№ 1 (104) 2017г.

P. N. BIRYUKOV:

CONTEMPORARY INTERNATIONAL LAW: A VIEW FROM RUSSIA

Interview with Ph.D. in Law, professor, Head of international and european law sub-faculty of the Voronezh State University Biryukov Pavel Nikolaevich

Визитная карточка:

Бирюков П. Н. в 1988 г. окончил с красным дипломом Воронежский государственный универ­ситет. В 1991 г. закончил аспирантуру Свердловского юридического института по специальности 12.00.10 - международное право. Под руководством д.ю.н., профессора, заведующего кафедрой иностранного государственного и международного права Г. В. Игнатенко в 1991 г. П. Н. Бирюков защитил кандидатскую диссертацию на тему «Юридический механизм реализации в СССР норм международного гуманитарного права».

В 1991 г. поступил на работу в Воронежский государственный университет. В 2001 г. защитил докторскую диссертацию «Между­народное уголовно-процессуальное право и правовая система Российской Федерации: теоретические проблемы».

После защиты докторской диссертации трудами Бирюкова П. Н. в Воронежском государственном университете была создана кафе­дра международного и европейского права, которую он и возглавил в 2006 году. На кафедре была открыта сначала магистерская программа «Международное и европейское право», а затем и программа «Международное право и бизнес». Начато активное сотрудничество с вузами стран ЕС по подготовке «двойных дипломов». На кафедре используется дистанционное образование, функционируют включенное обуче­ние иностранных студентов в формате E-learning, действуют программы повышения квалификации.

В 2012 г. профессор П. Н. Бирюков участвовал в составе российской делегации в качестве представителя отечественной науки в рабо­те Саммита по верховенству международного права на 67-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

П.Н. Бирюков активно занимается научной работой. Он является автором свыше 300 научных и 120 учебных работ. Учебник «Международное право» выдержал восемь изданий (выходит девятое). Можно также отметить учебник «Право интеллектуальной соб­ственности» (два издания), учебники под его редакцией «Валютное право», «Право ЕС: учебник для магистров» (на английском языке). Трудно найти такое направление в юриспруденции, по поводу которого у П.Н. Бирюкова не было бы написано, как минимум, статьи. Круг его научных интересов чрезвычайно широк: соотношение международного и национального права, конституционное право, вопросы международного уголовного и уголовно-процессуального права, европейское право, правовое регулирование туризма, перевозки, банковская деятельность, гражданский и арбитражный процессы, медиация, международное частное право и т.д.

Заметим, что в нашем журнале он ведет постоянную рубрику - «Полиции мира». В различных изданиях за последние пять лет опубликована серия из 40 статей о зарубежных юридических лицах, порядке их регистрации и уголовной ответственности, а также три монографии на эту тему, одна из которых вышла на английском языке. П. Н. Бирюковым также написан ряд работ об иностранных судах, прокуратурах и таможенных службах.

Павел Николаевич поддерживает тесные связи с учеными Бельгии, Бразилии, Ирландии, Канады, Польши, Словении, США, Финлян­дии, Франции, Хорватии, Чехии, Швейцарии и ряда других государств.

В настоящее время Бирюков П.Н. является членом диссертационного совета при Казанском федеральном университете. Она ре­гулярно выступает в качестве официального оппонента по кандидатским и докторским диссертациям в различных диссертационных советах (в Академии интеллектуальной собственности, Дипакадемии МИД, ИГП АН, МГИМО, МГЮА, РУДН, СПбГУ, зарубежных университетах). Под руководством П.Н. Бирюкова защитили кандидатские диссертации 12 соискателей. Бирюков П.Н. является чле­ном редакционных советов и редакционных коллегий в 16 научных журналах.

**************************************************************************************************

-      Уважаемый Павел Николаевич, насколько я знаю, Вы активно разрабатываете проблематику имплемента­ции в РФ общепризнанных принципов международного права?

-      Да, действительно. Как известно, понятие «общепри­знанные принципы международного права» используются в ст. 15 Конституции РФ, во многих ФКЗ, ФЗ, иных юридических документах. Возникает вопрос, а что это такое?

Первое, что приходит на ум (и что чаще всего используют в литературе, описывая данную проблему), это ст. 53 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. и ст. 53 Конвенции 1986 г.

Однако, указанные Конвенции говорят об императивных нормах общего международного права. По конвенциям им­перативная норма - это норма, которая принимается и при­знается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего между­народного права, носящей такой же характер. Казалось бы, все понятно. Вот и наши высшие суды (Конституционный, Вер­ховный, а ранее и ВАС) считают так же.

Однако необходимо помнить, что: во-первых, данные Конвенции регулируют заключение, исполнение и прекращение международных договоров. Иными словами, конвенции писались в 60-80-е годы и отнюдь не для целей определения общепризнанных принципов МП; по­этому не стоит искать его там. Никто, в том числе и наше госу­дарство, не думало его там закреплять;

во-вторых, в конвенциях говорилось об императивных нормах ОБЩЕГО международного права, а не общепризнан­ных принципах МП. В момент создания конвенций действи­тельно общие для всех нормы МП, существовали в форме обычаев, а отнюдь не договоров. Лишь основные принципы МП были закреплены в Уставе ООН. Попытки ссылаться ис­ключительно на Декларацию о принципах МП 1970 г., на мой взгляд, не продуктивны. Декларация, как известно, является резолюцией ГА ООН, которая в силу Устава носит рекоменда­тельный характер. Она лишь отражает некие существующие в международном общении правила. А уж являются они обще­признанными нормами, надо выяснять отдельно;

в-третьих, далеко не все общепризнанные нормы МП яв­ляются принципами; некоторые из них - нормы, не имеющих общего характера.

Поскольку иного определения общепризнанных норм МП в РФ нет, суды РФ неоднократно «попробовали на зуб» эту категорию.

Так, если выяснить позицию Конституционного Суда РФ, то, по его мнению, общепризнанные принципы МП содержатся и в международных договорах, и в актах органов международных организаций, в частности, ООН. По мнению КС РФ, в числе доку­ментов, содержащих принципы, Судом: Всеобщая декларация прав человека 1948 г., Свод принципов защиты всех лиц, под­вергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, 1988 г., Процедуры эффективного осуществления основ­ных принципов независимости судебных органов 1989 г. и др.

Все бы ничего, но указанные документы не является норма­ми МП, поскольку, как уже говорилось, носят рекомендатель­ный характер. Кроме того, нужно учитывать и обстоятельства их принятия, а также круг государств, в этом участвовавших. Например, Всеобщая декларация принималась в 1948 году, когда в ООН было менее 50 стран. При этом СССР, как извест­но, воздержался при голосовании. Следовательно, указывать их в качестве принципов МП, да еще и общепризнанных, на мой взгляд, не обоснованно. Формально наше государство не имеет к Декларации никакого отношения.

Встречаются и ссылки на Европейскую конвенцию 1950 г. (менее 50 государств), на конвенции Международной органи­зации труда (разное количество участников от 70 до 120), на документы СБСЕ.

При этом Конституционный Суд РФ рассматривал в ка­честве «общепризнанных» положения, зафиксированные и в документах региональных организаций, в частности, Совета Европы. В их числе: Рекомендации Комитета Министров и Ре­золюции ПАСЕ. Однако и эти документы по уставу СЕ носят рекомендательный характер. Встречались и ссылки на доку­менты Венецианской комиссий, которая вообще не является уставным органом Совета Европы.

Ссылался Конституционный Суд РФ на документы, кото­рые к России не имеют никакого отношения. Можно назвать, в частности, акты Евросоюза (постановления и резолюции Евро­парламента, директивы и резолюции Европейской комиссии и др.). Интересно отметить, что если регламенты и директивы ЕС хотя бы обязательны, то часть других документов ЕС носит ре­комендательный характер. Они не обязательны даже для само­го Евросоюза и государств-членов, не говоря уже про РФ. Вряд ли в этих случаях можно говорить об «общепризнанности» по­ложений указанных документов, тем более для России. Очевид­но, что они использованы для придания большего авторитета постановлениям КС РФ («вот и Европа считает также»).

Верховный Суд РФ подходит к этой проблеме также не­осторожно. Пункт 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 31.10.1995 № 8 «О некоторых вопросах применения Кон­ституции Российской Федерации при осуществлении правосу­дия» подчеркивал, что общепризнанные принципы и нормы международного права закреплены в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей де­кларации прав человека, пактах правах человека).

Вторую попытку дать определения «общепризнанных принципов и норм» предпринял Верховный Суд РФ в 2003 г. По­становление Пленума ВС РФ от 10.10.2003 № 5 (в ред. 2013 г.) под «общепризнанными принципами» МП понимает основополага­ющие императивные нормы международного права, принимае­мые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо. К общепризнан­ным, в частности, относятся принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международ­ных обязательств. Очевидно, тут ВС РФ использует нормы Кон­венций 1969 г. и 86 г., о чем мы уже говорили.

Далее. Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума 2003 г. указывает, что содержание указанных принципов и норм международного права может раскрываться, в частности, в до­кументах ООН и ее специализированных учреждений.

В Обзор нормативных актов и судебной практики, каса­ющихся обеспечения прав человека на свободу и личную не­прикосновенность, сделанном ВС РФ в 2008 году закреплен перечень документов, содержащих общепризнанные принци­пы и нормы международного права в сфере обеспечения прав человека на свободу и личную неприкосновенность. В их числе как рекомендательные акты, так и международные договоры (универсального характера и Совета Европы). Число участву­ющих в них государств различно - от 160 в пактах, до 40-50 в европейских конвенциях. Во многих конвенциях не участвуют ведущие государства мира. Можно ли говорить в таких усло­виях об общепризнанности? Так что ВС РФ в данном случае ничуть не прояснил ситуацию, а ее еще больше запутал. Тем более, что в своих постановлениях ВС не разграничивал «об­щепризнанные принципы» и «общепризнанные нормы» МП, чем окончательно запутал дело.

Так что ВС РФ общепризнанными принципами МП счи­тает основные принципы МП, а нормами - любые нормы, при­знаваемые «международным сообществом государств в целом».

Однако по-прежнему остается неясно: что такое «сообщество государств»; сколько государств и каких должны входить в это «со­общество». Верховный Суд РФ этого не пояснил. Между тем про­блема серьезная. Надо выяснять, участвуют ли в этом «Сообще­стве» Россия, США, Китай, Индия и другие крупные государства?

Далее. Ссылка Верховного Суда на документы ГА ООН не может считаться корректной, поскольку, как уже говорилось, Генассамблея не вправе издавать юридически обязательные документы.

То же самое можно сказать и про специализированные учреждения ООН (например, органы ВОИС вообще не издают документов - источников МП; они лишь утверждают тексты международных договоров, разработанных в рамках ВОИС).

Кроме того, далеко не все государства участвуют во всех этих организациях, что тоже не добавляет им «общепризнан­ности». К примеру, Россия не является членом Международ­ного фонда сельскохозяйственного развития.

ВАС РФ аккуратнее относился к указанному понятию. Од­нако и тут не обходилось без проблем. Так, в постановлении Президиума ВАС РФ к общепризнанным принципам и нормам МП были отнесены нормы региональных договоров (например, в рамках ЕврАзЭС) и даже двухсторонние соглашения. Вряд ли с такой позицией можно безоговорочно согласиться.

Интересное положение было закреплено в Постановле­нии Пленума ВАС РФ 2013 г. «Об утверждении Порядка по­дачи документов в арбитражные суды Российской Федерации в электронном виде». В нем заявителям было предложено ука­зывать, какие, по их мнению, конкретные общепризнанные принципы и нормы нарушены незаконными действиями от­ветчиков. То есть, «Вы нам укажите, что нарушено, а мы ре­шим, общепризнанное это или нет».

Лично я думаю, что по-настоящему «общепризнанные принципы МП» (в точном значении этого слова): во-первых, су­ществуют в виде международных обычаев (США, Великобрита­нию, Канаду, Австралию и другие страны англо-саксонской системы права не спишешь со счетов). Устав ООН, на которые мы традиционно ссылаемся в учебниках, писался в 1945 году и акку­мулировал общие на тот момент подходы к МП. Те принципы (семь штук), которые в нем закреплены, отражают существовав­шие на тот момент обычные нормы. Ситуация не поменялась и сейчас. А если и поменялась, то, как видим, не в лучшую сторону.

Конечно, МП развивается, но нельзя «выдавать желаемое за действительное» и наполнять нормы МП тем содержанием, которое в них не вкладывалось создателями.

Таким образом, общепризнанные принципы МП оста­лись, на мой взгляд, «вещью в себе» для российской правовой системы.

Очевидно, что выход тут только один - постановление КС РФ, разъясняющее ч. 4 ст. 15 Конституции. А перед этим непло­хо бы организовать широкую научную дискуссию на этот счет.

-      Какие еще проблемы имплементации норм МП Вы считаете нерешенными в РФ?

-      Я полагаю, что следующая по сложности неотложная проблема - имплементация в РФ норм документов междуна­родных организаций.

Как известно, ч. ст. 15 Конституции составной частью правовой системы России были объявлены лишь: а) общепри­знанные принципы МП; б) общепризнанные нормы МП; в) международные договоры РФ.

Возникает вопрос: а входят ли в правовую систему Рос­сии нормы МП, закрепленные в иной (недоговорной) форме, в частности, в документах органов международных организа­ций? Прямого-то указания в Конституции нет.

Между тем, Россия участвует в сотнях международных организаций, многие из которых издают акты, являющиеся юридически обязательными. В их числе резолюции СБ ООН, резолюции ГА Интерпола, решения Высшего совета ЕАЭС и ЕЭК, документы ИМО, ИКАО, МАГАТЭ и других.

При этом надо понимать, что нормы международных ор­ганизаций регламентируют статус органов власти РФ, расши­ряя или сужая их компетенцию. Например, в связи с возник­новением Евразийского Союза часть компетенции российских органов власти была передана органам ЕАЭС (таможенное регулирование, ветеринарно-санитарный, карантинный фитоса­нитарный, санитарно-эпидемиологический контроль и др.). В таких случаях институты ЕАЭС замещают внутригосударственное регулирование международным в соответствующей сфере от­ношений; соответственно, сфера внутригосударственного на­ционального правотворчества сокращается.

Возникает вопрос, какую силу имеют эти документы и как их исполнять?

Оценивая ситуацию в целом, можно заметить, что в РФ нет юридического механизма по реализации актов органов международных организаций. Часть 4 ст. 15 Конституции РФ и Закон 1995 г. рассчитаны на международные договоры.

На практике имплементация документов организаций осуществляется всеми государственными органами. При этом используются различные методы.

1)     Крайне редко используется общие решения. Так, соглас­но ст. 4. Федерального закона «О таможенном регулировании» решения органов Таможенного союза действуют в России непо­средственно, если не содержат требований по изданию внутри­государственных актов для их применения. В случаях, предусмо­тренных таможенным законодательством ТС (ныне часть ЕАЭС), Правительство РФ вправе определять порядок применения ак­тов таможенного законодательства ТС в РФ в соответствии с зако­ном. Если таможенным законодательством ТС установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены Федеральным законом, применяется таможенное законодательство ТС.

Статья 185 НК РФ, в частности, регламентирует особенности налогообложения при перемещении подакцизных товаров че­рез таможенную границу Евразийского экономического союза.

2)     Однако так повезло далеко не всем организациям. На­пример, ж/д перевозки осуществляются на основании как международных договоров, так и актов Совета по ж/д транс­порту. Совет принимает документы как «пирожки», «печет» их сотнями. Его решения подробно регулируют перевозки, замещая национальное законодательство РФ. Интересно заме­тить, что акты Совета даже отменяют или изменяют междуна­родные договоры.

Вместе с тем, ни в ФЗ о железнодорожном транспорте, ни в Уставе железнодорожного транспорта нет даже упоминания об этих документах, не говоря уже об определении их юриди­ческой силы. Хотя про международные договоры РФ в сфере железнодорожного транспорта упоминания имеются.

Есть лишь указание в одном Постановлении Правитель­ства РФ: правовое регулирование деятельности операторов железнодорожного подвижного состава и их взаимодействия с перевозчиками осуществляется в соответствии с междуна­родными договорами, в том числе в соответствии с актами Совета по железнодорожному транспорту. Иными словами, документ Совета, по мнению Правительства РФ, - это между­народный договор. Из этого исходят и суды (особенно арби­тражные), применяя правило «если, то».

Однако Решение Совета по железнодорожному транспор­ту - это не международный договор (если, конечно, недопусти­мо расширительно толковать ФЗ о международных договорах). Приоритет решений Совета основан на другом правовом бази­се. Суды, на мой взгляд, безосновательно ссылаются на ч. 4 ст. 15 Конституции и соответствующие нормы законов.

3)     Чаще всего имплементация документов организаций носит «разовый» характер. Проблемы, так сказать, решаются по мере их возникновения. Можно приводить десятки при­меров. Имплементация осуществляется на всех уровнях (и законы, и указы, и постановления правительства, и приказы министров) и во всех сферах отношений.

Очевидно, что необходим закон об исполнении и прекра­щении документов международных организаций.

-      Павел Николаевич, что Вы думаете о приоритете норм МП перед национальным?

-      Сразу после принятия Конституции РФ и закона о дого­ворах в литературе (особенно отраслевой) отмечался подход, согласно которому все международные нормы имели приори­тет и даже включались в законодательство РФ. Кстати, в ст. 3 УПК РФ до сих пор такая формулировка закреплена.

Тут необходимо помнить следующее.

Во-первых, по ч. 4 ст. 15 Конституции приоритет перед российским законодательством имеют только нормы догово­ров. Нормы, закрепленные в форме других источников МП (например, в виде обычаев, актов органов международных ор­ганизаций), приоритета не получили. Конечно, я думаю, в мо­мент написания Конституции авторы вообще вряд ли знали о существовании иных форм источников МП.

Так что, если следовать Конституции буквально, то нор­мы МП, существующие в иных формах, остались «не при де­лах», приоритета не имеют.

Действительно, они соотносятся с российским правом по особым правилам. Получается «частичный» примат МП (что противоречит «ортодоксальной» монистической концепции).

Во-вторых, (и это главное!) Конституция РФ устанавлива­ет приоритет не международных договоров, а их правил. Речь, следовательно, идет лишь о приоритете в процессе правопри­менения. Договоры не отменяют российские законы в случае коллизии их норм (что было логичным в случае объявления договоров частью законодательства), а лишь изменяют пра­вила их действия. Нормы, противоречащие договору, всего- навсего не применяются в конкретной жизненной ситуации. Более того, норма закона, противоречащая договору с одним государством, продолжает действовать в отношениях с госу­дарствами, с которым такой договор не заключен.

В-третьих, нельзя согласиться с позицией представителей отраслевых наук, по которой конституционное положение ч. 4 ст. 15, позволяет рассматривать «международные нормы как национальные». Более того, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры России признаются источниками отраслевого права (консти­туционного, гражданского, процессуального и др.).

Однако Конституция объявляет международные договоры не частью российского права или законодательства, а частью рос­сийской «правовой системы». Международные нормы в принци­пе не могут быть частью российского права. МП и право внутри­государственное представляют собой различные системы права. МП и национальное право отличаются друг от друга по кругу субъектов, источникам, способу образования и обеспечения МП и другим характеристикам. Формы права одной системы права не могут быть одновременно формами права другой системы.

Тут, конечно, нам немного портит методологическую картину законодательство бывшего ТС. Так, согласно ст. 3 ТК ТС таможенное законодательство Таможенного союза состо­ит из: 1) настоящего Кодекса; 2) международных договоров государств-членов Таможенного союза, регулирующих тамо­женные правоотношения в Таможенном союзе; 3) решений Комиссии Таможенного союза, регулирующих таможенные правоотношения в Таможенном союзе, принимаемых в соот­ветствии с настоящим Кодексом и международными догово­рами государств-членов Таможенного союза.

Этот документ стал основой для формирования россий­ского законодательства, в частности в сфере таможенного ре­гулирования.

Однако уже Договор о ЕАЭС 2014 г. (ст. 6) говорит о «пра­ве Союза». Его составляют: Договор о ЕАЭС; международные договоры в рамках Союза; международные договоры Союза с третьей стороной; решения органов ЕАЭС - Высшего Евра­зийского экономического совета, Евразийского межправи­тельственного совета и Евразийской экономической комис­сии, принятые в рамках их полномочий. Решения Высшего Евразийского экономического совета и Евразийского межпра­вительственного совета подлежат исполнению государствами- членами в порядке, предусмотренном их национальным зако­нодательством.

Таким образом, ситуация с приоритетом международ­ных договоров сложная. Нужно разбираться в каждом кон­кретном случае.

-      Я знаю, что в последнее время Вы активно изучаете вопрос о месте решений ЕСПЧ в правовой системе РФ. К каким выводам Вы пришли?

-      Во-первых, проблема исполнения в РФ постановлений ЕСПЧ носит более глубинный характер. Речь идет не только о Страсбургском суде.

В последнее время идет перманентный «наезд» на Россию со стороны как международных судов (ЕСПЧ, Суда ЕС), так и иностранных арбитражей (например, Гаагский). Указанные структуры вторгаются в сферу исключительной компетен­ции нашего государства, сдвигая национальную юрисдикцию «внутрь» РФ. Они позволяют себе указывать, как нам изменять свою Конституцию, ссылаются на международные договоры, которые мы отказались ратифицировать, пересматривают окончательные решения наших судов (словно и нет у РФ суве­ренитета). Иными словами, идет попытка установить свои пра­вила «на районе».

Уверен, что всем таким попытках надо давать жесткий от­пор. Наши зарубежные партнеры застряли в 90-х, когда усвои­ли в отношении России менторский тон и настолько уверова­ли в свою юридическую непогрешимость, что «Папа Римский нервно курит в сторонке». Времена изменились. У России есть своя компетенция и не дело различных юридических структур вмешиваться во внутренние дела РФ.

Во-вторых, что касается ЕСПЧ, всячески приветствуя важ­ное значение, которое придается законодателем (а вслед за ним и высшими судами) его постановлениям, не вполне мож­но согласиться с подходом об актах Суда как «вновь открыв­шихся» или «новых» обстоятельствах. Конечно, с точки зрения процесса (АПК, ГПК, УПК, КАС), постановление ЕСПЧ мож­но рассматривать как процессуальное основание для пересмо­тра решения суда. Однако посмотрим на это с материальной стороны. Речь ведь идет о нарушении Конвенции, которая как договор имеет приоритет перед правилами российского за­кона (ч. 4 ст. 15). При этом факт нарушения Конвенции имел место при вынесении решения российским судом (давным- давно). Поэтому говорить нужно не о «новых обстоятельствах» (они-то как раз уже существовали в момент вынесения непра­вомерного решения), а о нарушении норм материального или процессуального права, предусмотренных Конвенцией 1950 г. Вот это - настоящие основания для отмены российских судеб­ных актов.

В-третьих, ЕСПЧ обнаружил тенденцию превышать свои полномочия. Выносимыми в последнее время решениями ЕСПЧ так толкует Конвенцию, что формулирует новые нормы, не со­держащиеся в ней изначально (особенно учитывая их широкий характер). Идет, если можно так сказать, «отжимание» ЕСПЧ нормотворческой компетенции в отношении Конвенции.

Кстати, «ползучее самоприсвоение полномочий», види­мо, - общая тенденция для международных судов. И если в от­ношении Суда ЕС еще можно понять мотивы (мол, «двигаем евроинтеграцию», а то - пока там государства договорятся), то применительно к ЕСПЧ это недопустимо.

Конституционный Суд РФ (далее КС) является механиз­мом сдерживания такой правотворческой активности ЕСПЧ. В последнее время КС принял несколько постановлений по этому поводу.

Согласно Постановлению Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 года, именно КС РФ является последней ин­станцией по разрешению в рамках действующего конститу­ционного регулирования вопроса о возможности исполнения постановлений ЕСПЧ. КС РФ подчеркнул, что при осущест­влении своих полномочий необходимо находить разумный баланс, с тем чтобы принятое им решение, с одной стороны, отвечало бы букве и духу решения ЕСПЧ, а с другой - не всту­пало бы в противоречие с основами конституционного строя РФ и установленным Конституцией правовым регулировани­ем прав и свобод человека и гражданина.

Как известно, 14 декабря 2015 г. российский парламент принял Федеральный закон № 7-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации»».

На основе новых положений закона было вынесено По­становление КС РФ от 19 апреля 2016 года по делу по делу «Анчугов и Гладков против России». По мнению КС РФ, вывод ЕСПЧ о нарушении Россией статьи 3 Протокола № 1 к Конвен­ции основан на истолковании ее положений, расходящемся с их смыслом, из которого исходили Совет Европы и Россия как сторона данного международного договора при его подписа­нии и ратификации. При таких обстоятельствах Российская Федерация вправе настаивать на интерпретации статьи 3 Про­токола № 1 к Конвенции и ее имплементации в российское правовое пространство в том понимании, которое имело ме­сто при введении в действие данного международного догово­ра как составной части российской правовой системы.

Таким образом, никакой орган не может произвольно изме­нять и дополнять Конвенцию, расширить толкуя ее. Нельзя обя­зывать РФ исполнять Конвенцию, если изначально наше государ­ство не давало согласия на конструирование ЕСПЧ новых норм.

Конституционный Суд РФ, рассмотрев вопрос о решении ЕСЧП по делу «Юкоса» (о компенсации в 1,86 млрд. евро), признал невозможность его исполнения в связи с противоре­чием Конституции РФ.

КС РФ сказал следующее: давая согласие на европейскую Конвенцию в 1998 г., Россия отнюдь не соглашалась на ее рас­ширительное ее толкование по «российским» делам и, уже тем более, на формулирование новых норм Конвенции. Фактически КС стал на позицию: всякое государство как первичный субъект МП является «хозяином» своих договоров. Толкование между­народного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров 1969 г.

Я думаю, решение ЕСПЧ по делу ЮКОС 2014 г. в части компенсации являлось «пробным шаром» по более широко­му вопросу - дальнейшему «самозахвату компетенции» в ча­сти "just satisfaction". ЕСПЧ попробовал расширить критерии определении размера при их отсутствии в Конвенции и Правилах. Для этого Суд специально выбрал РФ в качестве «маль­чика для битья». На этом решении ЕСПЧ пробует свои силы в вопросах размеров компенсации - «а не замахнуться ли нам». Поэтому ответная реакция России и была такой резкой.

Каковы выводы можно сделать из этого решения КС РФ?

1. КС РФ подтвердил концепцию «государство - хозяин своего договора». РФ не давало согласия на конструирование ЕСПЧ новых норм Конвенции, поэтому Россия не будет ис­полнять решение по делу ЮКОСа.
2. КС подтвердил, что Конвенция 1950 г. имеет в РФ статус «обычного» международного договора и не обладает приори­тетом перед Конституцией.
3. Важен сам отказ исполнить «политическое» решение ЕСПЧ. Он сделан в форме Постановления КС РФ. Это знак на будущее. Россия показывает, что ЕСПЧ должен найти другого «подопытного кролика». ЕСПЧ стал забывать, для чего он соз­давался. КС как бы спросил Страсбургский суд: «Ты почему та­кой дерзкий?» Я думаю, ЕСПЧ в следующий раз будет учиты­вать такую реакцию России.
4. При дальнейшем обсуждении вопроса исполнения реше­ния ЕСПЧ 2014 г. в Комитете Министров Совета Европы Россия будет отстаивать свое мнение, основываясь на решении КС РФ.

Не будет ничего страшного и в неисполнении по делу «Юкоса». Вон Великобритания уже 16 лет не исполняет реше­ние Hirst. Проигнорировала и последующие решения в отно­шении тысячи заключенных. Небо не упало на землю. И тут обойдется. Вообще, статистика говорит, что 15% постановле­ний ЕСПЧ не выполнены. Где-то государства виновны, где-то Суд перегнул палку. Переживем и мы.

-      Какие же Россия, по Вашему мнению, может сде­лать шаги на этом направлении?

-       На мой взгляд, вариантов поведения два.

Первый. Для эффективного взаимодействия российских властей с механизмом необходим ЕСПЧ необходимо принять ФЗ «Об исполнении Российской Федерацией обязательств, возникающих из Конвенции о защите прав человека и основ­ных свобод и постановлений Европейского суда по правам че­ловека». В закон должны войти как нормы, отсылающие к уже действующим нормам ФЗ о ратификации Конвенции и про­токолов к ней, процессуального законодательства, так и новые нормы, призванные устранить законодательные пробелы и не­гативную правоприменительную практику в этой сфере.

Второй. Можно выйти из Конвенции 1950 г., чтобы Суд потерял основание рассматривать дела против России. Да, первое время будут репутационные потери, однако нас и так уже обвиняют во всех смертных грехах. Так что «одним боль­ше, одним меньше», «нехай клевещут». Вон, выходят из Рим­ского статута - и ничего.

А вот для того, чтобы не потерять механизма совершен­ствования законодательства и правоприменительной практи­ки в соответствии с действительно прогрессивными положе­ниями Конвенции, можно предложить следующую схему.

Во-первых, нужно добавить материальной компетенции Ом­будсмену и предусмотреть следующий формат его работы в отно­шении ЕСПЧ. По каждому новому постановлению ЕСПЧ в отно­шении любого государства-члена проводить слушания совместно с профильными комитетами Госдумы, Минюстом, заинтересован­ными ведомствами, чтобы выяснить, нужно ли совершенствовать российские законодательство и практику. По совместному заклю­чению указанных структур инициировать законопроекты, кото­рые должны быть рассмотрены в установленный срок.

Во-вторых, внести изменения в процессуальные кодексы (УПК, АПК, ГПК, КАС, КоАП), в которых закрепить основа­нием для пересмотра судебного акта по новым (или вновь от­крывшимся) обстоятельствам заявление Уполномоченного по правам человека, по результатам рассмотрения жалоб потен­циальных потерпевших.

Тем самым, мы сохраним контроль за соблюдением прав человека и основных свобод и лишим наших «западных пар­тнеров» юридического основания утверждать, что в РФ нару­шается Конвенция и наше государство надо наказать.

-       Что бы Вы хотели сказать в заключение?

-      Россия проводит самостоятельный и независимый внешнеполитический курс, продиктованный ее националь­ными интересами и опирающийся на безусловное уважение международного права.

Несколько слов о дипломатии. Нельзя отрицать, что ди­пломатия может в значительной степени содействовать со­хранению мира. Дипломатия является одним из важнейших инструментов поступательного развития страны, обеспечения ее конкурентоспособности в глобализирующемся мире.

В настоящее время приходится признать, что Россия в области МП слишком «законопослушна». Наше государство старается не нарушать нормы МП, следовать устоявшейся практике. В то же время США и страны Запада полностью «развязали себе руки». Они чувствуют себя свободными от международных обязательств, если те противоречат их инте­ресам. Они создают новые международно-правовые доктрины (например, концепция гуманитарной интервенции), чтобы оправдать военное вторжение на территорию иностранных государств (Югославия). И смело заменяют их новыми (ответ­ственность за защиту), когда те перестают их устраивать (Ли­вия). Они не признают легитимными выборы в Сирии на том основании, что «там идет гражданская война», но признают выборы на Украине, несмотря на то что «там идет гражданская война». К сожалению, остальной мир следует этой логике.

В таких условиях Россия, отстаивая классическое МП, фак­тически обрекает себя на проигрыш. Мы всегда «ходим черны­ми». В этом главная проблема отечественной внешней политики.

Необходимо коренным образом пересмотреть свое отно­шение к таким, с позволения сказать, нетрадиционным спосо­бам изменения действующего МП. Если третейский суд в Гаа­ге выносит решение по делу ЮКОСа, руководствуясь нормами Договора к Энергетической хартии 1994 г., который Россия не ратифицировала, и фактически пересматривает вступившие в силу акты российских судов, необходимо внести в законода­тельство норму об отказе в признании такого рода арбитраж­ных решений.

Необходимо активнее использовать имеющиеся между­народно-правовые механизмы. Если США и ЕС применяют секторальные санкции в отношении России, нужно использо­вать возможности по рассмотрению споров в рамках ВТО.

Почему бы, в конце концов, России не сформулировать свою концепцию «государственной защиты российских фи- зических/юридических лиц за рубежом»? Необходимо ак­тивно продвигать интересы российских компаний и граждан, находящихся в иностранных государствах и мгновенно всеми способами реагировать на малейшие попытки ущемления их прав.

Таким образом, задача нашей дипломатии заключается в активном формировании норм МП, отвечающих интересам России, ее граждан и юридических лиц. Перефразируя извест­ную фразу А. М. Горчакова, скажу: «Россия сосредоточилась».

Напоследок желаю сотрудникам журнала, авторам и читателям здоровья и благополучия. Я по натуре оптимист; переживали и не такое.

-       Спасибо!

Интервью брал: