INTERNATIONAL HUMANITARIAN LAW: A VIEW FROM ARMENIA

Interview with Lilit Araevna Eremyan, Ph.D. in law, head of International and European law sub-faculty of the Russian-Armenian University, assistant to the President of the Republic of Armenia for legal affairs and presidential initiatives.

Визитная карточка

Лилит Араевна ЕРЕМЯН в 2009 году окончила бакалавриат, в 2011 году - магистратуру юридического факультета Российско­Армянского университета в Ереване. В 2012 году окончила магистерскую программу в университете Эссекса в Великобритании по специальности международное право прав человека и международное гуманитарное право. Защитила кандидатскую диссертацию по специальности «Международное право».

С 2009 по 2015 гг. работала помощником председателя, затем - экспертом Постоянной комиссии по государственно-право­вым вопросам парламента - Национального Собрания Армении. В 2015-2018 гг. - консультант министра-руководителя аппара­та правительства Армении, советник министра юстиции республики. Участвовала в разработке ряда ключевых законопроектов республики.

С сентября 2018 года является помощником Президента Республики Армения по правовым вопросам и президентским инициа­тивам. С 2015 года преподает в Российско-Армянском университете, заведует кафедрой международного и европейского права.

-      Созданный в 1997 году, Российско-Армянский уни­верситет (РАУ) уникален в силу ряда обстоятельств. Во- первых, он находится в ведении двух государств - России и Армении и одновременно осуществляет как россий­ские, так армянские образовательные программы. Во- вторых, выпускники РАУ получают по два государствен­ных диплома - России и Армении. Наряду с этим, наш университет отличается, с одной стороны, духом акаде­мизма, а, с другой, - динамизма и свободы. Это и притя­гивает как молодежь, так и преподавателей, интеллиген­цию. Кстати, мы в РАУ приняли декларацию ценностей, осознание и распространение которых считаем одной из важнейших миссий университета. Это академическая свобода, любовь, справедливость, солидарность, созидательность, достоинство, познание и личностный рост. За несколько лет РАУ вышел на самые передовые позиции в Армении. В этом есть и огромная заслуга многоопыт­ного профессорско-преподавательского состава во главе с ректором - профессором Арменом Дарбиняном. Здесь нужно учесть, конечно, и то, что у меня особое отноше­ние к Российско-Армянскому университету не только потому, что здесь я уже почти пять лет преподаю и за­ведую кафедрой. РАУ для меня - это, в первую очередь, almamater. Российско-Армянский университет состоялся как центр российского образования и науки в Армении для всего региона и стран СНГ. Каждый год около чет­верти поступающих в РАУ - студенты из стран СНГ и дальнего зарубежья.

Сегодня в РАУ действует 8 институтов по разным на­правлениям: Институт права и политики, Институт эко­номики и бизнеса, Институт гуманитарных наук, Инсти­тут математики и информатики, Инженерно-физический институт, Институт биомедицины и фармации, Институт медиа, рекламы и кино, Институт востоковедения. На­пример, в Институте права и политики действует 6 ка­федр. Наша кафедра - международного и европейского права была основана в 2004 году. В рамках учебной про­граммы по нашей кафедре преподаются многочисленные дисциплины: международное публичное право, евро­пейское право, правовые основы регулирования интегра­ционных процессов в рамках ЕАЭС и международное торговое право и международное гуманитарное право. К работе кафедры мы пытаемся привлечь высококвали­фицированных специалистов в области международного и европейского права, имеющих также определенный практический опыт. Преподавание ведется, в основном, на русском, некоторые предметы преподаются на англий­ском языке. Кафедра регулярно инициирует различные научные мероприятия. Так, например, в сотрудничестве с делегацией Международного Комитета Красного Кре­ста в Армении Российско-Армянский университет уже более десяти лет ежегодно организует одну из наиболее значимых конференций в области международного гу­манитарного права не только на региональном, но, осме­люсь сказать, на международном уровне. Это - «Ежегод­ная международная конференция по МГП для молодых исследователей». Кстати, с 21 по 23 ноября в РАУ опять пройдет очередная такая международная конференция, которая в этом году посвящена 70-летию подписания Же­невских конвенций.

-      В каком состоянии находится армянская наука меж­дународного права: какие темы рассматриваются как при­оритетные, какой интерес к праву ЕАЭС, какие научные проблемы обсуждаются?

-      Совершенно объективно оценивая ситуацию, к со­жалению, я не могу сказать, что в Армении есть сформиро­ванная научная школа международного права, хотя у нас в республике, несомненно, есть очень хорошие специалисты в данной области. А создание научной школы является глав­ной целью нашей кафедры, и к ней мы очень стремимся. При этом в течение последнего десятилетия в армянской науке международного права произошел значительный прогресс. Многие стали интересоваться данной системой права, вести научные исследования. Есть армянские учебники и учебные пособия по международному праву для вузов Армении, в научных журналах республики и других стран публикуют­ся научные статьи. Уже на первых курсах студенты изучают международное право и активно участвуют в престижных международных конкурсах, как, например, конкурс по меж­дународному праву имени Филипа Джессапа, конкурс по международному гуманитарному праву имени Жана Пикте и так далее. Я думаю, со временем сформируется понимание значимости международного права в контексте современных процессов глобализации.

Свою первую лекцию по международному праву я всегда начинаю с разбора спонтанно определенных студен­тами проблем, наиболее обсуждаемых на государственном и международном уровнях, и их связью с международным правом. Мне представляется, что это помогает понять роль международного права в регулировании происходящих процессов, начиная от экологических вопросов, завершая вопросами безопасности. Что касается наиболее приори­тетных тем в области международного права, то, ввиду региональных особенностей и с учетом истории армянско­го народа, конечно, продолжают оставаться актуальными такие вопросы, как международное признание Геноцида армян в Османской империи и меры по предотвраще­нию преступлений против человечности, вопрос реали­зации права на самоопределение в ситуациях, ставящих под вопрос выживание народа или нации, борющегося за самоопределение, вопросы международно-правово­го регулирования миграции, права человека и, в особен­ности, социальные права. Вместе с этим, с радостью могу констатировать тот факт, что в последнее время и специ­алисты, и студенты стали уделять особое внимание изуче­нию таких областей, как международное торговое право, международное космическое право и так далее. Можно с уверенностью сказать, что наблюдается расширение кру­га актуальных вопросов в области международного права для армянского научного и студенческого сообщества. Со вступлением Армении в ЕАЭС, конечно же, признается актуальность права ЕАЭС в научных и практических кру­гах, но я считаю, что меры, предпринятые для становле­ния данной отрасли, пока недостаточны. Ведь вся правовая система ЕАЭС сформировалась сравнительно недавно, и, естественно, потребуется время для ее становления в каче­стве научного направления. Кафедра международного и европейского права РАУ была одной из первых, которая включила соответствующую дисциплину в образователь­ные программы бакалавриата и магистратуры. Интерес есть, но, думаю, предстоит значительная работа для раз­вития этой сферы, в том числе путем более тесного сотруд­ничества с вузами стран ЕАЭС и институтами ЕАЭС. На сегодняшний день в рамках ЕАЭС наиболее актуальным является проблема имплементации правовых актов ЕАЭС в Республике Армения, а также вопрос определения наи­более эффективного формата сотрудничества с учетом, с одной стороны, ассиметричности ресурсов и политиче­ских сил членов ЕАЭС, а, с другой стороны, отсутствия у Армении государственных границ со странами-членами ЕАЭС. Однако настрой как в практической, так и в науч­ных областях мне кажется довольно оптимистичным. Ведь становление и развитие аналогичного субъекта - Европей­ского союза, тоже происходило не в один день.

-      Не могли бы Вы в общих чертах рассказать о текущей реформе законодательства в Армении?

-      Очень хороший вопрос. Я считаю, что в Армении недостаточно развита культура проведения стратеги­ческих правовых реформ. На мой взгляд, правовые ре­формы, в основном, осуществлялись и осуществляются, исходя из конкретной ситуации и в целях разрешения конкретных вопросов - часто спонтанно и не очень об­думанно. К примеру, есть государства, где правовые ре­формы направлены на ретроспективное и перспективное формирование государственной политики в разных обла­стях, но с акцентом на перспективное развитие, то есть, когда основная цель реформы - не разрешение текущих вопросов и реализация фрагментарных целей, а предот­вращение возникновения практических проблем и ин­ституциональный подход к регулированию той или иной области. Причем такой стратегический, институциональ­ный подход правовой реформы, с моей точки зрения, требует проведения всестороннего, глубинного анализа проблемы, причин ее возникновения, изучения теории, а также практики других государств, консультаций с ши­роким кругом заинтересованных субъектов, вовлечение в процесс проведения реформы профессионалов в соответ­ствующей области данного государства и из-за рубежа и так далее. Такая реформа, с моей точки зрения, должна основываться на принципах профессионализма, интел­лектуальной независимости и объективности. Думаю, понадобятся время и ресурсы, в том числе человеческие, для развития культуры правовых реформ в Армении. Что касается конкретных преобразований, то наиболее об­суждаемой сегодня является инициатива по судебно-пра­вовым реформам. Скажу только, что, несомненно, есть не­обходимость реформирования и динамичного развития судебно-правовой системы - и такую реформу нужно осу­ществлять очень обдуманно, профессионально, сбаланси­рованно, без спешки, придерживаясь стратегических це­лей с соблюдением норм Конституции и основываясь на общих принципах международного права. Параллельно активно осуществляется также ряд других реформ.

-      Сфера Ваших научных интересов - новые системы во­оружений. Расскажите, пожалуйста, почему это актуально и какие процессы в сфере права здесь происходят.

-      Совершенно верно. Впервые я занялась исследо­ванием данной тематики во время учебы в Эссекском университете в Великобритании в 2012 году. Моим ру­ководителем был профессор Ноам Лубелл - один из наиболее квалифицированных специалистов в данной области. Впоследствии я продолжила свои научные изы­скания в Армении: защитила диссертацию по междуна­родно-правовому регулированию новых средств ведения военных действий. В 2017 году была издана моя моно­графия «Вызовы современных войн: актуальные вопросы международно-правового регулирования новых средств ведения войны», предисловие к которой написал пре­зидент Российской ассоциации международного права, первый заместитель директора Института законодатель­ства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, доктор юридических наук, про­фессор Анатолий Яковлевич Капустин. Когда я работа­ла над диссертацией, это - 2012-2015 гг., то некоторые юристы считали, что объект моего исследования - из области научной фантастики, а некоторые даже шути­ли, мол, «насмотрелась голливудских фильмов». Одна­ко особенность наших дней заключается в чрезмерно быстрых темпах развития всех сфер жизнедеятельности и, особенно, научного технологического развития, в том числе, и в области вооружений. Президент Республики Армения Армен Саркисян придумал, на мой взгляд, за­мечательный термин-описание: «R-evolution» или rapid evolution, то есть - очень быстрая эволюция. Происхо­дящие процессы, естественно, влияют и на характер и особенности вооруженных конфликтов XXI века, а так­же на и их международно-правовое регулирование. Со­временные войны все меньше опираются на традици­онные способы ведения войны, переводя вооруженные конфликты на новый интеллектуальный уровень. А бы­строе развитие вооружений ставит под сомнение эф­фективность и актуальность применения действующих международно-правовых положений в данной сфере. В частности, интересны вопросы правомерности примене­ния таких средств ведения войны, как кибертехнологии, боевые роботы и, так называемые, нелетальные (или не­смертельные) вооружения. В контексте применения та­ких нетрадиционных средств и методов ведения войны возникает вопрос о необходимости разработки новых международно-правовых регуляций, совершенствова­ния действующих положений, разработки новых интер­претаций или иных механизмов в целях обеспечения более эффективного международно-правового регули­рования. Не следует забывать, что одним из важнейших догматов международного гуманитарного права являет­ся правило, в соответствии с которым воюющие стороны не пользуются неограниченным правом в выборе средств ведения войны. В свою очередь, правовая подготовлен­ность государств по данному вопросу является залогом умелого и правильного использования правомерных механизмов и стандартов в случае вооруженных кон­фликтов. Естественно, что и государственные эксперты и представители научных кругов во всем мире, особенно, в последнее время, осуществляют исследования в данной области, организуют обсуждения, конференции, разра­батывают различные правовые инструменты, в основном это инструменты, так называемого, мягкого права (soft law). Я столь подробно останавливаюсь на данной теме, поскольку это - круг моих приоритетных научных иссле­дований. Народу с этим, я считаю указанную проблему исключительно актуальной.

-      Считаете ли Вы, что развитие международного гума­нитарного права должно осуществляться при помощи норм «мягкого права» или здесь, все же, предпочтительней тради­ционное конвенционное и обычно-правовое регулирование?

-      Вообще, роль «мягкого права» в развитии междуна­родного права является очень интересной темой для иссле­дования. В контексте международного гуманитарного права, в целом, и даже в контексте более узкой темы международ­но-правового регулирования новых средств ведения войны, на мой взгляд, нет универсального ответа для всех случаев. Например, в случае применения кибервооружений жесткое конвенционное регулирование не может представляться эф­фективным с учетом особенностей объектов кибернападе­ний, изменчивого характера информационных технологий, темпов развития киберсредств военного назначения и так да­лее. При таких условиях любые конвенции, регулирующие применение киберсредств ведения военных действий, уже при их разработке будут устаревшими, помимо этого, было бы практически невозможно осуществлять мониторинг им­плементации таких конвенций. Нереалистично также пред­полагать, что основные акторы - США, Великобритания, Из­раиль - проявят политическую волю для разработки такого международного договора. В тоже время, с учетом тех же отмеченных факторов регулирование киберсредств ведения войны установившимися принципами МГП и их традицион­ная интерпретация - тоже, на мой взгляд, не лучший подход. В случае киберсредств, думаю, именно мягкое право является лучшим способом международно-правового регулирования и развития МГП. А в случае, например, полностью авто­номных боевых роботов, я считаю, что следует разработать инструменты жесткой регламентации на национальном и международном уровнях, в частности, ввиду того, что риск нарушения основополагающих норм и принципов МГП при применении самоуправляемых боевых роботов намного выше, чем в случае применения других видов вооружений. Установление подобного запрета на международном уров­не вполне могло бы реализоваться, например, путем разра­ботки нового протокола к Конвенции по конкретным видам обычного оружия 1980 года. То есть, я считаю, что наиболее эффективный механизм регулирования того или иного во­проса, или наиболее предпочтительный способ развития МГП во многом зависит от характера этого вопроса.

-      В 1996 г. Международный суд ООН вынес достаточно двусмысленное заключение по ядерному оружию, которое стало предметом дебатов и обсуждений. Согласны ли Вы с позицией суда?

-      По делу «О правомерности применения или угрозы применения ядерного оружия» Международный суд (МС) ООН четко сформулировал запрет неизбирательных нападе­ний, включая нападения с применением per se неизбиратель­ного оружия. Суд также отметил, что, учитывая специфичные особенности ядерного оружия, его применение едва ли было бы совместимым с принципом избирательности. Более того, из анализа консультативного заключения МС ООН и отдель­ных мнений судей следует, что большинство судей рассма­тривало ядерное оружие как per se неизбирательное, прежде всего, в силу своего разрушительного и неконтролируемого действия, что, в свою очередь, исключало возможность раз­граничения гражданских лиц и гражданских объектов от комбатантов и военных объектов в случае его применения. Но, несмотря на такое мнение, вроде бы, большинства судей, МС ООН в итоге заключил, что нет достаточных оснований для того, чтобы суд мог заключить с уверенностью, что при­менение ядерного оружия всегда и при всех обстоятельствах не будет соответствовать принципам и нормам МГП. То есть, судьи, в целом, признали ядерное оружие, по сути, неизби­рательным видом оружия, однако заключили, что нет осно­ваний запрещать его применение во всех случаях. Именно это противоречие и вызвало дебаты и дискуссии. Я согласна с окончательным заключением МС по поводу отсутствия меж­дународно-правовых оснований для абсолютного запрета ядерного оружия. Ведь практически все виды оружия могут быть применены неизбирательным способом. Но определен­ные виды оружия потенциально больше могут быть приме­нены неизбирательным образом, нежели иные виды, а есть и такие средства ведения военных действий, которые, ни при каких обстоятельствах не могут быть применены в соответ­ствии с принципом избирательности. Ядерное оружие, без­условно, имеет такие характеристики, которые значительно и многократно увеличивают риск его неизбирательного при­менения. И это, на мой взгляд, обоснованно и верно отметил МС, еще не является достаточным основанием для запре­щения данного оружия при всех обстоятельствах. В данном контексте более точным было бы характеризовать ядерное оружие не как per se неизбирательное средство ведения вой­ны (что, в принципе, вытекает из контента консультативного заключения и отдельных мнений судей), а, скорее всего, как потенциально неизбирательное оружие, применение которого следует считать правомерным в случае его использования в соответствии с требованиями и принципами МГП. Иными словами, я считаю неточным не вывод МС по данному делу, а аргументы и анализ относительно характера ядерного ору­жия и его рассмотрения в качестве per se неизбирательного оружия в тексте консультативного заключения.