В историческом контексте вторая половина ХХ столетия, особенно его последняя четверть, характеризовалась беспре­цедентным развитием международного права и подъемом его авторитета.

В этот период были достигнуты выдающиеся результаты в области кодификации международного права, выработаны важнейшие многосторонние договоры. Актив­ный рост международного сотрудничества (в отдельных сфе­рах - его расцвет) способствовал распространению регулиру­ющего воздействия международного права на новые области политической, экономической, гуманитарной и других сфер деятельности. Многие явления, которые традиционно счи­тались прерогативой внутригосударственного регулирова­ния, стали рассматриваться сквозь призму международного права. В результате произошло радикальное увеличение объема нормативного материала, главным образом договор­ных источников международного права. В рассматриваемый период имели место также институциональные изменения: увеличилась численность универсальных международных организаций, были положены основы системы органов меж­дународного правосудия.

К началу XXI в. пик универсализации международно­го права на глобальном уровне пройден. Тенденция к су­жению и выхолащиванию повестки обсуждения проектов многосторонних международных договоров, угроза развала целого ряда действующих и основополагающих междуна­родных договоров, усиление регионального сотрудничества, демонстративное игнорирование отдельными государствами своих обязательств, волна односторонних принудительных мер, как доминирующий вектор развития международно­го сотрудничества начала XXI в. - все это признаки тенден­ции, принципиально отличной от укрепления вертикали международного права. Международное право становится по существу локализующимся, адекватным наработанным возможностям решения конкретных проблем междуна­родных отношений, состоящим из кластеров отдельных до­говорных режимов и adhoc групп по интересам. Среди его характерных особенностей - преобладание горизонтальных связей, составляющих его договорные режимы, повышение роли неформальных механизмов и различного рода право­вых концепций, превалирование дипломатических средств урегулирования спорных ситуаций над судебными средства­ми. По сути, на современном этапе развития международ­ного права мы наблюдаем ренессанс неформальных, мягких правовых инструментов, повышение роли диалога и ценно­сти самой возможности обсуждения международных про­блем. Связано это, очевидно, с тем, что в ситуации беспреце­дентной международной напряженности применение более жестких, формальных средств может только усугубить поло­жение дел. На этом фоне заметно укрепляется и обретает все большую значимость неформальная нормативная практика. Возникает вопрос: каково соотношение такой нормативной практики с положениями соответствующих международных договоров?

Государства являются основными субъектами междуна­родного права. Именно воля государств формирует право, изменяет и отменяет его положения. Воля, однако, не может быть сведена к совокупности норм и исключительно к пред­писаниям. Воля - явление динамичное. Соответственно пра­во также включает в себя не только совокупность принципов и норм, т.е. совокупность нормативных установлений, но и саму практику их применения. Назначение права - в дей­ственности, практическом регулировании соответствующих отношений. Воля, как известно, находит свое выражение в тексте международного договора. В сложившихся условиях, однако, процесс международного нормотворчества суще­ственно замедлился. Заключение новых универсальных меж­дународных договоров, равно как и адаптация действующих договоров к меняющимся условиям международной жизни - явление редкое ввиду невозможности достижения полити­ческого консенсуса, не говоря уже о выработке конкретных общеобязательных правил поведения. Это притом, что дого­воры остаются основным источником международного пра­ва. Не умаляя значимости обычных норм международного права, бесспорно, что конкретные вопросы урегулированы именно в договорах.

В годы разработки проекта Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (далее - Венская конвен­ция) у Комиссии международного права ООН первостепен­ное значение текста как основы для толкования договора, со­мнений не вызывало. Комиссия исходила из того, что текст (за редким исключением) является единственным и ближай­шим выражением общего намерения сторон. Соответствен­но - текст международного договора представляет собой основу толкования. В писаном праве, однако, невозможно предусмотреть все жизненные ситуации в их разнообразии, которые должны быть обеспечены надлежащими юриди­ческими решениями, отражаемыми в принципах и нормах права. Кроме того, правовая надстройка гораздо более кон­сервативна, чем процессы, происходящие в международных отношениях. Между регулированием и реалиями существу­ет разрыв. Эта проблема решается, частично, посредством толкования.

На первый взгляд, установление содержания нормы международного договора - вопрос вполне себе понятный. Это, однако, не так. Толкование представляет собой, по­жалуй, один из самых сложных вопросов международного права. Связано это, прежде всего, с тем, что каждый элемент правил толкования - обычное значение слов, намерение, кон­текст, объект и цель договора, подготовительные материалы - вызывает множество вопросов, оставляя за толкователем широкую свободу усмотрения. Слова могут иметь множе­ственные, порой даже противоположные значения, со време­нем могут даже устаревать. Контекст может быть ближним и дальним. Объект и цель международных договоров выво­дятся из преамбулы и текста (контекста) договора. Преамбу­лы, однако, пишутся с использованием широких формули­ровок, ввиду чего чем уже истолковываемое положение, тем сложнее его связать с абстрактными целями, изложенным в преамбуле. Что касается объекта и цели договора, то в мно­госложных договорах установить один объект порой невоз­можно. А ведь нужно еще и соотнести этот объект с целью (целями) договора. Кроме того, в отдельных случаях между преследуемыми договором целями может быть конфликт. Что касается намерения, то само понятие намерений явля­ется динамичным, а не статичным. Так, в своем докладе по вопросам последующих соглашений и последующей прак­тики Комиссия международного права ООН пояснила, что последующие соглашения и последующая практика, как и другие средства толкования, «могут помочь определить, за­ключалось ли предполагаемое намерение участников при заключении договора в том, чтобы придать какому-либо из используемых терминов значение, которое способно менять­ся с течением времени». Поэтому пределы «толкования» необязательно определяются неизменным «первоначаль­ным намерением», но скорее должны определяться с уче­том более широкого круга соображений, включая известные позднейшие события.Подготовительные материалы могут не носить исчерпывающего характера и (или) включать не­актуальные переговорные позиции, формируя, таким об­разом, не соответствующее действительности представление о намерениях сторон на момент подписания договора. В то время как отсутствие определенных положений в подгото­вительных материалах может быть следствием самых разных обстоятельств, толкователь ошибочно может прийти к выво­ду о единстве мнений сторон по соответствующему вопросу.

Международное право не дает ответов на вопросы о том, как понимать конкретные фразы договора, где начинаются и заканчиваются границы контекста, как устанавливать объ­ект и цель договора, какой вес следует придавать каждому элементу общего правила толкования в отдельно взятом слу­чае. Это вопросы эмпирического порядка. Следует также пом­нить о том, что международные договоры и иные правовые источники не существуют в вакууме. Они являются частью социальной действительности, взаимодействуют друг с дру­гом, испытывают на себе влияние последующего поведения и соглашений сторон, функционируют в широком контексте международных отношений. В этой связи уяснение содержа­ния принципа либо нормы международного договора в каж­дом конкретном случае требует детального изучения всего спектра вопросов, образующих соответствующий фактиче­ский и правовой контекст.

Изложенное дает основания для вывода, что разреше­ние конкретной международно-правовой ситуации, как правило, обусловлено ее контекстом. Из этого следует, что единственно верного, оторванного от фактического и право­вого контекста толкования норм международных договоров не существует. Проблема, однако, в том, что расширенный контекст, надуманные цели договора, передергивание пере­говорной истории нередко «перекрывают» обычное значение истолковываемых терминов, что в свою очередь ведет к недо­пустимому расширению охвата соответствующих договор­ных обязательств. В то же время принцип pacta sunt servanda может сохранить реальный смысл и действенность только при добросовестном толковании договоров в соответствии с правилами, определенными статьями 31-33 Венской конвен­ции. Согласно букве и духу правил толкования намерение сторон международного договора выражено в его тексте. Есть все основания считать, что стабильность договорных связей и определенность международных обязательств окажутся под угрозой, если текст договора будет перекраиваться по­средством использования различного рода концепций, отве­чающих сиюминутным интересам и вымышленным целям, посредством применения средств «толкования», игнорирую­щих слова в их обычном значении, но якобы направленных на установление абстрактного намерения сторон договора, которое, однако, не выражено ни в его тексте, ни в подготови­тельных материалах.

Задача формулирования убедительного решения в от­вет на диссонанс между конкретностью каждой жизненной ситуации и необходимостью обеспечения стабильности и предсказуемости договорных обязательств как sinequanon действенности принципа pacta sunt servanda на теоретическом уровне остается пока нерешенной.

СМБАТЯН Анаит Сергеевна
доктор юридических наук, профессор кафедры международного права Всероссийской академии внешней торговли