№ 9 (76) 2014г.

Толстых В.Л.

Событие: Правовая оценка

В статье приводятся официальные и доктринальные квалификации воссоединения Крыма с Россией и формулируется авторская позиция. Данная позиция состоит в том, что право населения Крыма на отделение от Украины возникло в силу его исключения из политического общения и возникновения угрозы для его национальной идентичности. В качестве теоретического фона для рассмотрения проблемы автор использует концепцию общественного договора. По его мнению, выбор населения Крыма был сделан с полным осознанием всех существенных обстоятельств и в отсутствие обмана или принуждения со стороны третьих лиц. Украинский кризис определяется как результат действия либеральных ценностных систем.

В статье приводятся официальные и доктринальные квалификации воссоединения Крыма с Россией и формулируется авторская позиция. Данная позиция состоит в том, что право населения Крыма на отделение от Украины возникло в силу его исключения из политического общения и возникновения угрозы для его национальной идентичности. В качестве теоретического фона для рассмотрения проблемы автор использует концепцию общественного договора. По его мнению, выбор населения Крыма был сделан с полным осознанием всех существенных обстоятельств и в отсутствие обмана или принуждения со стороны третьих лиц. Украинский кризис определяется как результат действия либеральных ценностных систем.

    Цель данной статьи состоит в том, чтобы изложить право­вые квалификации западных специалистов и представить аль­тернативные квалификации. Официальная позиция Запада была озвучена в заявлениях дипломатов и резолюциях ООН, ЕС и Совета Европы. Европейский парламент в Резолюции «О вторжении России в Украину» от 13 марта 2014 г. заявил, что, завоевав Крым, Россия осуществила агрессию, нарушила Устав ООН, Заключительный акт СБСЕ, Устав Совета Европы, Будапештский меморандум и двусторонние договоры с Укра­иной. По мнению Парламента, в Крыму не было ущемлений прав российских граждан или лиц русской национальности; Декларация независимости Крыма и проведенный в Крыму референдум противоречат конституции Украины и междуна­родному праву. Парламент осудил действия России, одобрил действия украинского правительства, призвал к урегулирова­нию, посредничеству, выводу войск и ограничению сотрудни­чества с Россией .

Генеральная ассамблея в Резолюции «Территориальная целостность Украины» от 27 марта 2014 г. подтвердила терри­ториальную целостность Украины; призвала государства отка­заться от действий, направленных на ее нарушение; призвала все стороны к мирному урегулированию путем прямого диа­лога; приветствовала усилия международных организаций, помогающих Украине; заявила о незаконности референдума в Крыму; призвала государства и организации не признавать изменения статуса Крыма. 100 государств проголосовали за Резолюцию, 11 — против, 58 — воздержались.

Парламентская ассамблея Совета Европы в Резолюции «Последние события на Украине: угрозы функционированию демократических институтов» от 9 апреля 2014 г. признала ле­гитимность новых украинских властей и их решений, однако призвала к проведению внеочередных парламентских выбо­ров, учитывая опасения некоторых групп людей, что их инте­ресы недостаточно представлены в Верховной Раде. Ассамблея также призвала к децентрализации, однако возразила против идеи федерализации Украины. Она озаботилась положением крымских татар и призвала Россию обеспечить их права. Она назвала действия России агрессией и квалифицировала их как явное нарушение международного права. Она заявила о не­обоснованности доводов России: ультраправые не установили контроль над центральным правительством, непосредствен­ной угрозы правам русского меньшинства в стране не было. По мнению Ассамблеи, ни сепаратизм, ни идея присоедине­ния к России не были распространены в Крыму до российской интервенции; стремление к отделению было спровоцировано Россией. Ассамблея заявила о неконституционности крымско­го референдума и неправдоподобности его результатов. Она призвала Россию вывести войска из Крыма, в т.ч. Черномор­ский флот.

Венецианская комиссия (консультативный орган Совета Ев­ропы) подготовила Заключение «О том, является ли решение, принятое Верховным советом Автономной республики Крым на Украине об организации референдума о вхождении в со­став Российской Федерации или восстановлении конституции Крыма 1992 г., совместимым с конституционными принци­пами» от 21 марта 2014 г. Комиссия указала, что конституция Украины предусматривает неделимость страны и не разреша­ет местный референдум по вопросу об отделении (ст.ст. 1, 2, 73, 157, Раздел X). Конституция Крыма также не разрешает такой референдум. Конституция Украины разрешает только консультативный референдум по вопросу о расширении авто­номии. По мнению Комиссии, обстоятельства, сложившиеся в Крыму, не позволили провести референдум в соответствии с европейскими демократическими стандартами. К их числу относятся следующие: отсутствие законодательства, регули­рующего местные референдумы; массовое присутствие (пара) военных сил; нарушения свободы слова; короткий десятид­невный период между решением о проведении референдума и самим референдумом; заинтересованность властей (пар. 22). Комиссия также обратила внимание на то, что перед референ­думом не были проведены переговоры между заинтересован­ными лицами (пар. 26).

    Квалификации ситуации в Крыму были даны и предста­вителями западной доктрины,— как правило, в форме постов (заметок), размещенных в Интернете. В частности, свое мне­ние высказали Р. Жоритсма (Remy Jorritsma, профессор Ма- астрихстского университета); Н. Криш (Nico Krisch, профес­сор Института международных исследований Барселоны); Р. Маккокводейл (Robert McCorquodale, директор Британского института международного и сравнительного права); А. Пеле (Alain Pellet, профессор Университета Париж X); К. Марксен (Christian Marxsen, старший научный сотрудник Института им. Макса Планка, Германия); Г. Фокс (Greg Fox, профессор Университета Вейна, Детройт); Ю. Видмар (Jure Vidmar, со­трудник Оксфордского университета); Л. Мальксо (Lauri Malksoo, профессор Тартуского университета, Эстония); А. Петерс (Anne Peters, директор Института сравнительного публичного права и международного права им. Макса План­ка, Германия); М. Барош (Miroslav Baros, профессор универ­ситета Шеффилда). Отдельно следует упомянуть несколько «обращений» украинской интеллигенции: «Обращение укра­инцев к российскому научному сообществу» ; «Обращение профессорско-преподавательского состава Института между­народных отношений Киевского национального университета имени Тараса Шевченко к коллегам и партнерам в России» ; «Обращение к гражданам Украины и России, братским наро­дам соседних государств» Украинской ассоциации междуна­родного права . Все перечисленные представители западной и украинской доктрины, кроме М. Бароша, полагают, что от­деление Крыма от Украины и его присоединение к России не соответствовали международному праву. В качестве основных используются следующие тезисы и аргументы:

    В соответствии с Декларацией о принципах междуна­родного права 1970 г. Крым не имел права на сецессию, по­скольку он не находился в колониальной или иной зависи­мости; право на самоопределение обязывает уважать права меньшинств, но не предоставляет частям государства права свободно решать вопрос о своей принадлежности. Крым так­же не может ссылаться на принцип эффективности, посколь­ку его независимость от Украины возникла в результате вме­шательства со стороны России.

    Декларация независимости Крыма была принята, а ре­ферендум был проведен благодаря российскому военному присутствию. Будучи основанными на применении силы, они являются незаконными. Кроме того, референдум не со­ответствовал международным стандартам: он не был демо­кратичным, мирным и не сопровождался исчерпанием пере­говоров со всеми заинтересованными лицами. Референдум также не соответствовал конституции Крыма и конституции Украины.

    Действия России являются агрессией и нарушают Устав ООН, Будапештский меморандум и другие международные договоры. Между Украиной и Россией возник международ­ный конфликт; Украина имеет право на самооборону в соот­ветствии со ст. 51 Устава ООН; Крым является оккупированной территорией. Россия отвечает за действия отрядов самооборо­ны в соответствии с принципом контроля (Решение Трибуна­ла по Югославии по делу Тадича от 15 июля 1999 г.).

    Россия злоупотребила своим статусом сверхдержавы, косовским прецедентом и практикой проведения операций по спасению собственных граждан. В отличие от Косово, в Крыму не было дискриминации русскоязычного населения или массовых нарушений прав человека. Россия также не мо­жет ссылаться на согласие неэффективного президента или обращение самозваных представителей Крыма. Результаты российской агрессии не должны признаваться международ­ным сообществом.

    Несколько иная позиция формулируется в комментарии М. Бароша. Автор считает, что сравнение ситуаций в Крыму и в Косово не является удачным. Армия освобождения Косово перед интервенцией НАТО была вовлечена в террористиче­скую деятельность; в Крыму же перед референдумом не было сделано ни одного выстрела. Довод, в соответствии с которым НАТО стремилось предотвратить серьезные нарушения прав человека в Косово и поэтому бомбило не только военные, но и гражданские цели за сотни миль от Косово, выглядит не­уместным. При анализе ситуации в Крыму следует учитывать не только ч. 4 ст. 2 Устава ООН (запрет применения силы), но и ч. 7 ст. 2 (запрет вмешательства). Действительно, должност­ные лица США и ЕС явно нарушили ч. 7 ст. 2, оказав поддерж­ку одной из сторон конфликта, повлиявшую на смену режима. Довод о том, что референдум состоялся благодаря использо­ванию силы Россией, является несостоятельным. Не следует забывать, что в соответствии с международным договором Россия имеет право на военное присутствие в Крыму, а 58% населения Крыма являются русскими. Неужели референдум был бы действительным только в отсутствие российских сил? Из данной логики следует, что лучше бы российского военно­го присутствия не было, поскольку в таком случае новое само­провозглашенное и неизбранное украинское правительство не допустило бы референдума! Означает ли это, что британ­ские силы должны покинуть Шотландию перед проведением референдума о независимости? Международное право зани­мает нейтральную позицию по данному вопросу; на смену его «пост-онтологическому» периоду пришла тотальная беспо­мощность. Автор выступает за бездействие и молчание в от­ношении подобных случаев.

    Официальная российская позиция была озвучена в вы­ступлениях и комментариях МИД РФ, Постановлении Со­вета Федерации от 1 марта 2014 г. и Обращении Президента РФ от 18 марта 2014 г. Ее можно резюмировать следующим образом. На Украине произошел государственный перево­рот, спровоцированный западными державами, вмешавши­мися во внутренний политический процесс. Политический кризис привел к гуманитарной катастрофе, выразившейся в разрушении системы государственного управления, не­дееспособности сил правопорядка, разгуле экстремистов и фашиствующих элементов, массовых нарушениях прав че­ловека, угрозе безопасности национальных и языковых мень­шинств, обострении социально-экономической ситуации. Эта катастрофа обусловила отказ Крыма подчиняться киевской власти, создание в Крыму собственных органов власти, при­нятие Декларации независимости и решение о вхождении в состав России. Кроме того, следует учитывать историческую и культурную близость Крыма к России и несправедливость решения, принятого Н. С. Хрущевым в 1954 г. о передаче Кры­ма Украине. Декларация независимости Крыма соответству­ет международному праву, тезис о правомерности подобных деклараций был сформулирован в Заключении Международ­ного Суда ООН по Косово от 22 июля 2010 г. Решение Крыма соответствует принципу права народов на самоопределение, поскольку в условиях преследования русскоязычного населе­ния и свержения законной власти данное право не могло быть реализовано в составе Украины. Российские силы находились в Крыму на законном основании; во время событий не было ни столкновений, ни жертв,— в этой связи принцип непри­менения силы не был нарушен.

        Принцип права наций на самоопределение предпола­гает право на отделение только тех народов, которые не на­ходятся под властью «правительств, представляющих без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории» (Декларация о прин­ципах международного права 1970 г.). Таковыми считаются народы, находящиеся под колониальным господством; наро­ды, проживающие на оккупированной территории; народы, в отношении которых проводится расистская политика (п. 4 ст. 1 Протокола I 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г.).

    Таким образом, право на отделение возникает тогда, когда нация оказывается исключенной из внутригосударственного политического общения, когда ее воля не учитывается при принятии политических решений.

    Ряд фактов могут свидетельствовать о том, что после госу­дарственного переворота, произошедшего в конце февраля 2014 г. на Украине, население Крыма оказалось именно в та­ком положении. Действительно, в результате переворота был отстранен от власти президент, за которого в 2010 г. проголосо­вали 78,24% избирателей в АР Крым и 84,35% — в Севастополе (48,95% на Украине). Во-вторых, после переворота была ини­циирована кампания, направленная против двух парламент­ских партий — Партии регионов, за которую в 2012 г. отдали свои голоса 52,26% избирателей в АР Крым и 46,90% в Севасто­поле (30% на Украине), и Коммунистической партии Украины (19,41, 29,46% и 13,18% соответственно). Против данных пар­тий были выдвинуты политические обвинения; в отношении отдельных функционеров были возбуждены уголовные дела; на партийные офисы и отдельных членов партий были совер­шены нападения, в т.ч. во время парламентских заседаний. Из фракции Партии регионов вышло около 80 депутатов (было 187, на конец апреля 2014 г. — 104). В-третьих, после переворота было сформировано переходное правительство, представляю­щее только две из пяти парламентских партий: «Батькивщи- ну» и «Свободу», в совокупности получивших по результатам парламентских выборов 2012 г. 36% голосов избирателей (в со­став правительства вошли 7 членов «Батькившины», 4 члена «Свободы» и 9 беспартийных). В-четвертых, почти все ветви и уровни власти подверглись люстрации, по итогам которой ключевые должности были заняты представителями полити­ческих сил, причастных к перевороту. В-пятых, новая власть отказалась от проведения мероприятий по восстановлению общественного консенсуса (референдума, досрочных парла­ментских выборов, созыва общенародного представительного органа). Сторонники новой украинской власти утверждают, что переворот и указанные меры могут быть оправданы анти­народным характером предшествующего режима и сложно­стями переходного периода; данная аргументация, однако, не пользуется всеобщей поддержкой.

        Теоретическим фоном для рассмотрения права наций на самоопределение может служить концепция общественного договора. Т. Гоббс считал, что упадок государства вследствие внутренних междоусобиц происходит всегда по вине людей, являющихся творцами и распорядителями государств. При­чинами распада государства являются недостаточность абсо­лютной власти («человек, добившийся королевства, доволь­ствуется иногда меньшей властью, чем та, которая необходима в интересах мира и защиты государства»); учение о том, что «каждый отдельный человек есть судья в вопросе о том, какие действия хороши и какие дурны»; свобода высказываний про­тив верховной власти и др. По мнению Дж. Локка, распад системы правления, помимо прочего, происходит, когда за­конодательный орган разбит, распущен, лишен возможности действовать свободно и т.д. В таких случаях власть возвраща­ется к обществу: люди имеют право создать новый законода­тельный орган; не повиноваться законам, принятым не упол­номоченными лицами; сопротивляться применению силы с их стороны. При этом мятежниками являются не они, а те, кто силой нарушил конституцию и законы и создал тем са­мым состояние войны. Центром учения Ж. Ж. Руссо является тезис о суверенитете народа, представляющем собой власть, «направляемую общей волей». Когда правительство перестает подчиняться законам, «государство сжимается»: «большое Го­сударство распадается и в нем образуется другое Государство, состоящее только из членов Правительства и являющееся по отношению к остальному народу лишь его господином и ти­раном»; «в ту минуту, когда правительство узурпирует суве­ренитет, общественное соглашение разорвано, и все простые граждане, по праву возвращаясь к своей естественной свободе, принуждены, а не обязаны повиноваться». Главным способом предупреждения захвата власти является проведение перио­дических собраний представителей народа, на которые выно­сятся два вопроса: угодно ли суверену сохранить настоящую форму правления; угодно ли народу оставить управление в руках тех, на кого оно в настоящее время возложено.

    Экстраполяция концепции общественного договора на украинские события позволяет прийти к нескольким выво­дам. Во-первых, тезис о том, что переворот в Киеве был оправ­дан злоупотреблениями предшествующей власти, может быть поставлен под сомнение. Действительно, любая законно избранная власть может самостоятельно заключать между­народные договоры и применять силу против тех, кто орга­низует беспорядки. Предположить иное,— значит, поставить под сомнение идею суверенитета: еще в 1576 г. Ж. Боден ука­зывал: «Однако необходимо, чтобы суверены не подчинялись повелениям других людей и чтобы они могли давать законы подданным и отменять, лишать силы бесполезные законы, за­меняя их другими, чего не может совершать тот, кто подчинен законам и людям, которые имеют право ему повелевать». Во-вторых, свидетельств того, что переворот в Киеве опирался на общую волю, нет; значительная часть населения страны не участвовала в событиях на Майдане; возможные механизмы легитимации результатов переворота (определения общей воли) не были использованы. Таким образом, результатом переворота стало «сжимание государства»: создание меньше­го государства, состоящего из тех, кто поддержал переворот, и исключающего тех, кто его не поддержал. В-третьих, автома­тического восстановления «большого государства» не произо­шло: многие отказались признавать новую власть, а та, в свою очередь, не пожелала учитывать их интересы и не смогла обе­спечить повиновение своей воле. Люди, не поддержавшие переворот, оказались в естественном состоянии и получили право на заключение нового общественного договора или на присоединение к уже существующему договору. Население Крыма предпочло реализовать данное право посредством заключения союза с Россией. В-четвертых, ответственность за отделение Крыма может быть возложена не на его населе­ние, а на политические силы, инициировавшие расторжение общественного договора и претендующие на представление общей воли без должных на то оснований. В-пятых, не будучи причастной к государственному перевороту на Украине, Рос­сия не может отвечать за его последствия, одним из которых стал переход населения Крыма к естественному состоянию. В этой связи политика России в отношении Крыма может быть оспорена только самим населением Крыма; результаты референдума, однако, ясно свидетельствуют о поддержке дан­ной политики.


        Право наций на самоопределение может считаться реа­лизованным, только если выбор нации был сделан с полным осознанием всех существенных обстоятельств и в отсутствие обмана или принуждения со стороны третьих лиц (т.е. если воля нации соответствовала ее действительному интересу). В этом смысле данный выбор может рассматриваться как пу­блично-правовая сделка, подпадающая под действие общих начал римского права. Наиболее ясным изъявлением воли на­рода является референдум, который, во-первых, является тор­жественным и символическим действом; во-вторых, гаранти­рует одновременный учет воль всех и воли каждого; в-третьих, предполагает сосредоточенность, необходимую для принятия важного решения. Применительно к крымскому референ­думу в качестве дисквалифицирующих факторов рассматри­ваются российское присутствие и несоблюдение свобод слова и собраний. Российское присутствие, однако, не ставило це­лью вмешательство в процесс формирования воли населения Крыма и поэтому не может рассматриваться как насилие в от­ношении данного населения (хотя, конечно, именно оно не позволило киевской власти вмешаться в развитие событий). Следует напомнить, что целый ряд референдумов о само­определении проводился в условиях военного присутствия за­интересованной стороны: референдум в Пуэрто-Рико (2012 г.), референдум на Северных Марианских островах (1975 г.), рефе­рендумы на Ниуэ (1974 г.) и др. Несоблюдение свобод слова и собраний, даже если и имело место, вряд ли может рассма­триваться как обман. Наконец, вопрос об отделении Крыма от Украины и присоединении его к России является достаточно ясным (в отличие от вопроса об ассоциации Украины и Евро­пейского союза); в этой связи трудно предположить, что насе­ление Крыма сделало свой выбор под влиянием заблуждения. Результаты референдума были определены другими фактора­ми, гораздо более устойчивыми, мощными и очевидными,— прежде всего, исторической и культурной общностью Крыма и России, оказавшейся под угрозой в результате государствен­ного переворота. Исторические и культурные факторы были учтены при решении вопроса о самоопределении Западной Сахары (Консультативное заключение Международного суда ООН от 16 октября 1975 г.); не должны они игнорироваться и в данном случае. В этом контексте утрачивает значение во­прос о сроках проведения референдума; естественно предпо­ложить, что, считая себя частью русского мира, жители Крыма были изначально предрасположены в пользу политического союза с Россией. Поскольку акт самоопределения является односторонней сделкой, любые международные стандарты проведения референдумов имеют ценность, если они обеспе­чивают соответствие решения, высказанного на референдуме, действительной воле народа. Если же они ставят результаты референдума в зависимость от одобрения или согласия внеш­них по отношению к народу субъектов, их действие долж­но быть исключено. В этом смысле аргументы противников крымского референдума, основанные на отсутствии между­народных наблюдателей, несоответствии референдума укра­инской конституции, неисчерпании переговорных средств и т.п., могут быть поставлены под сомнение. К тому же далеко не все эти аргументы являются обоснованными. Так, довольно спорным выглядит утверждение о сохраняющемся действии украинской конституции, неоднократно нарушенной полити­ческими силами, пришедшими к власти в Киеве.

    8.Цель принципа самоопределения состоит в том, чтобы обеспечивать участие воли людей в политическом процессе, а не в том, чтобы обеспечивать соблюдение их прав (эту функ­цию выполняет принцип прав человека). Принцип самоопре­деления, конечно, страдает, когда нарушаются политические права; однако он не обязательно страдает, когда нарушаются иные права. И, наоборот, соблюдение прав человека не явля­ется доказательством участия в политическом общении всех уполномоченных субъектов. В этой связи принцип самоопре­деления не должен подменяться или вытесняться принципом прав человека. Первый, как минимум, равен второму, а, как максимум, обладает приоритетом по отношению к нему. Действительно, принцип самоопределения имеет отношение к общему благу, а принцип прав человека — к частному благу, т.е. к благу меньшему по отношению к общему благу. Дру­гое важное различие между двумя принципами носит гене­тический характер: принцип самоопределения предполагает осуществление актуальной воли граждан; принцип прав че­ловека — осуществление норм, ранее установленных или при­знанных этой волей. Ж.Ж. Руссо писал по этому поводу: «... Нелепо, чтобы воля сковывала себя на будущее время и пото­му что ни от какой воли не зависит соглашаться на что-либо противное благу существа, обладающего волею»; и в другом месте: «. Нет и не может быть никакого основного закона, обязательного для Народа в целом, для него не обязателен даже Общественный договор». Аналогичное мнение выска­зал И. Бентам в работе «Анархические заблуждения» (1816 г.): «В стране, в которой власть предположительно отдана народу, в которой ему предоставлено право избирать своих предста­вителей, право объединяться, представлять петиции, сделано все, что с точки зрения природы вещей позволяет предотвра­щать злоупотребления законодательной властью. У свободно­го народа, который свободно избирает своих депутатов, глас народа является настоящим ограничением национальной ас­самблеи. Если она поставлена в зависимость от общей воли, то бояться больше нечего, и никакие другие предосторожно­сти больше не нужны. Как ничто не может заменить это огра­ничение, так и ничто не может добавить ему силы. Особенно смешно воображать, что вы можете связать вас самих фразами вашего собственного изобретения. Когда народ недоволен за­коном, это происходит по причине какого-то реального или воображаемого недостатка, который ему приписывают. Пу­блика будет формировать свое суждение об этом законе не на основании декларации прав человека, а на основании того плохого, которое она чувствует или которого она боится». В этой связи методологическая ценность косовского преце­дента при рассмотрении ситуации в Крыму является относи­тельной. Данный прецедент может оправдывать односторон­нюю реакцию России на нарушение jus cogens, создающую условия для последующего провозглашения независимости; одновременно отсутствие в Крыму нарушений прав человека, подобных тем, которые имели место в Косово, не может слу­жить основанием для отказа его населению, исключенному из политического общения, в праве на самоопределение.

        Участие в политическом процессе гарантирует то, что интересы нации будут учтены и защищены на общегосудар­ственном уровне. Любые национальные интересы являются конкретными и исторически обусловленными; важнейшим среди них является интерес, связанный с сохранением лично­сти нации. Личность нации образуется сочетанием субъектив­ных и объективных свойств. К числу первых относятся наци­ональное сознание, национальный характер и национальный темперамент; к числу вторых — образ жизни, язык, история, культура, образование, социальные нормы и др. Субъектив­ные и объективные свойства личности нации являются вза­имосвязанными: так, национальный характер определяет структуру языка, и наоборот, структура языка опосредует на­циональный характер. Политический смысл принципа само­определения, таким образом, состоит не только в обеспечении возможности участия в политическом процессе, но и в обеспе­чении возможности сохранения личности нации. В этой связи нарушение принципа самоопределения имеет место не толь­ко тогда, когда нация прямо исключается из политического процесса, но и тогда, когда личность нации оказывается под угрозой в результате деструктивного воздействия на ее субъ­ективные и объективные свойства (воздействие на первые осу­ществляется посредством воздействия на вторые). Здесь также можно говорить об исключении из политического процесса: но не прямом, а косвенном, — осуществляемом через установ­ление культурного ценза, пройти который можно только це­ной утраты личности нации.

    Некоторые украинские события могут рассматриваться как попытка введения такого ценза; среди них — иницииро­вание отмены закона о региональных языках, многочисленные случаи сноса памятников Ленину (являющегося для многих не столько политическим, сколько национальным символом), антирусские прокламации и выступления. Массовость, си­стемный характер и поддержка или одобрение со стороны но­вой власти усугубили угрозу, создаваемую данными мерами, и в значительной степени оправдали отделение Крыма.

    Установление культурного ценза может квалифицировать­ся как геноцид,— но не в том узком смысле, в котором дан­ный термин определяется Конвенцией о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г., а в том широком смысле, в каком он определяется Р. Лемкиным, введшим его в оборот в 1944 г.: «Под «геноцидом» мы пони­маем уничтожение нации или этнической группы. Геноцид не обязательно предполагает немедленное уничтожение на­ции, за исключением случаев, когда он совершен посредством массовых убийств всех членов нации. Он скорее предназначен для обозначения скоординированного плана различных ак­ций, направленных на разрушение существенных основ жиз­ни национальных групп с целью уничтожения самих данных групп. Целями такого плана является дезинтеграция поли­тических и социальных институтов, культуры, языка, нацио­нального сознания, религии, экономического существования национальных групп и уничтожение личной безопасности, свободы, здоровья, достоинства и даже жизней индивидов, принадлежащих к данным группам». Р. Лемкин выделял во­семь техник геноцида, в зависимости от того, в какой области он осуществляется: политическую, социальную, культурную, экономическую, биологическую, физическую, религиозную и моральную.

        Кризис на Украине во многом обусловлен действием либеральных ценностных систем, политический сегмент ко­торых образуют концепции прав человека, наднационально­сти и рыночной экономики. Политический сегмент жестко сцеплен с культурологическим сегментом (английский язык, стандарты потребления, этические и эстетические коды), так что одно всегда следует за другим. Тотальной гегемонии этих концепций до конца 80-х гг. препятствовало существование альтернативных социалистических ценностей; любое государ­ство могло сделать выбор, который, даже если оно не было причастным к формированию тех или иных ценностей, сам по себе являлся проявлением его суверенитета. Падение соци­алистической системы означило исчезновение данной альтер­нативы и стало историческим подтверждением превосходства либерализма. Действие либеральных ценностных систем ха­рактеризуется следующими особенностями.

    Во-первых, либеральные системы являются своеобразны­ми козырями, в основе действия которых лежит всеобщий консенсус относительно их высшей ценности. Статус козы­рей позволяет данным системам преодолевать и исключать действие любых иных концепций и решений, в т.ч. тех, ко­торые были сформированы общей волей, образующей го­сударство. Либеральные системы, таким образом, образуют единственно возможный канал для проявления общей воли, табуируя все остальные. В этих условиях проявление общей воли становится пустой формальностью, а суверенитет, утра­тивший свое важнейшее свойство безусловности, перестает существовать.

    Во-вторых, либеральные системы противоречат идее го­сударства. Права человека, в основе которых лежит принцип частного блага, посягают на выражаемый государством прин­цип общего блага. Рыночная экономика отрицает границы, государственное предпринимательство, протекционистское и антимонопольное регулирование. Наконец, наднациональ­ность противопоставляет общей воле, образующей государ­ство, волю международного сообщества (а в другом ракур­се — волю международных бюрократов и/или нескольких сверхдержав). В силу этого либеральные системы формируют презрение к государству и убежденность в том, что любое бла­го — есть результат рождения, а не результат общего усилия. Подвергаясь такому воздействию, люди становятся врагами государства. Когда количество таких людей достигает крити­ческого уровня, государство разрушается; при этом от него может оставаться пустая оболочка в виде недействующей кон­ституции и зависимых от внешних сил органов.

    В-третьих, либеральные системы, как и любые иные цен­ностные системы, формируются, развиваются, интерпрети­руются и реализуются действием воли. Формальный анализ позволяет квалифицировать в качестве носителя данной воли внутреннего суверена или человечество в целом; действи­тельно, права человека являются элементом и конституций, и международного договорного права. Исторический и по­литический анализ, однако, может приводить к выводу о том, что носителем данной воли является политическая и эконо­мическая элита Запада, монополизировавшая право интер­претации либеральных систем и создавшая на их основе свое­образный язык власти.

    В-четвертых, либеральные системы используются для уста­новления господства над другими народами. Это намерение не является эксплицитным, однако оно может быть выведе­но из некоторых экономических индексов, многих важных фактов послевоенной политической истории и содержания самих либеральных ценностных систем, в которое в качестве несущих включены идеи эволюционизма и индивидуализма. Таким образом, данные системы представляют собой инстру­мент колониализма XX-XXI в., — гораздо более тонкий, скры­тый и эффективный, чем инструменты колониализма XX в.

    На Украине либеральные системы действовали особенно интенсивно и наглядно, обеспечивая идеологическую базу для осуществления государственного переворота, территори­альной и общественной дезинтеграции, формирования нена­висти по отношению к России, установления политического и экономического господства Запада. Выбор Крыма в этой связи является не только политическим, но и идеологическим выбором.

        Главным обстоятельством, оправдывающим участие России в процессе самоопределения Крыма, является распад украинской государственности, повлекший, с одной сторо­ны, образование меньшего государства, не представляющего население Крыма, а, с другой стороны, переход населения Крыма в естественное состояние и последующую реализацию им права на самоопределение. Данный распад был спровоци­рован действиями внутренних и внешних политических сил; Россия же, со своей стороны, пыталась ему воспрепятствовать. С момента распада изменилась конфигурация международ­ных отношений: вместо российско-украинских отношений возникли отношения Крыма и новой Украины, отношения Крыма и России и, наконец, отношения России и новой Укра­ины. Действия России, препятствующие распространению юрисдикции новой Украины на территорию Крыма, были правомерными, поскольку они опирались на согласие насе­ления Крыма. Данные действия не могут квалифицировать­ся как поддержка одной из сторон в гражданской войне, по­скольку с момента распада Крым и новая Украина перестали быть частями одного государства. В этих условиях использо­вание Россией дополнительных аргументов (согласие прези­дента, право на самооборону, гуманитарная интервенция) не является необходимым.

        Украинский кризис имеет не только политическое и правовое, но также идеологическое, культурологическое, историческое и цивилизационное измерения. Результатом го­сударственного переворота стало не только отделение Крыма от Украины, но и отделение Украины от русского мира. Од­нако, в отличие от Крыма, ставшего частью России, Украина не стала и, наверное, не станет частью Европы или западного мира; для этого ей потребовалось бы полностью отказаться от своего языка, религии, истории и генетической памяти. По­ложение, в котором она оказалась, можно охарактеризовать как маргинальное; длительное нахождение в нем может не­гативно сказаться на личности украинской нации. Перспек­тива присоединения Украины к ЕС была хорошо описана М. В. Городецким: «Использование политического продукта Европы без других продуктов европейской культуры — не­возможно. Поэтому неизбежным следствием присоединения Украины к ЕС будет глубокая и разносторонняя инъекция внутрикультурных западноевропейских продуктов, которые обязательно войдут в конфликт с привычным, гармоничным и самодостаточным укладом украинской жизни, возможно даже не осознаваемым самими украинцами, но продолжаю­щим действовать по глубокой исторической инерции. Про­дукты европейской культуры не будут приняты в их целост­ности и органичности — украинский же уклад под действием их силы будет дезорганизован и раздавлен. Итогом станет перманентный ценностный пат, не приводящий к какому- либо позитивному результату; невозможность полноценной жизненной реализации на общенациональном и личностном уровнях; снижение образовательного уровня населения из-за невозможности соответствия западным критериям; перенос социальных ценностей в сферу потребления и маргинализа­ция культуры в целом». Положение, в котором оказалась Россия, также является очень тяжелым. Отдаление Украины, независимо от того, как его оценивают сами украинцы, явля­ется трагедией для российской идентичности, утрачивающей многие важные смыслы, генетически связанные с Украиной. Оба государства, таким образом, объективно заинтересованы в как можно более скором восстановлении дружественных отношений,— для того, чтобы этого добиться, Россия, как представляется, должна проявлять по отношению к Украине максимальное дружелюбие и сострадание, и с пониманием относиться к той реакции, которую вызвало у украинцев от­деление Крыма.