№ 7 (98) 2016г.

V. V. Gavrilov:

LEGAL PROBLEMS OF THE DEFINITION OF THE CONTINENTAL SHELS IN THE ARCTIC

Interview with Ph.D. in Law, professor, Head of International Public and Private Law sub-faculty of the Law school of the Far Eastern Federal University Vyacheslav Vyacheslavovich Gavrilov.

Визитная карточка:

Гаврилов Вячеслав Вячеславович, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой международного публичного и частного права Юридической школы Дальневосточного федерального госуниверситета (г. Владивосток).

Вячеслав Вячеславович родился в г. Находка Приморского края 16 сентября 1963 г. В 1985 г. окончил с отличием юридический фа­культет Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток), в 1994 г. аспирантуру Казанского государственного уни­верситета, где под руководством д.ю.н., профессора Д. И. Фельдмана защитил диссертацию по теме «Акты ООН о правах человека и международный механизм их имплементации». В мае 2006 г. в КГУ В. В. Гавриловым была успешно защищена диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук по теме «Международная и национальные правовые системы: понятие и основные направле­ния взаимодействия».

В 1995 г. В. В. Гаврилов был избран заведующим кафедрой международного права и деканом международно-правового факультета, а с 1 сентября 2009 г. назначен деканом факультета правоведения II Юридического института ДВГУ. С 1 сентября 2011 г. после реорганиза­ции ДВГУ в Дальневосточный федеральный университет занимает посты заведующего кафедрой международного публичного и частного права и руководителя образовательных программ магистратуры Юридической школы ДВФУ.

В. В. Гаврилов является одним из разработчиков Устава Приморского края. Имеет 113 научных и учебно-методических публикаций по актуальным проблемам международного публичного и международного частного права. В 1997 г. опубликовал учебное пособие «Между­народное частное право. Общая часть». В 1998 г. в издательстве ДВГУ вышла его книга «ООН и права человека: механизмы создания и осуществления нормативных актов», а в 2005 г. монография «Понятие и взаимодействие международной и национальных правовых систем». В 2000 г. московское издательство «Норма» выпустило в свет работу В. В. Гаврилова «Международное частное право. Краткий учебный курс». В конце 2002 г. в том же издательстве вышло второе, переработанное и дополненное издание этой книги, а в 2006 и 2009 годах - третье и четвертое издания. Является соавтором фундаментальных учебников для вузов «Международное право: общая часть», «Международное право: особенная часть», а также «Международная и внутригосударственная защита прав человека», изданных в 2010 и 2011 гг. московским издательством Статут, и первого в отечественной политико-правовой науке энциклопедического издания «Права человека: энциклопедический словарь», г. Москва, 2009 г.

Статьи В. В. Гаврилова печатались в таких авторитетных центральных российских юридических журналах, как: «Государство и право», «Евразийский юридический журнал», «Журнал российского права», «Московский журнал международного права», «Международ­ное публичное и частное право», «Право и политика», «Правоведение», «Российский ежегодник международного права», «ИС. Авторское право и смежные права", "Lex Russica (Русский закон)", а также иностранных: "Soochow Law Journal", "Asia Law Review", "Cuadernos Constitucionales", "Nagoya University Journal of Law and Politics", "US-China Law Review", "Ocean Development and International Law", "The International Journal of Marine and Coastal Law".

Вячеслав Вячеславович принимал участие в работе научных, научно-практических и учебных семинаров, симпозиумов и конферен­ций в США (Сакраменто, 1992; Сан-Диего, 1994; Мадисон, 1996 и 2002; Прово, 1999; Сиэтл, 2005; Вашингтон, 2007; Нью-Йорк, 2009 и 2011); Венгрии (Будапешт, 1997); Испании (Валенсия, 2008); Франции (Страсбург, 1997); Тайване (Тайпей, 2006); Швейцарии (Женева, 2008); Индонезии (Джакарта, 2010); Малайзии (Куала-Лумпур, 2010); Филиппинах (Манила, 2010); Камбодже (Пномпень, 2011); Японии (Нагоя, 2011 и 2012; Кобе, 2016); Южной Корее (Сеул, 2012; Пусан, 2016); Китае (Пекин, 2013; Шанхай, 2015); Индии (Нью-Дели, 2013); Таиланде (Бангкок, 2015); Канаде (Квебек, 2016).

В мае - августе 2011 г. В. В. Гаврилов по приглашению Центра Азиатских Юридических Обменов в качестве профессора-исследовате­ля работал над проектом «Институциональный и нормотворческий механизмы группы АСЕАН Плюс Три, функционирующие в сфере экономического сотрудничества» в Школе права, Нагойского университета, Япония, в январе 2013 г. читал там лекции по международ­ному праву на английском языке.

В 2003 г. был награжден почетной грамотой Губернатора, а в 2008 г. Законодательного Собрания Приморского края за активное участие в законотворческой и правоприменительной деятельности органов государственной власти края и большой вклад в подготовку кадров с высшим юридическим образованием на Дальнем Востоке. В 2009 г. награжден нагрудным знаком «Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации».

Соучредитель и адвокат коллегии адвокатов «Эталон», Владивосток, член Азиатского общества международного права и Исполни­тельного комитета Российской Ассоциации международного права.

К числу основных научных достижений В. В. Гаврилова относится разработка фундаментальных теоретических основ понятия и содержания категории «международная правовая система», выявление ее ключевых компонентов, а также комплексное изучение предпо­сылок и основных направлений их взаимодействия с соответствующими компонентами национальных правовых систем. Значительная часть его научной деятельности посвящена анализу достоинств и недостатков ведущих теоретических концепций соотношения между­народного и внутригосударственного права и содержания юридического механизма действия международных правовых норм в правовых системах различных государств. В. В. Гавриловым также была развита концепция международного частного права как полисистемного комплекса, представляющего собой совокупность правовых норм международного и национального происхождения, находящих в тесном взаимодействии и регулирующих особую группу относительно обособленных отношений международного немежгосударственного не­властного характера.

В последние годы сферой основных научных интересов Вячеслава Вячеславовича Гаврилова являются вопросы правового обеспечения ин­теграционных процессов, экономического сотрудничества и безопасности в АТР, актуальные проблемы международного морского права, включая механизмы разрешения международных морских споров, а также правового статуса Арктики.

******************************************************************

-      Уважаемый Вячеслав Вячеславович, в настоящее время активно обсуждается проблема «раздела» Арктики. Чем вызван, с Вашей точки зрения, возросший интерес к данной теме?

-      Северный Ледовитый океан (СЛО) - самый северный и наименьший по площади океан Земли, занимающий аква­торию около 14 миллионов квадратных километров или 2,8% общей площади Мирового океана. К особенностям СЛО тра­диционно относят его относительную мелководность (средняя глубина здесь составляет 1225 метров), труднодоступность использования для круглогодичного мореплавания и добы­чи живых и неживых природных ресурсов в связи с низким температурным режимом арктического региона и покрытием значительной части СЛО многолетними дрейфующими льда­ми и ледяным припаем в прибрежной зоне.

Между тем, в последние десятилетия ситуация в Арктике кардинальным образом изменилась и глобальное потепление, сопровождающееся освобождением от ледяного покрова зна­чительных пространств Северного Ледовитого океана, «поро­дило ожидания расширения экономической деятельности в регионе. С изменениями погодных условий здесь связывают перспективы разведки и добычи углеводородных и других ми­неральных ресурсов шельфа, расширения судоходства - пре­жде всего морского вывоза добываемых в Арктике ресурсов - и районов рыболовства».

Энергетическая составляющая вопроса в данном случае играет особую роль, так как на фоне постепенного исчерпания запасов традиционных мировых нефтегазоносных провинций, значение ресурсов пока еще не распечатанных энергетических кладовых Арктики в целом и дна Северного Ледовитого океа­на, в частности, с каждым годом становится все более опреде­ляющим для мировой политики и экономики. Как результат, «перспектива освоения ресурсов арктического шельфа поро­дила дискуссию о предстоящей борьбе государств за доступ к ним. А обсуждение вопроса об установлении и делимита­ции внешних границ континентального шельфа прибрежных стран в Северном Ледовитом океане еще больше подогревает опасения возможного конфликта в связи с предстоящим «раз­делом» Арктики».

-      На Ваш взгляд, при решении вопросов делимитации дна Северного Ледовитого океана, на какую нормативно­-правовую базу необходимо опираться?

-      Очевидно, что снижение опасности возникновения кон­фликта и усиление защиты интересов России в Арктике во многом зависит от четкого уяснения международно-правово­го режима Арктического морского региона и его реализации в практической деятельности государств и организаций в этом районе земного шара.

Одним из основных препятствий этому в современной доктрине и практике международного права является проти­востояние сторонников «глобальной интернационализации» правового статуса Северного Ледовитого океана путем завышения в нем роли Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. (Конвенция 1982 г.) и защитников точки зрения об особом правовом режиме СЛО, основанном, прежде всего, на регио­нальных, двусторонних и национально-правовых регуляторах самих прибрежных арктических государств при определяю­щем значении норм обычного международного права.

Последний подход получил достаточное широкое рас­пространение и в Российской Федерации. Так, известные от­ечественные исследователи утверждают, например, что «в правовом положении Арктики главенствующую роль играет договорно-правовая и законодательная практика самих аркти­ческих государств; при этом универсальные международные договоры применяются ими прежде всего с учетом содержа­щихся в них отсылок на региональные договоренности и в контексте международного обычного права». В российской правовой доктрине даже существует мнение, что «Арктика не была предметом рассмотрения III Конференции ООН по мор­скому праву, а ее правовой режим, основу которого составляет национальное законодательство приарктических государств, сложился тогда, когда о Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. даже речи не было».

Следует подчеркнуть, что в данном случае вряд ли можно считать продуктивным противопоставление одних междуна­родно-правовых источников, затрагивающих вопросы право­вого статуса Арктики, другим или обоснование возможно­сти их выборочного применения в определенных ситуациях. Ошибочность такой точки зрения определяется, среди проче­го, тем обстоятельством, что «к сегодняшнему дню значитель­ное количество правовых и других вопросов уже было решено или решается в этом регионе именно на основе Конвенции 1982 г. (определение границ внутренних вод, территориально­го моря, исключительной экономической зоны, континенталь­ного шельфа и др.). Поступить иначе - значит перечеркнуть все политические компромиссы и нормативные соглашения, достигнутые государствами на этом пути».

Именно поэтому при практическом решении вопросов делимитации дна Северного Ледовитого океана необходимо опираться на всю сложившуюся к настоящему времени ши­рокую международную нормативную базу отношений госу­дарств в этой области и принимать во внимание как между­народно-правовые соглашения универсального уровня, так и акты регионального и двустороннего характера, а также соот­ветствующие решения международных органов и организа­ций. При этом должное внимание должно уделяться истори­ческой ретроспективе вопроса определения правового статуса дна СЛО, который неразрывно связан с динамикой междуна­родно-правового регулирования правового положения подво­дных районов Мирового океана в целом.

-      Не могли бы Вы подробнее остановиться на эволю­ции понятия и содержания правовой категории «конти­нентальный шельф»? Каковы истоки становления меж­дународно-правовой нормы о прибрежных подводных районах?

-      Как отмечает А. Л. Колодкин: «До начала XX века мор­ское дно рассматривалось исключительно в рамках res nullius, или Международного района. Не делалось четких различий между континентальным шельфом и подводным дном морей и океанов. Прибрежное государство распространяло свой су­веренитет на морское дно лишь в пределах трехмильной зоны территориального моря»⁸. Однако уже к середине ХХ века стремительное развитие науки и техники усилило интерес государств к ресурсам дна за пределами их территориальных морей.

Одним из первых нормативных актов, четко обозначив­ших притязания государств на прибрежные подводные райо­ны, стала Прокламация Президента США Г. Трумэна № 2667 от 28 сентября 1945 года, провозгласившая юрисдикцию и кон­троль Правительства Соединенных Штатов над естественными ресурсами недр и морского дна континентального шельфа, расположенного под водами открытого моря, прилегающего к побережью США. Среди прочего, в ней также подчеркива­лось, что «в тех случаях, когда континентальный шельф про­стирается к берегам другого государства или является общим со смежным государством, его граница должна определяться США и соответствующим заинтересованным государством в соответствии с принципами справедливости»⁹.

Прокламация Трумэна не только не вызвала протеста международного сообщества, но и стала отправным пунктом для развития новой обычной нормы морского права. Боль­шинство внутренних нормативных актов, принятых другими государствами в 1945-1957 годах в этой области, в той или иной форме основывались на доводах, провозглашенных в указан­ном акте Президента США¹⁰. Однако на основе только этих односторонних документов международно-правовая норма о континентальном шельфе не могла быть создана, поскольку в них не был установлен единообразный объем прав государств в соответствующих подводных морских районах и отсутство­вало юридическое понятие континентального шельфа как та­ковое.

Подобное определение впервые появилось в Женевской конвенции о континентальном шельфе 1958 г., ст. 1 которой установила, что термин «континентальный шельф» употре­бляется применительно к поверхности и недрам морского дна подводных районов, примыкающих к побережью материка или берегам островов, «но находящихся вне зоны территори­ального моря, до глубины 200 метров или, за этим пределом, до того места, до которого глубина покрывающих вод позволя­ет разработку естественных богатств этих районов».

Таким образом, первоначально в основу международно­правового определения континентального шельфа были поло­жены критерии его примыкаемости к материку или островам, его протяженность до глубины 200 метров, а также принцип эксплуатабельности, на основании которого прибрежное госу­дарство могло вести разработку естественных богатств за эти­ми пределами.

При этом несколько лет спустя 20 февраля 1969 г. Между­народный Суд ООН в решении по делам о континентальном шельфе Северного моря подчеркнул, что наиболее фунда­ментальным принципом, относящимся к континентальному шельфу и определяющим юридические основания для уста­новления контроля над ним со стороны прибрежного государ­ства, является принцип естественного продолжения сухопут­ной территории и дна территориального моря, находящихся под его полным суверенитетом.

Тем не менее, было очевидно, что сформулированное в 50-е годы XX века юридическое определение континентального шельфа имело переходный характер, так как использованный в нем критерий эксплуатабельности был достаточно неопре­деленным, и устанавливаемые на его основе пространственные границы континентального шельфа должны были изменяться вместе с развитием морских технологий, в результате чего «все дно Мирового океана было бы постепенно разделено между прибрежными государствами».

Поэтому к началу работы Третьей Конференции ООН по морскому праву, проходившей в 1973-1982 годах, между­народное сообщество подошло с твердым намерением учесть новейшие технические достижения и изменения в практике регулирования деятельности государств на шельфе. Необ­ходимо было юридически четко установить дистанционный предел его границ, а также определить правовой статус мор­ского дна и его недр за пределами национальной юрисдикции прибрежных государств.

Одним из наиболее значительных достижений этой Кон­ференции стало использование ею при разработке норм о ста­тусе континентального шельфа положений решения Между­народного Суда ООН от 20 февраля 1969 г. о том, что шельф является естественным продолжением материка, и прибреж­ное государство распространяет на него свои суверенные права ipso facto, то есть независимо от эффективной или фиктивной эксплуатации им шельфа, а также от наличия или отсутствия его прямого заявления об этом.

-      Вячеслав Вячеславович, каковы ключевые характе­ристики понятия «континентальный шельф», использу­емые в современном международном морском праве? И как Вы оцениваете Конвенцию 1982 г. в вопросе делимита­ции дна Северного Ледовитого океана?

-      Современное определение континентального шельфа содержится в ст. 76 Конвенции ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 г. и представляет собой достаточно сложную с юридико-технической точки зрения нормативную конструк­цию. В соответствии с ней в состав континентального шельфа прибрежного государства включаются «морское дно и недра подводных районов, простирающихся за пределы его терри­ториального моря на всем протяжении естественного про­должения его сухопутной территории до внешней границы подводной окраины материка или на расстояние 200 морских миль от исходных линий, от которых отмеряется ширина тер­риториального моря, когда внешняя граница подводной окра­ины материка не простирается на такое расстояние» (п. 1).

При этом пункты 4-7 ст. 76 Конвенции 1982 г. предусма­тривают, что если естественное продолжение сухопутной тер­ритории простирается более чем на указанные 200 морских миль, то прибрежное государство устанавливает внешние гра­ницы своего континентального шельфа (ВГКШ) при помощи прямых линий (не превышающих в длину 60 морских миль), соединяющих фиксированные точки, которые, которые долж­ны находиться не далее 350 морских миль от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря, или не далее 100 морских миль от 2500 метровой изобаты - линии, соединяющей глубины в 2500 метров. Указанный принцип изобаты, однако, не применяется к подводным хребтам.

Кроме того, п. 8 указанной статьи устанавливает, что «данные о границах континентального шельфа за пределами 200 морских миль от исходных линий, от которых отмеряет­ся ширина территориального моря, представляются соответ­ствующим прибрежным государством в Комиссию по грани­цам континентального шельфа, создаваемую в соответствии с Приложением II к Конвенции 1982 г. на основе справедливого географического представительства. Комиссия дает прибреж­ным государствам рекомендации по вопросам, касающимся установления внешних границ континентального шельфа. Границы шельфа, установленные прибрежным государством на основе указанных рекомендаций, являются окончательны­ми и для всех обязательны».

Здесь также важно отметить, что в соответствии с п. 10 ст. 76 Конвенции 1982 г. положения этой статьи «не затра­гивают вопроса о делимитации континентального шельфа между государствами с противолежащими или смежными побережьями». Данным вопросам посвящена ст. 83 этого международно-правового соглашения, пункт первый которой предусматривает, что соответствующая делимитация «осу­ществляется путем соглашения на основе международного права, как это указывается в ст. 38 Статута Международного Суда, в целях достижения справедливого решения». При этом если между заинтересованными государствами уже имеется действующее соглашение по этому предмету, то вопросы, от­носящиеся к делимитации континентального шельфа, долж­ны решаться в соответствии с положениями такого соглаше­ния (п. 4 ст. 83).

Таким образом, анализируя ключевые характеристики понятия «континентальный шельф», используемые в совре­менном международном морском праве, нетрудно заметить, что, сохранив принципиальный подход к его пониманию как естественного продолжения сухопутной территории при­брежного государства в пределах 200 морских миль от исход­ных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря, разработчики Конвенции 1982 г., в отличие от разработ­чиков Конвенции о континентальном шельфе 1958 г., устано­вили гораздо более четкие критерии определения простран­ственной протяженности континентального шельфа в тех случаях, когда внешняя граница подводной окраины материка выходит за эти пределы. Кроме того, в последнем случае они связали правомерность действий прибрежных государств по установлению внешних границ своего шельфа с необходимо­стью получения соответствующих рекомендаций со стороны специального международного органа - Комиссии по грани­цам континентального шельфа (КГКШ), - которые являются окончательными и обязательными для всех.

Вместе с тем, Конвенция 1982 г. исключила из под своего регулирующего воздействия случаи делимитации континен­тального шельфа между государствами с противолежащими или смежными побережьями и предоставила им право самим решать этот вопрос путем заключения соответствующих меж­дународных соглашений в целях достижения справедливого решения. Причем, исходя из смысла п. 1 ст. 83 Конвенции 1982 г., в качестве основы таких соглашений могут выступать нормы не только договорного, но и обычного международного права.

Действующая сегодня процедура установления внешних границ континентального шельфа прибрежных государств определяется также тем обстоятельством, что в соответствии со ст. 4 Приложения II к Конвенции 1982 г., государства долж­ны предоставить в КГКШ данные о таких границах в течение 10 лет со времени вступления для них в силу этого универсально­го международно-правового документа.

Указанные положения Конвенции 1982 г. создали новую правовую и институциональную реальность делимитации дна Северного Ледовитого океана, которая с юридической точки зрения требует как заключения приарктическими государ­ствами двусторонних соглашений о разграничении границ своих континентальных шельфов в меридианной проекции, так и согласования ими с КГКШ внешних границ подводного продолжения своей сухопутной территории за пределами 200 морских миль от исходных линий, от которых отмеряется ши­рина территориального моря.

-      Насколько далеко продвинулись в этом отношении Россия, США, Канада, Дания и Норвегия, - государства, территории которых образуют естественные границы СЛО, и каковы перспективы процесса делимитации его подводных районов в соответствии с положениями Кон­венции 1982 г.?

-      На сегодняшний день определение линии разграниче­ния морских пространств и континентального шельфа приарктических государств со смежными территориями получило полноценное юридическое оформление только в отношении северной части Атлантического океана и Баренцева моря и нашло свое закрепление в датско-норвежском договоре 2006 г. и двух российско-норвежских двусторонних соглашениях 2007 и 2010 гг. При этом в первом случае такое разграни­чение было осуществлено по срединной линии между терри­ториями Гренландии и Шпицбергена, проведенной между географическими точками с координатами 77° 11' 00.20" с.ш. и 2° 54' 56.32" з.д. и 83° 43' 05.93" с.ш. и 7° 59' 18.30" в.д. Раз­граничение морских пространств к северу от указанных коор­динат договором не предусматривалось. Интересно отметить, что при заключении указанного договора Дания фактически поддержала позицию Норвегии о том, что Шпицберген име­ет собственную исключительную экономическую зону (ИЭЗ) и континентальный шельф. Кроме того, датско-норвежское соглашение включало специальное положение о трансгра­ничных залежах минеральных ресурсов, которые должны эксплуатироваться на основе специальных соглашений госу- дарств-участников.

Во втором случае линия разграничения морских про­странств в Баренцевом море стала результатом длительных переговоров между Россией и Норвегией, первоначально настаивавших на ее проведении, соответственно, по запад­ной границе российского арктического сектора и срединной линии между территориями этих стран. Итоговое решение стало результатом существенного компромисса, достигнутого сторонами, и определило прохождение российско-норвеж­ской границы рыболовных зон и континентального шельфа от прибрежной точки с координатами 69° 47' 41.42'' с.ш. и 30° 49' 03.55'' в.д. до географической точки в СЛО с координатами 84°41'40.67" с.ш. и 32°03'51.36" в.д.

При этом процесс двусторонней делимитации континен­тальных шельфов указанных государств нельзя признать окон­чательно завершенным, так как согласно п. 1 ст. 1. Договора 2010 г. конечная северная точка линии разграничения россий­ско-норвежских морских пространств должна быть определе­на уже после установления внешних границ континентальных шельфов этих стран в соответствии со ст. 76 и Приложением II Конвенции 1982 г. Вместе с тем, несмотря на это обстоятель­ство, наличие российско-норвежских договоров 2007 и 2010 г. уже само по себе создает новые возможности для переговоров сторон в области рыболовства и делимитации морских про­странств сторон в бассейне Северного Ледовитого океана, а также успешного решения связанных с этим конфликтных си­туаций.

Еще один международный договор о границах конти­нентального шельфа в районе СЛО был заключен между пра­вительствами Дании и Канады 17 декабря 1973 г. В данном случае в качестве линии разграничения сторонами была согла­сована срединная линия между восточными островами Канад­ского арктического архипелага и островом Гренландия. В ито­ге была определена датско-канадская морская граница длиной 1450 морских миль, которая в настоящее время используется этими государствами не только для установления пределов своих континентальных шельфов, но и границ рыболовных зон, а также других национальных морских районов. Лишь на участке границы длиной 875 метров между точками с гео­графическими координатами 80° 49.2' с.ш., 66° 29.0' з.д. и 80° 49.8' с.ш., 66° 26.3' з.д. стороны так и не договорились о дели­митации. Именно между этими точками расположен остров Ханс, занимающий стратегическое положение в проливе Нэр- са, национальную принадлежность которого Дания и Канада не смогли определить.

Однако это соглашение практически не затрагивает во­просов разграничения дна самого Северного Ледовитого океана, так как оно не определяет границы континентальных шельфов Дании и Канады к северу от точки с координатами 82°13' с.ш. и 60° з.д., в которой пролив Нэрса выходит в море Линкольна, являющееся частью бассейна СЛО. Тем не менее, в перспективном плане «в отношении моря Линкольна обе сто­роны согласны на делимитацию по методу линии равноотсто- яния. Однако существуют разногласия относительно исходных точек, которые берутся каждой из сторон для построения дан­ной линии... Предполагается, что делимитация в этом районе будет зависеть от результатов рассмотрения канадской и дат­ской заявок в Комиссии ООН по границам континентального шельфа, поскольку в пределах 200 морских миль от берега под морем расположено сочленение хребта Ломоносова с североа­мериканским материком.

В восточной части Северного Ледовитого океана нацио­нальное размежевание морских пространств и континенталь­ного шельфа приарктических государств не получило к насто­ящему времени должного юридического оформления.

-      Вы имеете в виду расхождение позиций США и Ка­нады?

-      Да, речь здесь идет, во-первых, об американо-канадской границе в море Бофорта, расположенном между побережьем Аляски и Канадским арктическим архипелагом к северу от дельты реки Маккензи. Официальное расхождение позиций США и Канады по этому вопросу наметились еще в 1976 г., когда властями Соединенных Штатов была опротестована установленная Канадой линия границы ее нефтяных и газо­вых концессий в море Бофорта. В последующие годы нали­чие противоречий между указанными государствами в этом отношении получило дополнительное подтверждение после выдвижения ими противоречащих друг другу предложений о границе своих исключительных рыболовных зон в пределах 200 морских миль от берега.

-      В чем же заключается правовая основа противоре­чий между США и Канадой в делимитации континенталь­ного шельфа? Насколько юридически обоснованными яв­ляются позиции сторон?

-      Отправной точкой противоречий в данном случае стало различное толкование Канадой и США положений ст. 3 Кон­венции между Россией и Великобританией о разграничении их владений в Северной-Западной Америке от 16 февраля (28 февраля) 1825 г. (предусмотренные ею права и обязанности пе­решли от России к США в 1867 г. после продажи Аляски, а от Британии к Канаде в 1880 г.). Среди прочего, указанная статья предусматривала, что линия меридиана 141 градуса западной долготы «составит в своем продолжении до Ледовитого моря границу между Российскими и Великобританскими владени­ями на твердой земле северо-западной Америки»²⁵.

Канада, тем не менее, утверждала, что положения Кон­венции 1825 г. должны применяться для определения не толь­ко сухопутной, но и морской линии разграничения указанных владений, в силу чего морская граница между Канадой и Со­единенными Штатами также должна проходить в море Бо­форта в пределах 200 морских миль от берега по меридиану 141° з.д. США с этим не согласились и заявили, что действие Конвенции 1825 г. не распространяется на морские простран­ства и, кроме того, в отличие от суши, наиболее легальным и географически оправданным способом определения границы в данном случае стало бы ее проведение по равноудаленной линии, «каждая точка которой находится на равном расстоя­нии от ближайшей точки побережья каждой из сторон»²⁶. В результате на границе Канады и США в море Бофорта в пре­делах 200 морских миль от берега возник спорный морской район общей площадью 6 250 квадратных морских миль, на­циональная принадлежность которого окончательно не опре­делена до сих пор.

Что касается разграничения арктического шельфа Кана­ды и США за пределами 200 мильной прибрежной полосы, то ни одна из сторон до сих пор не высказала своей официаль­ной позиции на этот счет. Причина этого состоит в том, что в высоких широтах линия равного удаления от побережий, на использовании которой США настаивают внутри исклю­чительных экономических зон этих стран, за пределами ИЭЗ, благодаря расположению Канадского арктического архипела­га, значительно отклоняется на запад и существенно сокраща­ет площадь континентального шельфа, на который могли бы в этом случае претендовать Соединенные Штаты. Другими сло­вами, за пределами 200 морских миль от берега линия равного удаления становиться для США настолько же невыгодной, на­сколько привлекательной она является для них внутри ИЭЗ. В случае же с Канадой ситуация, соответственно, складывается прямо противоположным образом.

Несмотря на то, что Канада и США пытаются обойти сложившуюся юридическую неопределенность путем заклю­чения специальных соглашений о совместной эксплуатации углеводородных ресурсов в спорных районах, эта практика не привела к успешному и взаимоприемлемому решению во­проса о делимитации их арктических морских пространств. Расхождения между ними в этом отношении продолжают оставаться существенными и труднопреодолимыми.

Однако, по мнению М. Байерса, в обозримой перспективе в целях получения более значительных выгод и преимуществ стороны могут полностью или частично отказаться от занима­емых ими сегодня юридических позиций по этому вопросу и сформулировать новые. «Канада, - считает он, - может при­знать приемлемой точку зрения о равноудаленной линии в случае, если. она будет использоваться и при делимитации расширенного континентального шельфа. А США, со своей стороны, продолжая отстаивать концепцию линии равного удаления внутри ИЭЗ, могут заявить, что прохождение грани­цы за ее пределами должно определяться соответствующими геологическими и геоморфологическими характеристиками данного морского района. .. .Такие позиции вряд ли способны сократить предмет спора, но они могут создать пространство для согласованных решений, которое, в отличие от судебного разбирательства или арбитража, позволит сторонам сохра­нить контроль над процессом делимитации».

-      В настоящее время продолжает оставаться актуаль­ным вопрос о российско-американской линии разграни­чения морских пространств и шельфов. Какие Вы видите перспективы в достижении консенсуса между Россией и США?

-      С юридической точки зрения нельзя считать оконча­тельно решенным вопрос о российско-американской линии разграничения морских пространств в Северном Ледовитом океане, несмотря на то, что она получила свое юридическое закрепление в Договоре между США и СССР о морской гра­нице от 1 июня 1990 г. Дело в том, что если Конгресс США ратифицировал это соглашение еще 16 сентября 1991 г., то СССР, а позднее и Россия не сделали этого до сих пор, прежде всего, в связи с неоднозначными оценками его экономических последствий для рыболовства в Беринговом море. Поэтому в настоящее время оно применяется только на временной осно­ве в порядке ст. 25 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.

Тем не менее, даже в существующем виде Договор 1990 г. в значительной мере снижает остроту юридических споров относительно принадлежности отдельных территорий России и США в Чукотском, Беринговом морях и в СЛО и ограничи­вает возможность политического манипулирования этими проблемами в будущем. Кроме того, необходимо учитывать, что несмотря на все территориальные потери, которые СССР понес в Беринговом море согласно Договору 1990 г., в соответ­ствии с этим же документом он приобрел значительный уча­сток континентального шельфа в Чукотском море, который в противном случае отошел бы к Соединенным Штатам при проведении делимитации на основании метода равноотстояния.

Этот вывод вытекает из анализа положений п. 1. ст. 2 До­говора, который предусматривает, что морская граница Рос­сии и США распространяется от точки с координатами 65° 30' с.ш. и 168° 58' 37'' з.д. вдоль соответствующего меридиана на север «через Берингов пролив и Чукотское море в Северный Ледовитый океан настолько далеко, насколько это допускает­ся международным правом». При этом указанная линия яв­ляется границей не только водных пространств, но и шельфов договаривающихся государств, так как исходя из п. 2 ст. 1 До­говора, она ограничивает распространение юрисдикции при­брежных государств, «разрешённой международным правом для любых целей».

Формулировка Договора 1990 г. о простирании россий­ско-американской морской границы на Север «настолько да­леко, насколько это допускается международным правом», является достаточно интересным решением с точки зрения юридической техники. Она позволяет в зависимости от кон­кретного исторического этапа развития норм международ­ного морского права и их содержания по-разному решать на практике вопрос о расположении конечной точки линии раз­граничения юрисдикций России и США в СЛО.

Это не трудно проследить на примере положений Кон­венции ООН по морскому праву 1982 г., которая на момент заключения Договора 1990 г. еще не вступила в законную силу. Ее нормы о правах прибрежных государств в рамках 200 миль­ных исключительных экономических зон и на континентальном шельфе за пределами 200 морских миль от берега начали действовать только четырьмя годами позже. Это позволило странам-участницам Конвенции 1982 г. на законных основа­ниях распространить свои суверенные права на морские про­странства, находящиеся значительно дальше от берега по срав­нению с акваториями, в которых они могли делать это ранее.

Такая же возможность существует сегодня и у России с США, которые могут решать вопрос о географических коор­динатах конечной северной точки линии разграничения их морских пространств, опираясь, в частности, на положения ст. 76 и 83 Конвенции 1982 г. Причем такая возможность не может быть оспорена, по нашему мнению, даже в силу того, что США до сих пор не участвуют в этом договоре, поскольку практи­ка Международного суда ООН «квалифицирует положения Женевской конвенции 1958 г. и Конвенции 1982 г. в вопросе делимитации континентального шельфа как воплощающие обычное международное право» В то же время при прове­дении делимитации континентального шельфа в восточной Арктике нельзя не учитывать и точку зрения ряда исследова­телей о том, что «линия морской границы Соглашения 1990 г. не может идти севернее точки равноотстояния от побережий Канады, России и США, поскольку иначе были бы затронуты интересы третьих государств (Канады)».

-      Исходя из вышесказанного, как, по Вашему мнению, можно охарактеризовать сложившуюся ситуацию в дели­митации арктическими государствами смежных морских районов и континентального шельфа? О чем свидетель­ствует судебная практика в этом вопросе?

-      Практически все приарктические государства (за исклю­чением США и Канады) заключили к настоящему времени двусторонние соглашения о делимитации своих морских про­странств и континентального шельфа в Арктике. Некоторые из них установили такое разграничение на основе срединных линий, состоящих из точек, равноудаленных от ближайших точек побережий договаривающихся государств, другие пред­усмотрели прохождение границы на основе прямых линий, в том числе линий меридианов. При этом в первом случае при определении географических координат соответствующих то­чек зачастую принимались во внимание геоморфологические особенности конкретных регионов, а во втором, - положения ранее заключенных двусторонних договоров о разграничении территорий стран-участниц, отражающих исторические осо­бенности их взаимодействия.

Указанные договоры наглядно продемонстрировали стремление приарктических государств учитывать в процес­се делимитации не только прохождение срединной линии их морских пространств, но и другие особые обстоятельства, ко­торые в итоге позволили договаривающимся странам достичь взаимоприемлемого справедливого решения о прохождении границы, необходимость которого прямо предусматривается положениями ст. 83 Конвенции 1982 г.

Судебная практика также демонстрирует привержен­ность этим принципам. Международные судебные учреж­дения, отмечает А. И. Губанов, «при осуществлении дели­митации последовательно придерживаются нормы, что делимитация должна осуществляться на основе принципов справедливости, принимая во внимание все обстоятельства, имеющие значение для дела с целью достижения справедли­вого результата (т.н. «правило принципов справедливости/ актуальных обстоятельств»). При этом в качестве подобных актуальных обстоятельств судом могут приниматься во внима­ние соотношение длин и конфигурация побережий спорящих государств, наличие вблизи них островов, поведение сторон и критерий пропорциональности.

В 2009 г. в решении по спору Румынии и Украины о де­лимитации их морских пространств в Черном море Междуна­родный суд ООН четко обозначил три основных стадии этого процесса. Первая из них предусматривает проведение Судом временной линии разграничения, равноотстоящей от побе­режий спорящих государств. На второй Суд исследует факты наличия или отсутствия обстоятельств, способных скоррек­тировать или изменить направление такой линии в целях до­стижения справедливого результата. И, наконец, на третьей стадии Суд должен убедиться в том, что итоговое определение прохождения линии делимитации не приведет к несправед­ливому результату по причинам диспропорции соотношения длин побережий спорящих государств или их морских про­странств, образовавшихся после такого разграничения.

В 2012 г. в решении по делу Никарагуа против Колумбии Международный суд ООН использовал аналогичную схему при осуществлении делимитации морских пространств, от­метив при этом, однако, что она не должна применяться авто­матически для каждого случая³⁵. Тем не менее, в этом же году Международный трибунал по морскому праву в решении по делу Бангладеш против Мьянмы констатировал наличие при­оритета мировой судебной практики в пользу применения в подобных случаях метода равноотстояния/актуальных обсто­ятельств.

Таким образом, к настоящему времени в арктическом регионе сложилась солидная двусторонняя договорная прак­тика делимитации морских пространств и континентально­го шельфа государств со смежными побережьями, которая в целом отвечает требованиям Конвенции 1982 г. о необходимо­сти достижения справедливых решений в этой области. При этом есть значительные основания полагать, что даже если США и Канада не придут к согласию о разграничении своих морских пространств в море Бофорта, а Россия откажется от временного применения Договора 1990 г., и эти вопросы будут переданы на рассмотрение международных судебных орга­нов, последние также будут их решать на основе положений и принципов Конвенции 1982 г.

Тем не менее, приведенный выше исторический обзор убедительно показывает, что договорная практика делими­тации арктических морских пространств имеет значительно больший потенциал, чем судебное разбирательство, и что государства в рамках такой практики готовы идти на суще­ственные компромиссы в целях достижения взаимовыгодных решений.

Тем не менее, при всех успехах нормативного и преце­дентного регулирования в этой области, оно не способно се­годня дать точный ответ на вопрос о перспективах разграниче­ния континентального шельфа в центральной части Северного Ледовитого океана. Окончательная делимитация этого района может быть юридически определена только после установ­ления арктическими государствами внешних границ своих шельфов в СЛО в соответствии с правилами и процедурами ст. 76 Конвенции 1982 г. Причем, по нашему мнению, этот тезис является справедливым даже несмотря на заявления между­народных судебных инстанций о возможности использования для целей делимитации морских пространств за пределами 200 морских миль от берега тех же критериев, которые при­меняются при их разграничении внутри этих границ.

- Существуют ли принципиальные отличия процеду­ры делимитации шельфа в высокоширотных районах Се­верного Ледовитого океана от описанного выше подхода? Какую роль в этом вопросе играет Комиссия по границам континентального шельфа?

- Принципиальное отличие процедуры делимитации шельфа в высокоширотных районах СЛО от описанной выше практики состоит в том, что, помимо самих арктических го­сударств, очень важную роль в этом процессе играет Комис­сия по границам континентального шельфа, так как в соответ­ствии п. 8 ст. 76 Конвенции 1982 г. следование прибрежным государством в процессе установления внешних границ своего континентального шельфа рекомендациям КГКШ является необходимым условием последующего признания таких гра­ниц окончательными и обязательными для всех.

Статус, компетенция и деятельность КГКШ нашли доста­точно широкое и подробное освещение в доктрине. Поэтому в рамках данного интервью мы остановимся лишь на харак­теристике значения этой Комиссии в процессе будущей де­лимитации подводных районов центральной части СЛО. Оно представляется здесь весьма значительным, как с точки зрения того стимулирующего воздействия, которое КГКШ может ока­зать на процесс достижения согласия между арктическими го­сударствами в этом вопросе самим фактом своего существова­ния, так и с точки зрения той роли, которую Комиссия играет в деле единообразного толкования и применения формул и критериев, содержащихся в ст. 76 Конвенции 1982 г.

При этом в научной литературе справедливо подчерки­вается, что КГКШ фактически возложила на себя функцию по правовому толкованию положений Конвенции 1982 г., не­смотря на то, что ни статья 76 Конвенции, ни Приложение II к ней не закрепляют за Комиссией такие функции. Справед­ливость данного утверждения стала очевидна после принятия Комиссией собственных Научно-технического руководства и Правил процедуры. В п. 1.3. первого из этих документов указывалось, что «задачей Комиссии является также предо­ставление собственной интерпретации научных, технических и правовых терминов, содержащихся в Конвенции». А в п. 1 правила 11 Приложения Ш ко второму акту подчеркивается, что «рекомендации, разрабатываемые подкомиссией (подраз­делением КГКШ) должны соответствовать ст. 76 Конвенции..., настоящим Правилам и Руководству». При этом в качестве од­ного из наиболее ярких примеров толкования Конвенции 1982 г. Комиссией можно привести положение, зафиксированное в Приложении I к ее Правилам процедуры, о возможности несоблюдения 10 летнего срока подачи заявки в комиссию в отношении спорных (перекрывающихся) районов континен­тального шельфа до урегулирования спора.

Важная роль КГКШ в деле установления внешних границ континентального шельфа определяется также тем обстоя­тельством, что предписанная Конвенцией 1982 г. процедура подачи прибрежными государствами в Комиссию заявок на выдачу рекомендаций по установлению внешних границ кон­тинентального шельфа приводит к тому, что страны-заявители де-факто заблаговременно ставят в известность своих соседей со смежными или противолежащими побережьями о своих намерениях в этом вопросе. В результате происходит выявле­ние областей совпадений и конфликтов интересов заинтересо­ванных сторон, а также ознакомление их с существом аргумен­тов друг друга. Эта практика имеет особое значение для СЛО, так как содержание поданных к настоящему времени в Комис­сию заявок арктических государств и реакция на них других стран ясно демонстрируют наличие серьезных расхождений между ними по вопросу делимитации дна центральной части Северного Ледовитого океана. Такое положение дел делает не­возможным его разграничение исключительно на основе реко­мендаций КГКШ, по крайней мере до тех пор, пока основные принципы этого процесса не будут согласованы в результате переговоров арктических государств.

-      Россия первой из государств-участников Конвенции ООН по морскому праву подала 20 декабря 2001 г. в Ко­миссию заявку на установление внешних границ своего континентального шельфа в Арктике. В чем заключалось содержание российской заявки и каковы результаты ее рассмотрения?

-      В соответствии с этим документом в состав юридиче­ского континентального шельфа России в СЛО должны были войти географический шельф, континентальный склон и подъем, примыкающие к материку и хребтам Ломоносова и Менделеева, а также сами эти хребты в пределах российского арктического сектора до Северного полюса. При этом в кон­тинентальный шельф России не включался хребет Гаккеля, яв­ляющийся северным окончанием Срединно-Атлантического океанического хребта.

В июне 2002 г. Комиссия по границам континентального шельфа вынесла свои рекомендации по российской заявке, которые позже нашли отражение в докладе Генерального се­кретаря ООН на 57 сессии Генеральной Ассамблеи этой ор- ганизации⁴⁴. В нем, в частности, отмечалась рекомендация КГКШ о том, «чтобы по вступлении в силу соглашений о раз­граничении морских пространств с Норвегией в Баренцевом море и с Соединенными Штатами Америки в Беринговом море Российская Федерация препроводила Комиссии кар­ты и координаты разграничительных линий, показывающих внешнюю границу российского континентального шельфа (...), простирающуюся за 200 морских миль». Одновременно в отношении «центральной части Северного ледовитого океана Комиссия рекомендовала Российской Федерации представить пересмотренную заявку в той части, в какой она касается ее расширенного континентального шельфа, опираясь на выво­ды, приведенные в рекомендациях Комиссии».

Таким образом, КГКШ фактически отложила вопрос об определении восточной и западной границ арктическо­го шельфа России до момента заключения ею соглашений по этому вопросу с Норвегией и США. При этом Комиссия практически не рассматривала вопрос о прохождении внеш­ней границы континентального шельфа России в высокоши­ротной Арктике, так как не смогла подтвердить правильность ее проведения в связи с отсутствием в заявке батиметрических и навигационных карт и базы данных по глубинам, которые в соответствии с российскими нормативами являлись секретны­ми. К тому же представленные Россией геофизические данные не в полной мере соответствовали научно-техническим требо­ваниям Комиссии.

В соответствии с рекомендациями Комиссии Россия по­сле проведения в СЛО широкого комплекса дополнительных геологических и геофизических исследований подала 3 августа 2015 г. в КГКШ частично пересмотренную заявку в отношении своего континентального шельфа в Северном Ледовитом оке­ане, к рассмотрению которой Комиссия приступила только через год 9 августа 2016 г.

В соответствии с пересмотренной заявкой «район морско­го дна СЛО, .значимый для определения ВГКШ Российской Федерации по статье 76 Конвенции, охватывает геоморфоло­гический шельф российских арктических окраинных морей, часть Евразийского бассейна (котловины Нансена и Амунд­сена, хребет Гаккеля) и центральную часть Амеразийского бассейна в составе котловины Макарова и Комплекса Цен­трально-Арктических подводных поднятий, в который входят хребет Ломоносова, котловина Подводников, поднятие Менде­леева-Альфа, Чукотская котловина и Чукотское поднятие». В целом же пересмотренная заявка относила к континентально­му шельфу России за пределами 200 морских миль подводную территорию площадью около 1 200 000 квадратных киломе­тров, т.е. почти на 100 000 квадратных километров больше, чем было предусмотрено в российской заявке 2001 г.

При этом пересмотренная заявка содержала необходи­мое научное обоснование того, «что составные части Комплек­са Центрально-Арктических подводных поднятий, а именно хребет Ломоносова, поднятие Менделеева-Альфа и Чукотское поднятие и разделяющие их котловина Подводников и Чу­котская котловина, имеют континентальную природу своего образования и относятся по пункту 6 статьи 76 Конвенции к подводным возвышенностям, являющимся естественными компонентами материковой окраины, к которым не приме­няется дистанционный лимит 350 морских миль от исходных линий».

Кроме того, в пересмотренной заявке констатируется факт урегулирования вопроса о делимитации морских про­странств в Баренцевом море на основании российско-норвеж­ского двустороннего договора от 15 декабря 2010 г. и разгра­ничения континентального шельфа в Чукотском море и СЛО между Россией и США на основании российско-американско­го договора от 1 июня 1990 г., временно применяемого сторо­нами с момента его подписания до настоящего времени.

В заявке также содержится информация о достижении Россией принципиальных двусторонних договоренностей с Данией и Канадой о перспективах их отношений друг с дру­гом и с КГКШ в отношении делимитации континентального шельфа в центральной части СЛО. Эти соглашения предусма­тривают, что: 1) ни одна из сторон не будет возражать против рассмотрения Комиссией заявки другого государства и вы­несения КГКШ рекомендаций по ней; 2) рекомендации, сде­ланные Комиссией в отношении заявки другого государства, не наносят ущерба правам государства при рассмотрении его собственной заявки; 3) рекомендации КГКШ не наносят ущер­ба вопросам разграничения континентального шельфа между двумя государствами. Нетрудно заметить, что указанные до­говоренности предоставляют Комиссии юридическое основа­ние для выработки рекомендаций об установлении Россией, Данией и Канадой внешних границ своего континентального шельфа в центральной части СЛО даже в условиях наличия между ними неурегулированных разногласий и споров по этому вопросу. Это обстоятельство является особенно актуаль­ным в свете подачи 15 декабря 2014 г. правительством Дании в КГКШ заявки об установлении внешних границ северного кон­тинентального шельфа Гренландии.

-      Содержание заявки Дании входит в противоречие с российской заявкой по разграничению континентально­го шельфа СЛО. С какой целью Дания и другие арктиче­ские государства придерживаются данной стратегии?

-      Действительно, заявка, поданная Данией, территори­ально значительно перекрывает районы, включенные в рос­сийские заявки 2001 и 2015 годов, в приполюсной области СЛО и на большей части хребта Ломоносова. При этом в датской заявке указывалось, что подобное противоречие не является единственным и представления этой страны о внешних грани­цах ее шельфа в Арктике также вступают в противоречие с по­зициями Норвегии, Канады и США по этому вопросу. Одна­ко, как и в случае с Россией, эти страны не возражают против рассмотрения заявки Дании в КГКШ.

На первый взгляд может показаться, что подача Россией и Данией столь явно несовместимых друг с другом заявок и согласие других арктических государств на их рассмотрение Комиссией лишены всякого смысла, так как в соответствии с Конвенцией 1982 г. КГКШ уполномочена принимать реко­мендации лишь об установлении внешних границ континен­тального шельфа, а не о его делимитации между странами со смежными или противолежащими побережьями. Одна­ко, представляется, что арктические государства делают это умышленно, специально оговаривая право Комиссии рассма­тривать такие заявки даже при наличии существующих или потенциальных территориальных споров между ними.

Такой подход позволит им объективно оценить свои шансы на успех в зависимости от результатов рассмотрения Комиссией данных, предоставленных в заявках, и, в конечном итоге, сформировать более аргументированную позицию для последующих переговоров о делимитации шельфа централь­ной части СЛО со своими соседями. Скорее всего именно с этой целью в заявках России и Дании были сделаны специаль­ные оговорки о том, что эти страны оставляют за собой право предоставить в КГКШ изменения и дополнения к ним, а так­же о том, что окончательная делимитация континентального шельфа в Северном Ледовитом океане будет осуществляться в соответствии с положениями ст. 83 Конвенции 1982 г. уже после принятия Комиссией соответствующих рекомендаций.

-      Вячеслав Вячеславович, известно, что Канада еще не сделала своей заявки по разграничению континенталь­ного шельфа в Арктике. Как, по Вашему мнению, объем претензий Канады может повлиять на расстановку сил и принятие итоговых решений в делимитации морских районов и шельфа Северного Ледовитого океана?

-      Официальное представление Канадой в Комиссию сво­его видения ВГКШ в СЛО будет иметь важное значение. Это объясняется тем, что «как только объем канадских претензий на континентальный шельф в Арктике станет известен, преде­лы зоны пересекающихся интересов в Северном Ледовитом океане примут окончательные очертания, что сформирует сам предмет переговоров»⁵⁴. А в том, что такие зоны пересека­ющихся интересов могут умножиться после подачи Канадой заявки в КГКШ сомнений нет, так как это государство последо­вательно формирует свою арктическую политику таким обра­зом, чтобы не только не допустить пространственную потерю части шельфа в своем арктическом секторе, но и, напротив, с большой долей вероятности претендовать на часть континентального шельфа в соответствующих секторах России и Соеди­ненных Штатов.

Однако Канада до сих пор ограничилась лишь подачей 6 декабря 2013 г. в КГКШ частичной заявки в отношении своего континентального шельфа в Атлантическом океане. В ней ука­зывалось, что информация относительно ВГКШ Канады в СЛО будет предоставлена в Комиссию позже в соответствии со ст. 4 Приложения II к Конвенции 1982 г. и решением восемнадца­того Совещания государств-участников Конвенции от 20 июня 2008 г. Согласно этому решению для соблюдения 10 летнего срока предоставления заявок в Комиссию, прибрежному го­сударству достаточно лишь передать Генеральному Секрета­рю ООН «предварительную информацию», обозначающую внешние границы его континентального шельфа за пределами 200 морских миль, а также в общих чертах описать состояние подготовки и планируемую дату направления заявки.

Такая предварительная информация была направлена Канадой в ООН одновременно с заявкой о ВГКШ в Атлантиче­ском океане. В рамках этого документа Канада заявила о воз­можном включении в состав своего континентального шельфа в СЛО районов Канадского бассейна, бассейна Амундсена, а также хребтов Ломоносова и Альфа. При этом применитель­но к хребтам притязания Канады распространяются за преде­лы 350 морских миль от исходных линий. По подсчетам ка­надских ученых в случае одобрения этих предложений общая площадь расширенного за пределы 200 морских миль конти­нентального шельфа Канады может составить 750 тыс. кв. км.

В «предварительной информации» также указывается, что Канада подаст в КГКШ частичную заявку по Арктике в «подходя­щую дату, которая может зависеть, среди прочего, от получения дополнительных научных данных». Однако, по нашему мнению, это вряд ли произойдет в ближайшее время в силу двух основных причин. Во-первых, при наличии заявки Дании, претендующей на часть континентального шельфа севернее канадского острова Элсмир, было бы разумнее дождаться решения Комиссии об обоснованности этой позиции, нежели лишний раз подчерки­вать наличие расхождений между Канадой и Данией по данному вопросу путем подачи собственной заявки в КГКШ.

Во-вторых, односторонняя подача Канадой заявки в Комис­сию в условиях проведения ею совместно с США многолетних на­учных исследований континентального шельфа в море Бофорта и сохраняющихся между ними расхождений в отношении прин­ципов его делимитации способна привести к снижению доверия и возрастанию напряженности между этими странами в данном вопросе. Как результат, практикуемый сегодня Канадой и США поиск компромиссов в рамках двустороннего договорного про­цесса может быть переведен в нежелательную для обеих сторон плоскость формализации указанного спора и привлечения к его разрешению международных институций.

Кроме того, отсутствие ясности о принципах проведения западной границы арктического шельфа Канады делает вполне допустимой ситуацию, при которой его отграничение от кон­тинентального шельфа США за пределами 200 морских миль будет осуществлено на основе срединной линии, а не по мери­диану 141° з.д. В этом случае общая граница континентального шельфа появится уже не только у Канады и США, но и у Кана­ды и России. Как отмечает М. Байерс, «если США согласятся с прохождением их морской границы с Канадой на базе линии равного удаления от берега или ее модифицированной версии, то их морская граница с Россией может быть естественным об­разом прервана в точке, в которой она пересечется с америка­но-канадской границей»⁶¹. Такая ситуация создаст совершенно другую правовую реальность, поскольку Россия до сих пор не имеет с Канадой такого договора о разграничении морских пространств в Арктике, какой она заключила с США в 1990 г.

-      Исходя из вышеизложенного Вами, можно ли сделать вывод, что процесс юридической делимитации континен­тального шельфа Северного Ледовитого океана находится только на начальном этапе своего развития? И как Вы оце­ниваете дальнейшие перспективы решения обсуждаемой проблемы, в том числе опираясь на деятельность КГКШ?

-      Действительно, несмотря на наличие целого ряда двусто­ронних договоров, уже заключенных к настоящему времени в этой области арктическими государствами со смежными побе­режьями, данная проблема еще далека от своего окончательного разрешения. Это объясняется тем, что, во-первых, такие соглаше­ния устанавливают соответствующие линии разграничения, как правило, только в пределах 200 мильной прибрежной полосы, а, во-вторых, ими не регулируются или регулируются лишь на временной основе вопросы делимитации арктического шельфа между Россией, США и Канадой в восточной части СЛО.

Еще сложнее, как с правовой, так и с организационной точек зрения, выглядит перспектива территориального раз­межевания центральной области Северного Ледовитого оке­ана, поскольку в данном случае возникает необходимость ре­шения вопроса о делимитации шельфа государств не только со смежными, но и с противолежащими побережьями. Она усугубляется проблемой отсутствия достаточного количества общепризнанных научных данных, способных пролить свет на происхождение и природу подводных хребтов и возвышенно­стей СЛО в целом и установить их соответствие требованиям ст. 76 Конвенции 1982 г.

В силу объективных политических, технологических и климатических причин и условий вряд ли стоит ожидать, что такие данные в полном объеме будут собраны в ближайшее время. А это означает, что попытки государств в односторон­нем порядке решить вопрос о делимитации дна подводных районов СЛО на основе своих собственных представлений о его составе и геоморфологической структуре станут главным лейтмотивом этого процесса в обозримой перспективе.

Однако, по нашему мнению, подавая заявки на установ­ление внешних границ своего континентального шельфа в КГКШ или соглашаясь с рассмотрением Комиссией заявок других государств, арктические страны не склонны рассматри­вать будущие рекомендации этого международного органа в качестве окончательных и обязательных для себя. При подаче таких заявок они ссылаются на ст. 83 Конвенции 1982 г., пред­усматривающую необходимость делимитации континенталь­ного шельфа государств с противолежащими или смежными побережьями на основе заключения специального междуна­родного соглашения в целях достижения справедливого реше­ния. Другими словами, Комиссия, с точки зрения арктических стран, по всей видимости выполняет в данном случае лишь роль экспертного органа, способного авторитетно подтвер­дить или опровергнуть их представления о границах своего или чужого континентального шельфа в Арктике или указать на необходимость проведения дальнейших исследований в этой области.

Кроме того, нельзя забывать и о том обстоятельстве, что в соответствии со ст. 8 Приложения II к Конвенции 1982 г. «в слу­чае несогласия прибрежного государства с рекомендациями Комиссии прибрежное государство в течение разумного пери­ода времени делает пересмотренное или новое представление Комиссии». Теоретически процесс подачи таких пересмотрен­ных или новых заявок может продолжаться бесконечно, так как установление внешних границ континентального шельфа - суверенное право государства, а КГКШ обладает здесь только правом давать ему рекомендации по этому поводу. Следова­тельно, рекомендации Комиссии способны в полной мере об­рести свой обязывающий характер только после их имплемен­тации соответствующим прибрежным государством.

В силу указанных причин односторонние заявки и заяв­ления арктических государств, содержащие явно завышенные требования в отношении ВГКШ или территориально пере­крывающие друг друга, не должны восприниматься другими участниками процесса как повод для пессимизма или кон­фронтации. Такие действия призваны лишь обозначить их исходную позицию в этом вопросе и сформировать предмет для дальнейших переговоров со своими соседями, формат которых может быть самым различным: от параллельных двусторонних консультаций до полноценной международ­ной конференции арктических государств. Несомненно здесь только одно: проблема делимитации континентального шель­фа Северного Ледовитого океана может получить свое полно­ценное и окончательное решение лишь на основе переговоров арктических государств с учетом интересов всех сторон и при неукоснительном соблюдении норм современного междуна­родного права.

-      Уважаемый Вячеслав Вячеславович, в заключение наш традиционный вопрос, что бы Вы хотели пожелать сотрудникам редакции, авторам и читателям Евразийско­го юридического журнала?

Дальше и с тем же энтузиазмом продолжать важное и нужное дело по анализу ключевых проблем правотворчества и правоприменения на евразийском пространстве и в гло­бальной перспективе, которым сейчас занимается сотрудники вашего журнала и его авторы. При этом хочется выразить на­дежду, что материалы Евразийского юридического журнала получат, наконец, достойную оценку профильных государ­ственных органов и организаций России, которые станут по­стоянно обращаться к ним на этапе выработки и принятия своих решений. Ну а читателям журнала я хотел бы пожелать терпения и неуклонности в поиске ответов на сложные и про­тиворечивые юридические вопросы, которые ставит сегодня перед всеми нами окружающий мир.

-      Дорогой Вячеслав Вячеславович, благодарим Вас за Ваше профессиональное мнение, многоаспектный, глу­бокий анализ правовых проблем определения границ конти­нентального шельфа в Арктике. Желаем Вам новых успехов в научно-исследовательской деятельности и надеемся на даль­нейшее плодотворное сотрудничество!

Интервью брали: