовые по­следствия для всех участников правоотношений (erga omnes).

Кроме того, Суд ЕврАзЭС в данном деле провозгласил, что досудебный порядок рассмотрения споров в ЕЭК не соот­ветствует одному из основополагающих прав человека - праву на доступ к правосудию: хозяйствующий субъект был обязан обращаться в ЕЭК в досудебном порядке, но ни в каком из актов не был описан процесс обращения и разрешения спо­ров. После ЕЭК приняла Порядок рассмотрения обращении хозяйствующих субъектов об оспаривании решении' (ак­тов) Евразийской" экономической комиссии, Комиссии Та­моженного союза, их отдельных положении' или действии (бездействия) Евразийской экономической комиссии, утверж­денный Решением Евразийской экономической комиссии №46 от 19 марта 2013 года.

Наверное, наиболее интересным для юристов-междуна- родников стало решение Суда ЕврАзЭС по делу по заявлению ПАО «Новокраматорский механический завод» против ЕЭК - в нем впервые ставился вопрос о соответствии решения ЕЭК праву Всемирной торговой организации. Как известно, Суд ЕврАзЭС принял решение, в котором говорилось о соотношении права Таможенного союза и права Всемирной торговой организации. В результате, было установлено соотношение между нормами права универсального и регионального уровня: поскольку нор­мы Таможенного союза более конкретно регулируют обществен­ные отношения, они выступают как lex specialis, а право универ­сальной организации - lex generalis. Данная позиция имеет, как минимум, два ограничения на сегодняшний день: нормы ВТО не применяются в любом случае с обратной силой, а в случае противоречия норм права Таможенного и Евразийского союзов нормам ВТО, применению подлежат последние.

Кроме того, Суд ЕАЭС выработал правовые позиции о критериях приемлемости жалоб, в частности, о том, что хо­зяйствующий субъект при обращении в Суд ЕАЭС обязан до­казать, что оспариваемый акт затрагивает его права и закон­ные интересы в сфере предпринимательства, а также то, что данный субъект осуществляет предпринимательскую деятель­ность в сфере, регулируемой ЕЭК.

Таким образом, могу сказать, что к настоящему времени Суд ЕврАзЭС и Суд ЕАЭС сделали достаточно для развития права Таможенного союза и ЕАЭС.

-      Татьяна Николаевна, Вы довольно часто составля­ете яркие и убедительные особые мнения. Как Вы счита­ете, какую роль играют особые мнения в развитии права ЕАЭС и в выполнении Судом своих функций?

-      Институт особого мнения судьи имеет особую роль в становлении и развитии права. Если взять, например, прак­тику судей Международного Суда ООН, то мы увидим, что особое мнение судьи С. Швебеля сыграло существенную роль в развитии доктрины «чистых рук» (clean hands doctrine) в международном праве, особое мнение судьи Р. Хиггинс анали­зировала проблему non-liquet в международном праве, очень интересными и рекомендуемыми к прочтению являются осо­бые мнения судьи А. А. Кансьядо Триндаде, который зачастую высказывается против подходов большинства.

Однако для постсоветских стран, а также для некоторых европейских (в частности, Франции) институт особых мнений считался чуждым общепринятой практике. Представлялось, что судья не должен иметь права на свое индивидуальное мне­ние, поскольку он является лишь «винтиком» судебной систе­мы, находящейся на службе у позитивного права. Но в между­народном праве, которое возникло из естественного права, все строится совершенно по-другому - данный правопорядок с самого начала строится с учетом практики и «доктринальных» идей. Следовательно, институт особого мнения наилучшим образом корреспондирует международному праву и идее соз­дания любого международного органа разрешения споров: все судьи суда равны между собой, они действуют на основа­нии принципа par in parem non habet imperium, что в контек­сте отправления правосудия особенно важно: если один судья приходит к иному выводу, то он может и должен его выска­зать, исходя из принципов независимости и равенства судей.

Вы знаете, быть может, мною будет высказана неожиданная вещь, но институт особых мнений уже сыграл свою позитивную роль в праве ЕАЭС. В частности на основе подхода из особого мнения по делу по заявлению запросу Министерства экономи­ки и бюджетного планирования Республики Казахстан о разъ­яснении положений Соглашения о государственных (муници­пальных) закупках от 9 декабря 2010 года была принята статья 88 Договора о Евразийском экономическом союзе 2014 года о неуча­стии центральных банков в государственных закупках.

Судьи интеграционного суда видят проблемы с разных сторон, а институт особого мнения помогает формализовать различные подходы. Если судьями предлагаются несколько правовых конструкций, то это лучше для будущего развития права - ведь специфика деятельности любого суда и судей за­ключается в том, что мы точечным образом путем судебного толкования закрываем лакуны в праве. В конкретном деле мы можем лишь предложить модель дальнейшего развития прав, развитие которого - ответственность иных властей. Такое взаи­модействие судебной власти с другими ее ветвями существует веками: судья сталкивается не с абстрактными проблемами, а с конкретными, за которыми стоят боль и слезы конкретных людей, а в нашем случае - предпринимателей, реальные слезы и боль которых мы видим в процессах Суда ЕАЭС, но мы раз­решаем не коммерческий спор, а оцениваем функционирова­ние правовых норм.

-      Полномочия Суда ЕАЭС были существенно ограни­чены по сравнению с полномочиями Суда ЕврАзЭС. С чем это может быть связано: недовольством государств акти­вистскими решениями Суда (прежде всего, решениями по делу «Южный Кузбасс») или невостребованностью соот­ветствующих компетенций Суда?

-      Такое утверждение нередко озвучивалось и неодно­кратно появлялось на страницах Вашего журнала. Могу лишь сказать, что авторы, считающие таким образом занимаются некоторым подобием юридической публицистики, а не се­рьезным научным анализом, предполагающим установление философско-исторических первопричин какого-либо юриди­ческого явления.

Отвечая разом не только на вопрос этого интервью, но и другим комментаторам, хотелось бы отметить, что никаких ограничений не состоялось. Изменилась лишь форма реали­зации полномочий Суда, которая была приближена к потреб­ностям и традициям современной евразийской интеграции. И совсем не факт, что то, что мы имеем сейчас, не изменится в дальнейшем.

Компетенция, которую имеет Суд в настоящее время, наибо­лее соответствует нашей евразийской ментальности, одной из со­ставляющих которой является наше постсоветское прошлое. Это самое сложное в ходе нашей интеграции: в рамках одного проекта нам нужно находить подходы, которые, во-первых, будут удов­летворять страны с азиатскими и европейскими ментальными основами и, во-вторых, не затронут национальных основ этих го­сударств. В этом плане Европейскому союзу повезло больше, ведь в их основе лежат морально-этические нормы единой религии. В Суде ЕАЭС я часто сталкиваюсь с ситуацией, когда одни и те же нормы понимаются по-разному, ибо судьи от государств-членов ЕАЭС исходят из разных, порой диаметрально противоположных морально-этических подходов. Поэтому, бесконечное сравнение компетенции Суда ЕАЭС с компетенцией Суда ЕС - это утопия, не учитывающая различия в наших ментальных основах, ведь на данный момент правовая система Российской Федерации являет­ся гибридом советского и континентального права, на Армению повлияла англо-саксонская семья, а на Казахстан - немецкие пра­вовые воззрения. А ментально и традиционно и в прошлые вре­мена мы были очень непохожими. Так что общие стандарты еще предстоит создать. При этом, не следует, как нарушать устоявши­еся стандарты правосудия, так и копировать чужой опыт.

Что касается преюдициального запроса, о котором чаще всего вспоминается, то его заменили консультативным заклю­чением по предложению верховных судов. Безусловно, уста­новление возможности для верховных (и нижестоящих) судов обращаться в Суд ЕАЭС за толкованием было бы позитивным шагом со стороны государств, и я считаю, что мы должны при­йти к этому. В настоящее время суды не могут обращаться к нам напрямую во многом из-за позиции верховных судов, и ее тоже нужно уважать, тем более, что верховные суды, в частно­сти, Верховный Суд Российской Федерации создали механизм связки наднационального и национального правосудия через постановления пленума (см., например, пункт 3 Постановле­ние Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 12 мая 2016 г. № 18 «О некоторых вопросах применения судами таможенного законодательства»). Следствием этом является то, что единообразие в рамках судебной системы, например, Российской Федерации будет происходить фактически через своего рода коллизионную отсылку к правовой позиции надна­ционального судебного органа - Суда ЕАЭС. Вполне возможно, что для наших стран это наилучший, ненасильственный способ установления единообразия, признанный верховными судами.

В подтверждение моего вывода о том, что применитель­но к заключениям полномочия Суда ЕАЭС расширились по сравнению с полномочиями Суда ЕврАзЭС могу упомянуть, что теперь мы уполномочены на дачу консультативных заклю­чений по запросам сотрудников органов ЕАЭС. Ранее такого права у Суда ЕврАзЭС не было. На данный момент первый за­прос сотрудников ЕЭК состоялся.

Как мне кажется, такая форма взаимодействия националь­ного и наднационального правосудия на данном этапе - это раз­умный баланс, учитывающий наши постсоветские традиции, в которых есть уже ставший традиционным акт - постановление пленума верховного суда. Повторюсь, но список субъектов об­ращений к нам нужно со временем расширить. Так, ЕЭК была необоснованно обижена, лишившись права на обращение в Суд ЕАЭС за заявлениями к государствам, однако я не обладаю информацией о том, почему так произошло. Полагаю, что ЕЭК должно быть возвращено такое право, ведь без него не может существовать властно ориентированного органа. Возможно, и суды потребуют прямого обращения к нам.

-      Татьяна Николаевна, какие категории дел Вы счита­ете наиболее интересными и значимыми?

-      В центре каждого дела стоит правовая проблема, подле­жащая решению, поэтому каждое дело по-своему интересно и важно, как для конкретного заявителя, так и для развития права в целом.

Однако могу отметить, что после защиты докторской дис­сертации я никогда не думала, что когда-либо еще мне придется заниматься внутренним правом международных организаций, отраслью, достаточно редко становящейся объектом научно­го анализа в российской доктрине. Но в Суде ЕАЭС такая воз­можность представилась: нам пришлось вырабатывать понятие «конфликт интересов» применительно к работе ЕЭК в контексте аттестации сотрудников, а также отвечать на другие интересные вопросы внутреннего права международной организации.

Если говорить о том, какие дела являются наиболее слож­ными в практике Суда ЕАЭС, то, наверное, это дела, в кото­рых оспаривается введение антидемпинговых пошлин. В этих делах очень много «техники и экономики», что очень сложно для любого юриста: нам приходится сравнивать между собой различные технические приспособления и высчитывать раз­личные математические показатели (например, правильность подсчета объема рынка, маржи, среднерыночной стоимости на конкретный товар). Поэтому я до сих пор вспоминаю дело по заявлению ПАО «НКМЗ», где все считалось юристами. Со­мневаюсь, что представители моей профессии хорошо к это­му приспособлены.

В будущем эти дела, наверное, будет рассматривать легче, ибо появился новый институт экспертов специализирован­ных групп, проводящих экономико-математические расчеты. Поэтому рассчитываю на более эффективную работу в этой части: международное экономическое право очень сложно, а правильность правового вывода зачастую зависит от правиль­ности математических расчетов. Замечу, с этим расчетом мы также можем не соглашаться.

-      Эволюционирует ли практика Суда от решения к ре­шению? Например, можно ли наблюдать такую эволюцию в решениях по делам «Вичюняй-Русь», «OrdaMunaiTrade» и Тарасик, в которых Суд затронул вопросы мониторинга Комиссией актов внутреннего права?

-      По моему мнению, изменение формы не должно ска­зываться на изменении содержания. В том случае, если Суд ЕАЭС согласен поддержать позицию Суда ЕврАзЭС, он до­бросовестно ее поддерживает, о чем свидетельствуют послед­ние его решения.

Вообще, это один из самых запутанных вопросов. В проек­тах документов о Суде появились противоречивые нормы. Так, осталась норма о том, что решения Суда ЕврАзЭС сохраняют свою силу. Однако исчезла норма о правопреемстве Суда как ор­гана. Затем главы государств и правительств повели речь о том, что ЕАЭС - это и есть ЕврАзЭС. И с этим трудно не согласить­ся: материально-правовая основа для правоприменителей оста­лась прежней - Таможенный союз и Таможенный кодекс. Таким образом, органы - ЕЭК и Суд - расширили состав и поменяли процедуры, но сама интеграция продолжается в тех же формах. Отсюда сложность в понимании взаимозависимости процессов.

-      В Вашем особом мнении по делу «Ремдизель» (Поста­новление Суда от 8 апреля 2016 г.) Вы ссылаетесь на прин­ципы добросовестности, недопустимости злоупотребления правом, правовой определенности и другие. Какую роль прин­ципы права должны играть в деятельности Суда, могут ли они противопоставляться позитивному праву?

-      Общепризнанные, как и общие принципы права, имеют естественно-правовое происхождение. Некоторые из принципов стали нормами jus cogens. Повторюсь, но международное право по своему генезису - естественное, право практики и обычая.

Данные принципы, опробованные веками, всегда стоят над позитивным правом, которое не может им противоречить - именно из этих соображений проистекают принципы bona fides, public order, legal certainty, par in parem non habet impe- rium. И они стоят над любым правом, включая конституцион­ное. И любой суд, занимающийся нормоконтролем, должен устанавливать, соответствует ли договор, решение, действие или бездействие указанным естественно-правовым основам, закрепленным в международном праве.

При этом, целью работы любого судебного органа явля­ется установление баланса публичных и частных интересов: интересы любого публичного органа могут быть нарушены недобросовестным поведением частного субъекта и наобо­рот. Однако для меня лично еще одним важным стандартом является справедливость, а в отношении слабого - еще и ми­лосердие. Отдаю себе отчет в том, что далеко не все со мной согласятся, ведь это не правовые категории, а скорее мораль­но-этические. Но успешным может быть только справедливый и милосердный суд: совместить право и мораль и есть главная сложность в профессии судьи.

-      В решениях по делу Новокраматорского машино­строительного завода от 24 июня 2013 г. и 21 октября 2013 г. Суд сформулировал несколько выводов, касающихся дей­ствия права ВТО в правопорядке ЕврАзЭС. Какое место нормы ВТО должны занимать в правопорядке ЕАЭС, мог ли Суд в решениях по делу НКМЗ сформулировать иную позицию?

-      ВТО и Таможенный союз (в то время) - это организации, целью работы которых является либерализация торговли в широком смысле, а также минимизация протекционистских действий государств в отношении своих предпринимателей. При этом право ВТО являлось частью правовой системы Та­моженного союза, а сейчас является частью права ЕАЭС. Суд нарушать нормы ВТО не может. Однако в том случае, если Суд установит, что право ЕАЭС не соответствует праву ВТО, то сле­дует применять право ВТО. Такого несоответствия в том деле установлено не было, что подтвердили предприниматели и власти страны-заявителя.

-      Некоторые представители отечественной доктри­ны подвергли критике позиции Суда по ряду дел. Считае­те ли Вы данную критику конструктивной, влияет ли она на деятельность Суда?

-Доктрина - основа международного права, и я слежу за на­учной, обоснованной и конструктивной критикой. Однако пока в большинстве своем российские комментаторы избрали для себя не научный, а скорее публицистический вектор, благодаря чему мы видим тенденциозные или даже недоброжелательные выска­зывания. В то же время и серьезные работы начинают появляться - например, в журнале «Международное правосудие».

Нас упрекают в том, что наши решения ущербны с точ­ки зрения содержания и формы. Все развивается. Так, нормы Статута и Регламента Суда касательно компетенции специ­ализированных групп при рассмотрении дела, обязанности Суда не выходить за пределы заявленных требований были приняты с подачи Суда - ранее такие нормы не содержались в уставных документах, и пределы последствий рассмотрения дела были не определены. Теперь картина ясна: Суд предла­гает модель, ЕЭК или другие органы интеграции создают на ее основе новую норму права. Что касается «поиска» идеаль­ной формы решения (то, как оно будет оформлено), то это самая сложная задача для любого суда. В своей практике мы не копировали ни решения международных, ни решения на­циональных судов, а пытались найти свой стиль, который бу­дет понятен как юристам-международникам, так и юристам, занимающимся национальным правом, а также, безусловно, судам государств-членов. Полагаю, что нынешняя форма ре­шений является сбалансированной: в ее основе лежит четкое разделение фактов, аргументов и выводов Суда, за что очень благодарна своим высококлассным коллегам-судьям. Кроме того, в нашем Суде установилась практика, согласно которой судья-докладчик полностью составляет проект решения, ко­торый затем обсуждается с коллегами, дополняется их пред­ложениями. И форма решений, принятая нами, наилучшим образом отражает индивидуальность судьи-докладчика. Ин­дивидуализация судебных актов - это элемент независимости судей при коллегиальности принятия решений.

Тем более, что некоторым комментаторам кажется, что независимость судей Суда ЕАЭС подвергнута сомнению, по­скольку процедура лишения судьи должности излишне про­ста: президенты на Высшем совете могут прекратить полномо­чия конкретного судьи, но по основаниям, указанным в статьях Статута Суда ЕАЭС. Однако смею заметить, что независимость судьи - это внутреннее свойство, основанное на его личных ка­чествах, опыте и уровне образования. Судья может быть не­зависим только в том случае, если он обладает моральной твердостью, а также уверен в своем интеллектуальном багаже. Отсюда и проистекают основные критерии для отбора в судьи Суда ЕАЭС - высокие моральные качества и высокая квалифи­кация. Если кандидат в судьи удовлетворяет указанным крите­риям, есть шанс, что он будет независимым судьей. Отмечаю, однако, что в ходе принятия Договора о Евразийском эконо­мическом союзе 2014 года норма о комиссии, проверяющей качества кандидата, была исключена. И это, на мой взгляд, упущение, которое следует исправить в будущем.

Что же касается применения Статута Высшим Евразий­ским экономическим советом, то к независимости эти нормы не имеют отношения, ибо рассчитаны на экстраординарные обстоятельства, такие как нарушение этики, преступление, смерть и так далее.

Полагаю, что комментаторам надо учитывать, что судьи не боги, а люди, с ними может случаться всякое. Причем все люди разные, у них разные характеры, разная степень стойкости. Имен­но об этих случаях говорит Статут. А то, что лишить судей полно­мочий могут только президенты в строго определенных случа­ях - это наоборот наша гарантия, евразийская гарантия нашей независимости. Поэтому надеюсь, что отечественная доктрина научится вести диалог, в приемлемых и обезличенных формах, будет анализировать решения Суда не с целью показать собствен­ную гениальность, а для развития права и институтов, в том числе международного права в целом и ЕАЭС в частности.

-      Татьяна Николаевна, как Вы относитесь к судебно­му активизму, т.е. к выходу судов за пределы позитивных норм? Должен ли международный суд, в частности Суд ЕАЭС, проводить активистскую политику?

-      Должен быть разумный баланс. Без активизма органов интеграции, развитие интеграции невозможно, но суд не мо­жет подменять законодателя и исполнительную власть. Судеб­ным решением суд решает конкретную задачу, развивая пра­во в этом вопросе. Из решения рождается правовая позиция (практика, прецедент), которая должна быть проникнута вы­соким и глубинным правовым содержанием. Многое из этой позиции войдет в действующее право через обычай, договоры, принципы, решения.

Кстати, упрекать молодой суд в том, что судьи, при напи­сании решений клонируют навыки прежней профессии (про­курора, чиновника и так далее) - излишне. Все сбалансируется со временем.

-      Суд ЕАЭС довольно часто ссылается на решения других международных судов, в т.ч. Международного суда ООН и Суда ЕС. Какое значение имеют данные ссылки для формирования позиции Суда, можно ли говорить о фак­тическом следовании концепции судебного прецедента?

-      Убеждена, что одной из задач любого международного суда, при этом не упомянутой ни в одном из учредительных документов, является преодоление фрагментации междуна­родного права. Эта проблема очень активно обсуждается как на уровне ООН, так и на уровне Совета Европы. К этой задаче отношусь крайне ответственно и при рассмотрении дел вни­мательно отслеживаю развитие судебной практики в других международных судах.

Полагаю, что любой современный международный суд должен учитывать и уважать правовые позиции своих коллег из других международных судебных учреждений, тем самым не создавая ситуации, когда международное право разбалан­сировано и, как следствие, погублено. Знать об этой особенно­сти могут только юристы-международники, изучившие его на достаточно серьезном уровне. Как мы все знаем, если за дело берется дилетант, то, в любом случае, надежд на позитивный исход - немного. То же самое - с правом.

К чести Суда ЕАЭС могу сказать, что пока данному органу удается проводить анализ работы других органов таким обра­зом, чтобы исключить случаи необоснованной фрагментации, в чем нам помогают специалисты-международники Экспер­тно-аналитического отдела Секретариата Суда.

-      Татьяна Николаевна, Вы долгое время работали су­дьей ВАС РФ. Отличается ли работа национального судьи от работы международного судьи?

-      Работа, конечно, отличается. В ВАС РФ я занималась более международным частным правом, а сейчас - междуна­родным частным и публичным в комплексе. Это позволяет ви­деть и анализировать явления более системно. В ВАС РФ суть работы заключалась в нахождении баланса в сталкивающих­ся экономических интересах: в непростое время после распа­да Советского союза данные проблемы приходилось решать зачастую интуитивно, ибо многие международно-правовые стандарты еще не были внедрены в правовую систему Рос­сийской Федерации, но сейчас они уже вписаны в позитивное право: добросовестность, estoppel, индемнитет и так далее.

В ЕАЭС основным вызовом в работе является столкновение европейской и азиатской ментальности, различия в религиоз­ных и традиционных основах. Такие коллизии иначе, чем на ос­нове науки разрешить нельзя. Но и опыт разрешения коммер­ческих конфликтов незаменим, ибо именно в той работе были заложены принципы формирования единообразной практи­ки. Решение таких задач создает сложности, но одновременно очень обогащает, ибо без практики мертво древо науки.

-      Татьяна Николаевна, что бы вы пожелали читателям, авторам, редакции Евразийского юридического журнала?

-      Хотелось бы пожелать креативного отношения к жизни и подарков от судьбы!

Интервью брал: