Конец XX века ознаменован кардинальной трансфор­мацией всей системы международных отношений.

Потер­пела крах блоковая дипломатия, хотя и не исчезла совсем. На смену ей стали приходить новые формы дипломатиче­ских отношений. Одной из таких форм стала сетевая ди­пломатия. В целом, на формирование «сетевой» дипло­матии XXI века повлиял огромный ряд трансформаций, происходивший на протяжении последних тридцати лет. Среди ключевых трансформаций стоит отметить: форми­рование большого количества самостоятельных государств, активно действующих на экономической и военно-полити­ческой международной арене, становление и укрепления множества межгосударственных организаций и структур (ВТО, БРИКС, ШОС, G-20 и др.), формирование пула гло­бальных проблем, которые приобретают всё более угро­жающий характер (массовая миграция, международный терроризм, экологические проблемы), информатизация и технологизация международных отношений.

Под воздействием всех этих и других трансформаций продолжают формироваться новые виды и инструменты ди­пломатии, которые требуют научного осмысления. Сетевая дипломатия, как очень важный элемент современной между­народной системы, хотя и активно используется некоторыми исследователями и политиками (особенно в российском дис­курсе), имеет недостаточную экспертную и научную осмыс­ленность. В связи с этим возникают проблемы в понимании основных принципов сетевой дипломатии, её инструментов и в сфере применения. На настоящий момент не сформирова­на целостное теоретическое знание о сетевой дипломатии как феномене мировой политики.

В российской науке сетевую дипломатию чаще всего ис­следуют в рамках многосторонней дипломатии и развития сетевых структур (Лебедева М.М., Филатов С.В. (МГИМО), Колосова И.В. (Дипломатическая Академия МИД РФ) и др.). Западные исследователи в контексте изучения сетевой ди­пломатии делают упор на развитие негосударственных акто­ров и публичную дипломатию (Metzl Jamie (Carnegie), Fergus Hanson (Brookings), Ilan Manor (Oxford) и др.). Стоит иметь ввиду, что в рамках англоязычного научного сообщества тер­мин "network diplomacy" чаще имеет значение цифровой ди­пломатии, поэтому необходимо разграничивать эти понятия. Как мы видим, большинство исследователей не выделяет кон­цепцию «сетевой дипломатии» как самостоятельной единицы современной дипломатии.

Феномен «сетевой дипломатии» распространяется и на интеграционные процессы (в первую очередь - экономиче­ские) на евразийском пространстве. Так, Евразийский эко­номический союз (ЕАЭС) способен претендовать на статус сетевой структуры, а реализация целей и задач государств- участников ЕАЭС вполне может находится в поле сетевой ди­пломатии.

Тем не менее, чтобы выделить контуры применения се­тевой дипломатии в рамках интеграции на евразийском про­странстве, необходимо, во-первых, отметить ключевые эле­менты и структуру феномена сетевой дипломатии, во-вторых, определить её основные характеристики, в-третьих, исследо­вать основные элементы деятельности ЕАЭС в качестве сете­вой структуры.

Сетевая дипломатия как концепция

В российской внешнеполитической практике термин «се­тевая дипломатия» впервые закрепился в концепции внешней политики Российской Федерации 2008 года и использовался в дальнейших Концепциях, понимая под собой форму дипло­матии, опирающаяся «на гибкие формы участия в многосто­ронних структурах в целях коллективного поиска решений общих задач».

С.В.Лавров уделяет достаточное внимание сетевой дипло­матии. Глава внешнеполитического ведомства РФ в ряде своих выступлений по разным поводам (2006, 2009, 2010, 2014) от­мечал высокую востребованность сетевой дипломатии. Осо­бенно С.В.Лавров подчёркивал роль сетевых структур, которые, по его мнению, сегодня выходят на первый план, и благодаря которым возможно налаживать международное сотрудниче­ство и решать современные кризисы. Будучи Президентом РФ, Д.А.Медведев также обращался к сетевой дипломатии как «главному инструменту международных отношений».

Такое доктринальное закрепление сетевой дипломатии стало обращать на себя внимание исследователей-междуна- родников. Этот феномен получил такое многообразное пони­мание и толкование, что зачастую его стало возможным свести к многосторонним переговорам (как межгосудасртвенными, так и в рамках международных организаций и структур) со всеми их характеристиками. Однако подобное трактование се­тевой дипломатии, во-первых, не учитывает другие особенно­сти данного феномена, а, во-вторых, не отмечает те отдельные элементы, которые ей присущи.

Отмечая разносторонний подход к осознанию феномена сетевой дипломатии, следует выделить следующие основные трактовки, что позволит сформировать структурное представ­ление об этом феномене.

Как уже было сказано выше, сетевую дипломатию, осо­бенно в российской практике, часто олицетворяют с многосто­ронними переговорами. Подобный подход, хотя частично верно подчёркивает сущность сетевой дипломатии, не отра­жает всей совокупности признаков феномена. Действительно, в основе сетевой дипломатии лежит многостороннее сотруд­ничество, однако оно не сводится лишь к одному переговор­ному процессу. В рамках данного понимания многосторонний характер отношений является частью системы сетевой дипло­матии.

Отдельно стоит отметить то, что сетевая дипломатия - это то поле, в рамках которого именно сотрудничество (эко­номическая кооперация, решение глобальных проблем, во­просы всемирного развития) является ключевым элементом международных отношений. Конечно, государства и другие участники международных отношений, будучи в рамках игры «с нулевой суммой», могут прибегать к инструментам сетевой дипломатии, что даже во многих случаях приведёт к лучшему результату, однако это представляется затруднительным. Ис­ходя из этого, не стоит воспринимать многостороннюю, сете­вую дипломатию как вездесущее явление XXI века, она имеет свои собственные характеристики и ограничения. Более того, использование отдельных инструментов сетевой дипломатии не позволит выделить данный феномен как самостоятельный, так как многие её характеристики, как мы увидим выше, схо­жи с характеристиками многосторонней дипломатии. Таким образом, лишь учитывая структуру сетевой дипломатии, мож­но говорить о её реализации в практическом поле.

Другое понимание сетевой дипломатии связано с разви­тием сетевых структур, среди которых часто отмечают БРИКС, ШОС, ЕАЭС, G-20, и др. Подобные форматы объединяет то, что в их рамках участники международных отношений, посредством многосторонних переговоров, решают общие проблемы и вопросы сотрудничества. Сетевые альянсы могут рассматриваться, с одной стороны, как внутренние, т.е. в рам­ках какой-то одной структуры (например, ЕАЭС, «Большая Двадцадка», Арктический Совет), а с другой - внешние сете­вые структуры, которые подразумевают под собой взаимодей­ствие и сотрудничество нескольких международных организа­ций, отдельных государств и иных формирований. В качестве примера внешней сетевой структуры могут быть совместные саммиты БРИКС и ШОС. Кроме того, глобализация между­народного права создаёт более благоприятную основу для подобного сотрудничества.

Также сетевая дипломатия в основном реализовывает­ся в рамках проведения различных саммитов, конференций, комиссий, где принимают участие большое количество госу­дарств, а также негосударственные участники. Концентрация на проблематике, которая затрагивает всех участников меж­дународных отношений позволяет множеству сторонам (не только государствам) участвовать в коммуникации на равной основе. Именно, участие в коммуникациях на равной основе и есть отличительная характеристика сетевой дипломатии. Се­тевые структуры и форматы, являясь площадкой для равного участия многих сторон, являются воплощением принципов сетевой дипломатии в современной системе международных отношений.

Западная научная мысль в рамках дискуссии о сетевой дипломатии как раз делает акцент на развитие сетевых струк­тур, однако большая часть исследований в этой области посвя­щено деятельности негосударственных организаций, которые формируют влиятельные группы на международной арене вне рамок одного государства.

В рамках связки сетевой дипломатии и сетевых структур, первая может также характеризоваться как дипломатия «гиб­ких альянсов», которые характеризуются большим разнообра­зием внутренней структуры и часто проводят переговоры в рамках «круглого стола».

Ещё одним серьёзным пластом, к которому относят се­тевую дипломатию, является современная цифровая дипло­матия и технологизация международных отношений в самых различных её проявлениях. Как уже отмечалось выше, такое определение сетевой дипломатии является самостоятельным и относится абсолютно к другой сфере исследования, нежели рассматриваемое в данной работе, однако такой подход также находит своё отражение в современной сетевой дипломатии, связанной с многосторонним сотрудничеством. Современные технологии и информатизация, во-первых, позволяют эф­фективно проводить многосторонние переговоры, во-вторых, обеспечивают участников международных отношений более полной и качественной информацией. Эти характеристики являются частью сетевой дипломатии.

Таким образом, учитывая все подходы к пониманию сете­вой дипломатии и выявив её основную структуру, можно дать следующее определение:

Сетевая дипломатия - форма многостороннего сотрудни­чества, в рамках которой участники международных отноше­ний (государственные и негосударственные акторы) на равной основе при использовании гибких инструментов нацелены на решение совместных проблем.

Основные характеристики сетевой дипломатии

Сетевой дипломатии, исходя из выявленных выше её ос­новных компонентов, свойственны многие функции, которые характерны для многосторонней дипломатии в целом. Во- первых, это гибкость, что подразумевает под собой меньшую конфликтность между участниками международных отноше­ний и больший упор на сотрудничество. Такая характеристи­ка обусловлена, с одной стороны - сетевой структурой отно­шений, которая не позволяет выделять явно доминирующей одной стороны над другими (хотя распределение сил не обя­зательно является равным), с другой - упор именно на сотруд­ничество. Гибкие формы сетевой дипломатии в практическом поле могут быть выражены, например, в использовании «мяг­ких» переговорных стратегий.

Для функционирования сетевой дипломатии необходи­ма децентрализация в вопросах принятия решений. Это оз­начает, что в рамках сотрудничества, будь то международная организация или многосторонние взаимоотношения между государствами, каждый участник в равной степени способен влиять на принятие итогового решения.

Другой важной чертой сетевой дипломатии является открытость и высокая информативность участников между­народных отношений. Сетевая дипломатия требует от стран взаимного обмена информацией по какому-либо вопросу. Всё это повышает эффективность поиска консенсуса в междуна­родных конфликтах или решения современных угроз. Кро­ме того, открытость проявляется в активном привлечении к международному сотрудничеству представителей различных по уровню развития стран. Границы многосторонних пере­говоров расширяются, привлекая всё большее количество го­сударств и негосударственных участников международной си­стемы.

Сетевой дипломатии также присуща многоуровневость, под которой подразумевается не только участие стран разной значимости, но и активное вмешательство негосударственных акторов. Достаточно большую роль западная научная мысль в этой связи выделяет изучению роли неправительственных организаций. Тем не менее, неправительственные организа­ции не являются прямыми участниками дипломатических отношений, следовательно, скорее лишь влияют на все другие факторы (открытость, информативность и др.), присущие се­тевой дипломатии. Яркими примерами сетевой дипломатии по характеристике «многоуровневость» могут быть различно­го рода экономические международные структуры (форумы), где на равной основе принимают участие как представители государств, так и бизнес-сообщество. В других сферах (особен­но если речь идёт каких-то военно-политических конфликтах) вряд ли сетевая дипломатия будет доминирующим феноме­ном отношений.

Благодаря использованию современных технологий ди­пломатия (особенно сетевая) характеризуется большей опе­ративностью в принятии решений, так как это позволяет участникам отношений в кратчайшие сроки проводить пере­говоры, консультации и другие формы взаимодействия, а так­же быстро получать и обрабатывать всю необходимую инфор­мацию. Данная характеристика — оперативность - относится, скорее, к современной дипломатии в целом, однако сетевая дипломатия не мыслима без информационно-коммуникаци­онных особенностей современного мира.

Как мы видим, некоторые характеристики сетевой дипло­матии свойственны современной многосторонней диплома­тии в целом. Тем не менее, характеристики имеют ряд особен­ностей, которые связаны со структурой сетевой дипломатии. Кроме того, необходимо всегда делать акцент именно на осо­бенностях структуры сетевой дипломатии.

Сетевая дипломатия ЕАЭС

Сотрудничество со странами постсоветского простран­ства является приоритетной линией внешнеполитической деятельности России. В этой связи экономическая интеграция в рамках ЕАЭС приобретает, по крайней мере доктринально, высокий статус во внешней политике Москвы^[14]. Кроме того, принимая во внимание важность экономического развития и инвестиционной среды, Россия и другие участники евра­зийского пространства заинтересованы в совместном сотруд­ничестве. Учитывая партнёрские связи участников ЕАЭС и его направленность на сотрудничество в сфере экономики, взаи­моотношения в рамках Союза могут вполне регулироваться инструментами сетевой дипломатии, а само объединение мо­жет быть включено в систему сетевых альянсов на постсовет­ском пространстве.

Как отмечалось выше, сетевые структуры можно рассма­тривать с двух позиций: отдельную организацию как сетевую, либо сотрудничество различных организаций и площадок, выстроенное по сетевому принципу. Также будет рассмотрен и Евразийский экономический союз: вначале стоит рассмо­треть, соответствует ли ЕАЭС сетевой структуре, а затем проанализировать его вовлеченность в современную систему сете­вой дипломатии.

Экономическая проблематика ЕАЭС ставит данное объ­единение в выгодное положение, с точки зрения формиро­вания сетевой структуры отношений между государства- ми-участниками. Как отмечалось выше, сетевая дипломатия особенно актуальна при решении глобальных проблем, а так­же в рамках экономической интеграции, где все участники на­строены на взаимовыгодное сотрудничество. Таким образом, среда экономического сотрудничества Евразийского эконо­мического союза должна благоприятствовать использованию инструментов сетевой дипломатии. Однако, речь идёт лишь о благоприятной среде для сетевой дипломатии, сама по себе направленность организации на экономическое сотрудниче­ство не говорит о её сетевой структуре.

Структура Евразийского экономического союза вклю­чает в себя четыре института (Высший Евразийский эконо­мический совет, Евразийский межправительственный совет, Евразийская экономическая комиссия и Суд Евразийского экономического союза), в рамках которых в равной степени представлены все члены Союза на высшем и высоком уров­нях. Важно отметить, что в рамках всех структур ЕАЭС ре­шение принимается консенсусом (за исключением Суда, где совсем иная процедура принятия решений), что говорит, во- первых, о равноправном участии стран-членов интеграцион­ного объединения, во-вторых, о высокой степени сотрудни­чества, так как принцип консенсуса подразумевает под собой отсутствие явных противоречий и согласие всех сторон. Таким образом, в ЕАЭС преобладает децентрализованный процесс принятия решений, под которым подразумевается отсутствие руководящей стороны. В данном случае речь идёт о принятии решений на межгосударственном уровне, на котором никто из пяти стран-участниц не имеет в этой связи преимущества. Сама структура ЕАЭС в данном случае, где высшим органом является Евразийский экономический совет, обеспечивает функционирование союза и институциональную среду для со­трудничества.

Внутреннее устройство ЕАЭС от сетевой структуры отли­чают уровни представительства. Как отмечалось выше, сетевая дипломатия характеризуется широким кругом задействован­ных сторон, которыми становятся не только государства, но и отдельные межправительственные и неправительственные ор­ганизации, бизнес-сообщество. Евразийский экономический союз, учитывая его экономическую специализацию, реализу­ет свои задачи по экономической интеграции не только в рам­ках межгосударственного сотрудничества, но и включением представителей бизнеса в работу Союза. Тем не менее, такое включение можно назвать скорее диалогом, в рамках которого бизнес-круги лишь обладают рекомендательными функция­ми, но не участвуют в принятии конкретных решений.

Институциональную основу, в рамках которой прини­маются ключевые решения, составляют Высший евразийский экономический совет и Евразийский межправительственный совет, а постоянно действующая Евразийская экономическая комиссия обеспечивает деятельность ЕАЭС. Во всех структу­рах Союза все страны-участники представлены в равной степе­ни. Таким образом, если мы рассматриваем многоакторность ЕАЭС, то все решения принимаются исключительно при при­влечении представителей стран-участниц, в данном случае, это главы государства и главы правительства, а ЕЭК позволяет обеспечивать принятые решения и политику Союза.

Тем не менее, сложно себе представить межгосудар­ственную экономическую организацию, в которой решения принимались бы иным способом. Для сетевой структуры, конечно, имеет значение вовлечённость негосударственных акторов в процесс принятия решения, однако учитывая особенности современных интеграционных объединений, наиболее важен уровень участия, в данном случае - бизнес­структур, в реализации политики Евразийского экономи­ческого союза.

21 мая 2015 года отдельными структурами стран- участниц, представляющих бизнес-сообщество (со сторо­ны России стороной соглашения стал российский союз промышленников и предпринимателей) было заключено соглашение о создании Делового совета ЕАЭС. Новая структура стала правопреемником Белорусско-Казахстан­ско-Российского бизнес-диалога. Через год был заключён Меморандум о взаимодействии между Евразийской эко­номической комиссией и Деловым советом Евразийского экономического союза, согласно которому взаимодействие между ЕАК и Деловым Советом осуществляются специаль­но созданного Консультативного Совета. Таким образом, взаимодействие бизнес-структур, которые представлены общественными организациями стран-участниц ЕАЭС, осуществляется на консультационном уровне в рамках Ев­разийской экономической комиссии. Кроме того, предста­вителей бизнес-групп включают в деятельность рабочих групп на базе ЕЭК. Данный диалог ведётся достаточно эффективно и направлен не только на выявление эконо­мических проблем, но и обсуждения различных по фор­мату вопросов, например, реализации цифровой повестки ЕАЭС.

Другой формой привлечения негосударственных участ­ников в работу ЕАЭС является бизнес-диалог ЕЭК, в рамках которого обсуждаются актуальные проблемы взаимодействия бизнес-структур стран-участниц Евразийского экономическо­го союза. Примечательно, что онлайн-форум Бизнес диалога и Консультативный совет ЕЭК и Делового совета не являются комитетами при коллегии Евразийской экономической ко­миссии, а выделены в структуре отдельно. Это подчёркивает, во-первых, консультативный характер данных площадок, во- вторых, особый статус Бизнес-сообщества в рамках Евразий­ской экономической комиссии.

Таким образом, с точки зрения многоуровневости и мно­госторонности ЕАЭС не может считаться сетевой структурой в полной мере. Союз является экономической международной организацией, в которой на демократической, равной основе происходит взаимодействие государств. Сетевая структура подразумевает под собой более широкую вовлечённость него­сударственных акторов, не только на консультативном уровне в рамках органа, обеспечивающего деятельность организации. Говоря о сетевых структурах в рамках отдельных организаций, таковыми могут являться скорее те, ключевой задачей которых не лежит межгосударственное сотрудничество как таковое. Стоит отметить, что сетевые структуры в рамках феномена сетевой дипломатии чаще всего представлены не традиционными институциональными межгосударственными организа­циями, а более гибкими форматами («Большая восьмёрка», БРИКС и др.).

ЕАЭС как элемент сетевой структуры

Более ясно сетевую дипломатию мы можем проследить в рамках взаимодействия Евразийского экономического союза с другими структурами и отдельными государствами. Как раз такое сотрудничество может быть представлено в качестве се­тевого альянса.

29 мая 2015 года между ЕАЭС и Вьетнамом было под­писано Соглашение о зоне свободной торговли, которое полноценно вступило в силу в 2016 году. Создание ЗСТ, которое, в первую очередь, выгоднее Вьетнаму, не стоит переоценивать. Тем не менее, сам факт реализации зоны свободной торговли между Вьетнамом и ЕАЭС и последо­вавшим за этим экономическим выигрышем, хоть и незна­чительным, говорит об успехе данного сотрудничества. Таким образом, добровольная экономическая кооперация между государством, с одно стороны, и международной организацией, с другой, является хорошим примером се­тевой структуры. Здесь наблюдаются и отсутствие между участниками централизованного аппарата принятия ре­шений (ЗСТ регулируется лишь рамками Соглашения), и различные по своей сути участники (ЕАЭС как организа­ция и Вьетнам как государство), и открытость участников в ходе переговоров, что обусловлено, в первую очередь, принципом сотрудничества, а не конкуренции.

Ведётся работа по заключению Соглашения о торгово­экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и Китаем. В кон­це 2017 года стороны заявили о принципиальном окончании переговоров по данному соглашению, в настоящий момент стороны готовятся подписать документ. Вновь ЕАЭС включа­ется в работу гибкой сетевой структуры.

Евразийский экономический союз на уровне ЕЭК рабо­тает в направлении налаживания диалога ЕАЭС-ЕС. Данная повестка всё чаще всплывает на различных международных площадках, ведётся работа по созданию официального диа­лога между ЕЭК и Европейской комиссией. Конечно, с учё­том современных геополитических реалий, введения санк­ций ЕС против РФ, интеграция ЕАЭС и ЕС пока что остаётся лишь на уровне обсуждения, однако заинтересованность по­добного сотрудничества как с одной, так и с другой стороны говорит о потенциальной возможности в будущем создания такого гибкого сетевого альянса.

Другим примером сетевой дипломатии ЕАЭС может стать сотрудничество ЕАЭС и ШОС. Кроме того, к такому се­тевому альянсу способен подключиться и проект экономиче­ского пояса шёлкового пути (ЭПШП), реализуемого Китаем. Возможная степень кооперации между двумя организация­ми оценивается очень высоко, так как она лежит в интересах всех участников международных организаций. Более того, абсолютно различная институциональная организация ЕАЭС и ЭПШП позволит без особых проблем подтолкнуть эти два проекта к интеграции. Высоко оценивается и потенциальное сотрудничество стран АТЭС и государств ЕАЭС.

Все вышеперечисленные формы сотрудничества ЕАЭС с другими организациям, и даже ЭПШП, на сегодняшний день являются потенциальными, а поэтому нельзя в полной мере утверждать о состоявшемся сетевом альянсе при участии ЕАЭС. Тем не менее, позитивные оценки такой кооперации говорят о высокой возможности реализации подобных про­ектов в будущем, что лишь укрепить статус сетевой диплома­тии как формы сотрудничества между различными игроками международных отношений.

Таким образом, Евразийский экономический союз хо­рошо демонстрирует способность к сетевой дипломатии на уровне с другими участниками международных отношений, будь то отдельные государства, организации, или даже проек­ты. Однако, большинство проектов сетевого альянса, совмест­ного с ЕАЭС, в настоящий момент направлено на перспективу, но имеет широкие предпосылки к реализации. Сама деятель­ность Евразийского экономического союза, являясь межго­сударственной организацией, хотя и имеет некоторые черты сетевой дипломатии, но как таковой сетевой структурой не является. Это обусловлено, во-первых, особенностью функци­онирования ЕАЭС, во-вторых, различием между формой ор­ганизации ЕАЭС и сетевого альянса как воплощения сетевой дипломатии.

Заключение

Пока очень рано говорить о всестороннем распростра­нении принципа сетевой дипломатии. Действительно, тен­денция на усиление роли сетевой дипломатии фиксируется в политическом и научном дискурсе, однако её использование ограничено, с одной стороны, предметом дипломатии (т.е. проблематикой), с другой - интересами сторон (которые должны от части совпадать друг с другом). Практическое при­менение сетевой дипломатии сегодня достаточно ограничено. В научном сообществе отсутствует теоретическое осмысление данной тенденции. Кроме того, стоит вопрос о том, является ли сетевая дипломатия частью многосторонней дипломатии, или всё же самостоятельным феноменом.

Воплощением сетевой дипломатии сегодня являются многосторонние сетевые структуры, которые включают в себя отдельные государства, международные организации, различ­ные структуры. Такие альянсы обладают большой гибкостью, но способны обсуждать далеко не каждую повестку.

Сетевая дипломатия эффективна и наиболее реалистич­но её использование в случаях многостороннего сотрудниче­ства государств, которое не будет характеризоваться игрой с ненулевой суммой. Это вопросы экономического сотрудниче­ства, решение гуманитарных, экологических проблем и ряд других вопросов, в решении которых заинтересованы все сто­роны. Конечно, сетевая дипломатия в данной сфере не являет­ся панацеей (например, Киотский протокол и США), однако стоит обратить внимание именно на тренд.

Евразийский экономический союз идёт по пути вы­страивания сетевой структуры, которая уже включает в себя отдельные государства (Вьетнам и Китай), представителей бизнес-сообщества, а в перспективе к сетевому альянсу могут подключиться региональные организации Азии. Однако се­годня мы больше говорим о тенденциях и перспективах, чем о реализованных проектах.

ЗЕЛЕНЕВА Ирина Владимировна
профессор кафедры мировой политики Санкт-Петербургского государственного университета

ИВАНОВСКИЙ Денис Александрович
магистрант Санкт-Петербургского государственного университета