Юрий Николаевич Малеев, доктор юридических наук, профессор, уроженец города Петродворец Ленинградской области. Его отец погиб под Ленинградом в начале войны. В 1941–1943 гг. находился в блокадном Ленинграде. С 1949 по 1956 гг. был суворовцем, затем (с 1956 по 1958 гг.) – курсантом Киевского суворовского офицерского училища. Оканчивал срок службы в армии, после расформирования офицерского училища, рядовым в г. Смела Черкасской области.
С 1960 по 1966 годы – студент МГИМО МИД России, где и в настоящее время работает профессором кафедры международного права.
Стихи пишет с десяти лет с таким ощущением, что в нем живут четыре разных личности: одна – философ, вторая – лирик, третья – патриот, четвертая – юморист и просто хулиган, поющий под гитару. Одна из его песен («Она по бережку идет, по голубому…»), сочиненная на отдыхе в Крыму в 1964 году, стала народной.
В продолжение новой рубрики Евразийского юридического журнала мы предлагаем читателю творчество одной из «личностей» Малеева Ю.Н. – лирика, которому отчасти помогает философ.
Мой дух взволнованный таится
Всего вокруг.
Все пробуждает в нем страданье:
И шорохи, и звезд мерцанье,
И темный луг.
Слежу тревожно, как на тучах
Огнем холодным и могучим
Чадит луна.
Как пляшут мошки у порога.
И вся Земля свечою Бога
Опалена.
И что ни вечер – слышу песни.
Свеча в далеком поднебесье
Чадит сильней.
И что ни вечер – темным лугом
Бегут с младенческим испугом
Стада теней.
______________________
Еще я воды не напился,
Еще не насытился хлебом,
Еще не всему удивился
Под этим скучающим небом.
Еще меня гложет причуда:
В просторах родимого края
Увидеть сверкание рая
В осколках разбитой посуды.
Еще моя муза послушна,
Еще меня манит дорога,
Еще я встречаю радушно
Любовь и гостей у порога.
И Некто, ведущий отсчет,
Мне на ухо шепчет: «Еще!».
____________
Тебе ль не знать, цыганский табор,
Коварство своего огня?
Что ты творишь со мною, слабым?
За что так мучаешь меня?
Доколь вы будете, цыгане,
(И как я сам не устаю?)
В какой-то сладостной нирване
Плясать у бездны на краю?
Иду, пою в обнимку с вами,
Такой же буйный и хмельной.
Цыганка, легкая, как пламя,
Мелькает в танце предо мной.
То изовьется в зове страстном,
То вскрикнет, бубеном звеня...
И каждый день тот табор властный
В груди кочует у меня.
____________________
Как реквием, терзается соната
Бетховенскою лунною тоской.
Я вижу – ты еще молодовата
Для музыки изысканной такой.
То суетишься, с кошкою играя.
То пол метешь. То хлопаешь дверьми.
Мне стыдно перед гением, признаюсь,
И за тебя неловко, черт возьми!
Не слышишь ты божественную фугу,
Перед которой разум – как щенок.
Не понимаешь, как он рвется к другу,
Но счастлив – только если одинок.
__________________
Любовь сродни желанью умереть,
Блужданиям души поставить точку,
С другой душою слить себя и впредь
Не появляться в мире в одиночку.
И я переживаю этот пыл,
Сравнимый с удовольствиями рая.
Я помню рай... Единственно забыл –
В который раз сегодня умираю.
_____________
Бывает, тихие слова
Как громом поражают.
А громогласия листва
Неслышно опадает.
Любви, молитвы, тайных дум
Тишайшие рулады
Болезненно тревожат ум
Своею канонадой.
Блажен, кто вовремя оглох
В постыдной буре боя.
Блажен, кого отметил Бог
Печатию изгоя.
Блажен и я. Но не всегда.
Я слышу ваши души.
Я слышу суть. Но вот беда –
Порой мешают уши.
Бывает так, что жизни бой
Терзает перепонки.
И что поделаешь с собой? –
Сдается дух мой тонкий.
И вместе с буйною толпой,
Хмелеющей от злости,
Я тоже рвусь в постыдный бой,
Как пьяный на погосте.
_____________
И трепетна и горяча,
В слезящейся истоме,
Горит последняя свеча
В моем притихшем доме.
И молчалива, и светла,
Она покорно тает.
Застыли тени по углам,
Агонию наблюдая.
И я, в компании теней,
На фитиле страданий,
Сгораю молча рядом с ней
В тревожном ожидании.
И мой упрямый огонек,
Я знаю, наблюдает
Такой же одинокий Бог,
Бессонницей страдая.
______________
Памяти Расула Гамзатова
Друзья, любовь и честный бой –
Вот три пристрастия Расула.
Для них он призван был судьбой
Стать поэтической струной
У чаганы и у пандура.
Для них он до седых волос,
Совсем как юноша зеленый,
Смеялся, пел, терзался, рос,
Исполненный вина и слез.
Неутолимый. Непреклонный.
Двойник Гамзата Цадасы,
Отца, народного поэта,
Чегема Благородный Сын,
Он стал заложником красы,
Заложником добра и света.
Но что за мука этот плен! –
Об этом только Муза знает,
Которая, известно всем,
Капризная и в свой гарем
Не всех поэтов приглашает.
А тут буквально на бегу
Он оказался полоненным.
И в результате, я не лгу,
Как завещал Самед Вургун,
Остался до конца влюбленным.
Он с этой Музой изменял
Всем женщинам: простым и горным.
И, говорят, не обращал
Внимания на пьедестал,
Который рос под ним упорно.
Он был таков. Он есть таков.
Он стал навеки нашей частью.
И в чистый дом его стихов
Влечет юнцов и стариков.
Как на молитву. Как за счастьем.
И мы поедем в этот дом.
Из самых дальних поселений.
И Музу траурную в нем
Мы повстречаем. И замрем,
В молчании преклонив колени.
___
* * *
Они творили не за страх.
Они за Истину творили.
Они сгорали на кострах,
Пока другие пиво пили.
Сгорали на кострах любви,
Кострах достоинства и чести.
И ношу трудную несли
Безропотно, со всеми вместе.
Они для нас как эталон,
Как идеал, набросок божий.
В истории возникает он,
Скорее, на укор похожий.
Но если ты его признал,
Твори за этот идеал.
Твори за Истину и Честь,
Твори без паники и грусти.
Твори, пока возможность есть,
Иначе на костер не пустят.
* * *
Нет причин причитать над моею судьбой,
С той поры, когда Счастье измерено.
С той минуты, с которой самим же собой
Это время воспеть мне доверено.
Не корите меня, что верчусь в стороне,
Препарируя ваши мучения.
В той задаче, какая поручена мне,
Я и сам не имею значения.
Я такой же, как вы. Только чуть похитрей.
Подчиняясь законам телесности,
В то же время парю, как повеса Орфей,
На орбите изящной словесности.
Руки-ноги при мне. Но важней голова.
Это ей предстоит так измучиться,
Чтобы вас потрясли человечьи слова.
Потерпите. А вдруг – да получится!