Евразийская интеграция и «Русский мир» Ценность права и политический идеал концепции «симфония властей».
№ 12 (67) 2013г.
Как, наверное, заметили читатели «Евразийского юридического журнала», в № 7 2013 г. появилась новая рубрика: «Евразийский дискуссионный клуб». В рамках рубрики были освещены перспективы Евразийского экономического союза, проблема формулирования базисных ценностей российского общества как возможной основы будущей государственной идеологии России. Вместе с тем Российское государство на современном этапе его развития сталкивается со множеством вызовов мировоззренческого характера. Это, прежде всего, экспансия либеральной идеологии и порожденных ею «ценностей» западного мира, пропаганда так называемых однополых отношений, разрушающая традиционную российскую семью.
Хотелось бы увидеть на страницах «Евразийского юридического журнала» статьи ученых- правоведов, посвященные проблемам защиты нравственных ценностей. Другая важная тема, нуждающаяся в освещении и научном осмыслении, - ситуация на Ближнем Востоке, ответ на вопрос о том, почему ближневосточные общества оказались столь восприимчивы к различным деструктивным идеям.
Очевидно, что здесь имеет место комплекс проблем, исследование которых выходит далеко за рамки даже нескольких десятков научных статей. Какое же отношение обозначенные перспективные темы рубрики имеют к вопросам евразийской интеграции?
Самое непосредственное, так как народы России смогут противостоять вызовам эпохи, только опираясь на свои ценности, сформированные своей культурной традицией, изучая как позитивный опыт других государств, так и извлекая уроки из исторических поражений различных стран и народов. Поэтому «Евразийский юридический журнал» приглашает авторов к научной дискуссии по обозначенным перспективным темам рубрики: «Законодательная защита нравственных ценностей в России»; «Политическая ситуация на Ближнем Востоке» и т. д.
От редакции ЕврАзЮж
Рассуждения об идеологической основе евразийской интеграции невозможно представить вне дискуссии о ценностях народов «Евразийского мира». Россия претендует в рамках равноправного партнерства евразийских государств на роль не только экономического, но и политического, а также идейного локомотива. Те или иные идеи, как сформулированные в научных лабораториях, так и выросшие из «глубин народной жизни» реализуются в законодательстве. Современный российский законодатель в своей деятельности не может не учитывать правовую традицию России. Не может он игнорировать и тот факт, что отношение общества к государственным законам в российской традиции, или если говорить шире - в традиции восточного христианства, напрямую зависело от оценки эффективности деятельности государства с точки зрения воплощения им нравственного идеала христианства. Религиозный идеал по-прежнему оказывает влияние на сознание граждан России. Кроме того, стоит отметить, что только лишь безусловная легитимность российской власти в российском общественном мнении является условием того, чтобы Россия стала локомотивом интеграционных процессов на пространствах Евразии.
Ключевые слова: религия, идеал, законодательство, ценности, традиция, право, государство, концепция, общество.
Novikov O.A. THE VALUE OF LAW AND POLITICAL IDEAL OF THE «AUTHORITIES SYMPHONY» CONCEPT
The reasoning about ideological basis of the Eurasian integration can hardly be imagined apart the discourse about the values of the peoples’ of the «Eurasian world». Russia claims under equal partnership of Eurasian countries for the role of not only economic but also political and ideological locomotive. These or other ideas - both formulated in scientific laboratories and growing out of"the depths of people’s lives” reflected in the legislation. Modern Russian legislator can not ignore the Russian legal tradition in his activity. Either he can not ignore the fact that the attitude of society to the state laws in the Russian tradition, or let us say broader - in the tradition of Eastern Christianity, is directly dependent on the evaluation of the state performance efficiency in moral ideal of Christianity implementation by it. Religious ideal is still having an impact on the consciousness of the citizens of Russia. In addition, it is worth noting that only unconditional legitimacy of the Russian authorities in Russian public opinion is a condition for Russia to become the locomotive of the integration processes in Eurasian space.
Key words: religion, an ideal, legislation, values, tradition, law, state, concept, society.
История человеческой мысли - это история духовного искания, стремления осмыслить мироздание, понять место, которое занимает в нем человек. Если сравнивать различные политико-правовые доктрины, то нельзя не заметить, что с незапамятных времен история мысли, как и история человечества, проходила и проходит под знаком борьбы двух противоположных начал - «идеи» Творца и «идеи восстания» против Него Его творения - человека. По словам Ж. ле Гоффа: «Не осознавая ясно того, насколько «заняты» были люди Средневековья жаждой спасения... совершенно нельзя понять их ментальности, а без этого неразрешимой загадкой остается поразительная нехватка у них жажды жизни, энергии и стремления к богатству». Н.М. Золотухина, говоря о политико-правовых идеях Древней Руси, отмечает, что: «.ключом к пониманию мышления людей Средних веков является "толковый словарь" символов Священного Писания [загл. авт.]». Впрочем, можно представить историю политико-правовой мысли и как некий «непрерывный прогресс» - процесс освобождения от религии, что отчасти будет верно применительно к западной мысли в последние пятьсот лет, или даже ранее, - если «точкой отсчета» считать церковный раскол, который обрел явные контуры к 1204 г. - после завоевания Константинополя крестоносцами (когда «стремление к богатству» все же «соорудило» первые бастионы в душах европейцев).
В наше время отсутствие в законодательстве России какого-либо упоминания о базисных ценностях российского общества неизбежно отражается на всех сферах его жизни. По словам В.В. Сорокина: «Последовательно исключая из своих работ понятия о пороке и добродетели, о нравственности и безнравственности, об извращении нормы, ученые-юристы стерли понятие о грани между добром и злом в правовой сфере». Вместе с тем можно говорить об этих понятиях с неких «общечеловеческих» позиций, допуская, что во всех традициях понятия добра и зла тождественны. Однако это не так. Как отмечает Д.М. Володихин: «Любая попытка универсальной теологии приводит к нищете экуменизма, к... ничтожеству выхолощенных формул, из которых изгнан всяческий мистический смысл. Бытие религиозно-философских систем всегда антагонистично».
Христианская традиция и опыт восточнохристианской государственности, исторический опыт Византийской империи, России и других стран Православного Востока говорит о том, что существование государства оправдывается только тогда, когда оно служит высшим идеалам - воплощает христианский Закон в своей жизни, или, по крайней мере, стремится к этому. А показателем, критерием такого стремления служит право.
Актуален ли такой взгляд в современных условиях? Обязательно ли правовой идеал должен исходить из религиозной традиции? Наконец, в какой мере право может и должно служить воплощению в жизнь религиозного идеала? Эти вопросы возникают, прежде всего, потому, что опыт современных государственно-правовых систем говорит об отделении Церкви от государства, об автономии человека, которая основывается на провозглашении его прав и свобод высшей ценностью.
В наше время отделение права от религии часто преподносится как некое достижение. Но даже при самом поверхностном рассмотрении становится понятным, что это далеко не так. Полного отделения не произошло даже сейчас, в современном «постхристианском мире». Так, например, санкции российского Уголовного кодекса во многом базируются если не на религиозном, то на «пострелигиозном» мировоззрении. Многие религиозные заповеди перешли в тот же УК РФ непосредственно из религиозных источников. И в последнее время появляется ряд трудов, авторы которых как раз и обращают внимание на этот факт. Например, Ю.А. Зюбанов считает, что «христианская религия оказала решающее влияние на формирование светских правовых норм. налицо своеобразная трансформация библейских основ в уголовное право». В качестве иллюстрации к своему утверждению он приводит заповедь «не убий», которая соответствует нормам Уголовного кодекса России, предусматривающим санкции за убийство».
Однако современная концепция правовой политики ряда стран мира, и в том числе Российского государства, исходит из либерального мировоззрения, основа которого - идея прав и свобод человека, ставшая некой «сверхидеологией», - ее даже можно назвать новой «религией» современного западного мира. Сегодня наблюдается приоритет светского обоснования права, при котором идея прав человека рассматривается отдельно от морально-этических категорий. Законодательство все более ориентируется не на нормы традиционной нравственности, а на идею «прав человека». Нравственный фундамент общества при этом разрушается, так как воля человека превращается в единственный критерий различения добра и зла.
Хотя в определенном отношении ситуация в последнее время стала меняться. Например, 27 сентября 2012 г. Совет ООН по правам человека принял российский проект резолюции, в которой подчеркивается взаимосвязь между правами человека и традиционными ценностями. «Попытки продвинуть под видом универсального стандарта его однобокую интерпретацию пагубно сказываются на отношении людей к самой концепции прав человека, делают ее чуждой целым обществам и слоям населения. С другой стороны, доктрина прав человека только выиграет, если впитает в себя элементы различных культур», - сообщили в МИД РФ.
Иной, отличный от западного, взгляд на права человека выражен и в Декларации Всемирного русского народного собора 2006 г.: Существуют ценности, которые стоят не ниже прав человека. Это такие ценности как вера, нравственность, святыни, Отечество. Когда эти ценности и реализация прав человека вступают в противоречие, общество, государство и закон должны гармонично сочетать то и другое. Нельзя допускать ситуаций, при которых осуществление прав человека подавляло бы веру и нравственную традицию, приводило бы к оскорблению религиозных и национальных чувств, почитаемых святынь, угрожало бы существованию Отечества. Опасным видится и "изобретение" таких "прав", которые узаконивают поведение, осуждаемое традиционной моралью и всеми историческими религиями».
По мнению В.С. Соловьева, действительное противоречие и несовместимость существуют не между правом и нравственностью, а между различными состояниями как правового, так и нравственного сознания.. Нельзя судить или оценивать какой-нибудь факт из правовой области, какое-нибудь проявление права, если не иметь общей идеи права. Но главную задачу права русский философ видит вовсе не в преобразовании мира, не в изменении самого нравственного сознания человека: «Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он - до времени не превратился в ад».
Соответствует ли такой подход христианской традиции? На этот ответ можно ответить только отрицательно. Ценность права в государственно-правовой традиции Православия заключается в ином. Право, как и государство, ценны только в той мере, в какой служат воплощению в жизнь нравственного идеала христианства. Разумеется, если использовать термины, которые были сформулированы интеллектуальной традицией христианства, то можно сказать, что в мире действует грех, природа человека также несовершенна, порочна. Согласно Социальной концепции РПЦ: «После грехопадения, которое есть нарушение человеком божественного закона, право становится границей, выход за которую грозит разрушением как личности человека, так и человеческого общежития. Право призвано быть проявлением единого божественного закона мироздания в социальной и политической сфере. Вместе с тем всякая система права, создаваемая человеческим сообществом, являясь продуктом исторического развития, несет на себе печать ограниченности и несовершенства». Но означает ли это, что ограниченность и несовершенство правовой системы невозможно преодолеть? Ведь если рассматривать христианский взгляд на право, то тогда можно вести речь о христианском «призвании» права, как, впрочем, и о призвании государства, призвании человека, которое заключается в максимально возможном воплощении в жизнь принципов христианства.
Византийский церковный писатель IV в. Василий Великий так говорит о выборе христианства в качестве своей «мировоззренческой платформы»: «Еллинские мудрецы много рассуждали о природе - и ни одно их учение не оставалось твердым и непоколебимым, потому что последующим учением всегда ниспровергалось предшествовавшее. Посему нам нет нужды обличать их учения ... Они не умели сказать: "въ на- чалъ сотвори Богъ небо и землю". Потому вселившееся в них безбожие внушило им ложную мысль, будто бы все пребывает без управления и устройства.». Неправильным представляется и взгляд о каком-то «развитии» Истины, т.е. христианства. Как говорил Святитель Филарет Московский: «.если хотят приложить к христианству закон развития, как не вспомнят, что развитие имеет предел?».
По словам Св. прп. Григория Паламы (1296-1359 гг.), в творчестве которого выкристаллизовался тысячелетний аскетический опыт Православия, в христианстве Бог пришел в мир и стал человеком, чтобы человек так изменил себя, дабы самому «обожиться». Исследователь его трудов Д.И. Макаров отмечает, что Св. Григорий «предлагает три уровня, которые представляются принципиальными:
Человеку возможно стать Богом.
Человек может стать Сыном Божиим - путем уподобления Богу в делах.
Наконец. Палама говорит прямо: человеку надо следовать за Христом. - чтобы с ним и сопрославиться».
По словам Григория Нисского, «ничто другое из сущего не уподобляется Богу, кроме твари сей, человека».
Центральным элементом государственно-правовой традиции христианства стала концепция «симфонии властей», сформулированная в VI Новелле византийского императора Юстиниана (527-565 гг.), которая как раз и говорит о «высшем» предназначении права как инструмента в руках государственной власти: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем». Необходимо отметить, что руководствуясь этой концепцией, император Юстиниан в своих Новеллах признавал за церковными канонами силу государственных законов. Может ли церковный канон быть неким «минимумом добра»? Очевидно, что ответ будет отрицательным. Наоборот, в византийской государственно-правовой традиции праву задавалась исключительно высокая «планка». Законодатель должен был стремиться приблизить действующие законы к нравственному идеалу христианства, - иначе говоря, право должно было стать отражением Божественной «Правды».
Когда же византийское государство, провозглашая христианский закон в качестве руководящего императива своей деятельности, не следовало ему, то в обществе наступал кризис. И здесь уместно обратиться к византийскому историку Никите Хониату, который описывает весьма характерный случай, произошедший во время одного из походов императора Мануила I (1143-1189 гг.) против турок, в ходе неудачной для империи битвы с турками-сельджуками при Мириокефале в Малой Азии (в 1176 г.) и незадолго до завоевания Константинополя крестоносцами (1204 г.): «.добравшись наконец до своего лагеря, император зачерпнул из реки воды и выпил несколько глотков. Заметив, что вода смешивается с кровью убитых, он заплакал и сказал, что, по несчастью, отведал христианской крови. Один из бывших поблизости ромеев воскликнул в ответ: "Не теперь только и не в первый раз, а давно и часто, и до опьянения, и без примеси ты пьешь чашу христианской крови, обирая и ощипывая подданных, как обирают поле или ощипывают виноградную лозу". Мануил снес эту хулу так равнодушно, как будто ничего не слышал и как будто не был оскорблен». (Хониат Н. История, 2; 6; 1-7.).
Тот же Н. Хониат повествует об отношении, которое встретили беглецы из взятого крестоносцами Константинополя со стороны крестьян азиатских провинций Византии: «. земледельцы и поселяне вместо того, чтобы вразумляться бедствиями своих ближних, напротив, жестоко издевались над нами, византийцами, неразумно считая наше злополучие в бедности и наготе равенством с собою в гражданском положении. Между прочим они приписывают потерю Константинополя нам, членам сената. Слез достойно помешательство или горестное ослепление этого бесчувственного народа, который не только не желает возвращения Константинополя, напротив - укоряет Бога, почему Он давно, почему еще жесточе не поразил Он как его, так и нас вместе с ним, но отлагал казнь доселе, щадил, терпел человеколюбиво. Не того, совсем не того ожидал я сначала, иначе я никогда не перебрался бы на восток. Таким образом с той самой поры, как мы поселились при Асканийском озере в Никее, главном городе Вифинии, мы, вроде каких-нибудь пленников, не имеем ничего общего с этим народом. настоящее положение римского государства тяжело и горько, как неразбавленная чаша, или поддонки испорченного вина...».
Почему же византийское общество пришло к кризису, который так и не был преодолен до рокового 1204 г.? Прежде всего, потому, что «византийская» идея говорила о нравственном смысле существования государства, о единстве конечных целей индивидуальной и коллективной жизни человека в христианском обществе.
Концепция «симфонии властей» стала теоретическим обоснованием ценности государства и права в восточно-христианской политико-правовой традиции, основой этой традиции. Не могли обойти ее стороной и византийские мыслители. Мы находим идеи о ценности государства и права в византийской политической философии. Квинтэссенцией этих идей и стала концепция «симфонии властей», получавшая свое воплощение в политической практике и законодательстве Византийской империи.
