История народов и государств знает примеры, хотя и очень редкие, когда вполне благополучный человек, богато одаренная от природы натура, успешная в самых разных областях знаний , вдруг с головой уходит в политику.
Жана Поль Марат
История народов и государств знает примеры, хотя и очень редкие, когда вполне благополучный человек, богато одаренная от природы натура, успешная в самых разных областях знаний , вдруг с головой уходит в политику. Причины могут быть разными, но почти всегда это стремление к власти, к господству, к значимости. И уж совсем редко меняет устоявшуюся благополучную жизнь человек, приближенный к власти, не просто гнушаясь ею, а становясь ярым критиком, талантливым и успешным борцом с деспотизмом и активным борцом за свободу и благополучие простого народа. Таким был Жан Поль Марат, гражданин и патриот Франции, сполна испытавший в годы Великой Французской революции всенародную любовь и ненависть, преследование властей.
О своем альтруизме, но по-другому поводу и другими словами, он писал: «На одного доброго государя – сколько в мире чудовищ!». Памятуя об этом, можно сказать: на одного великодушного, сердобольного и человеколюбивого политика – сколько хищных, злобных и ненасытных запятнали политику своим невежеством, бескультурьем, равнодушием. Марат в своих поступках никогда не руководствовался эгоистическими соображениями. Для себя он не хотел ничего: ни почестей, ни благосостояния, ни власти. В своей первой политической книге «Цепи рабства» Марат так объяснил цель своей работы: это «сочинение, призванное раскрыть черные происки государей против народов, употребляемые ими сокровенные приемы, хитрости и уловки, козни и заговоры с целью сокрушения свободы, а также кровавые действия, сопровождающие деспотизм». Знаменательно, что Марат пишет все это в Англии, которая в политическом развитии была в те времена передовой страной Европы. В предисловии к работе «Цепи рабства» Марат писал: «Я рано научился ценить права человека и никогда не упускал возможности быть их защитником. Гражданин мира, дорожа свободой, апостолом которой, а иногда и мучеником я всегда был, я решил посвятить ей все свое время». Как он и предвидел, это поприще для него оказалось не просто драматичным, а по-настоящему мученическим. Все годы революции во Франции «Друг народа» был принужден жить как и где попало, скрываться в подвалах или временами в Англии. Марат был арестован и предан суду и, наконец, погиб в собственной квартире от кинжала убийцы. Жан Поль Марат стал истинным символом революции, той ее части, которая добивалась гражданских прав для самых низших слоев общества. Он с неукротимой энергией нападал на всякого, кто в какой-либо мере посягал на права и свободы граждан. Его газета «Друг народа», издаваемая за собственный счет и почти единолично, в силу постоянных преследований со стороны политических противников стала самым популярном изданием в Париже. Он приобрел огромную популярность как неустрашимый и истинный защитник народа. В 1792 году парижане выбрали Марата в Конвент. Вся короткая жизнь его была посвящена служению народу. «Истина и справедливость вот единственное, чему я поклоняюсь на земле», – писал Жан Поль Марат в одном из номеров «Друга народа».6
О дезпотизме
Вторая половина XVIII века для Франции стала временем небывалого снижения престижа страны, утраты большинства военных и социальных успехов, нравственного и духовного декаданса. Застой был во всем. В стране царил голод, крестьяне не могли прокормить не только горожан, но и самих себя, из-за бездействия властей недовольство охватывало все большее число граждан. Хуже того, при всеобщем полуголодном существовании народа каждый, кто был при власти, думал только о себе и грабил столь беззастенчиво, что один умный наблюдатель сравнил этот беспредел с поведением иноземных захватчиков, штурмом взявших чужой город.
Людовик XV сохранял презрительное равнодушие ко всему происходящему, народные бедствия его не трогали, ибо придворные холуи обеспечивали королевскую семью по полной программе. Власть при этом допускала грубую, но весьма распространенную ошибку: она запрещала видеть и говорить о трудностях и о виновных в таком положении, ибо была сама виновата во всем. Вместо того чтобы озаботиться решением насущных проблем, власть стала искать, на кого бы переложить ответственность, и выбрала для этого «философов», писателей, журналистов. Рукой палача сжигались книги Вольтера, Гельвеция, Ж.Ж.Руссо, Дидро, Бюффона. Резко возросло число цензоров. Вольнодумцы были объявлены «общественными отравителями», виновниками всех бед и неудач. «Дело дошло до того, – сокрушался Гримм, – что сейчас нет ни одного человека, занимающего казенное место, который не смотрел бы на успехи философии, как на источник всех наших бед».8
Реакция масс была предсказуемой. Запрещенные и сожженные рукой палача книги за рубежом переиздавались небывалыми тиражами, и теперь их читали даже те, кто редко брал в руки книги.
Урок не пошел королю впрок, и он повелел: «Все те, которые будут изобличены либо в составлении, либо в поручении составить и напечатать сочинения, имеющие в виду нападения на религию, покушения на нашу власть или стремление нарушить порядок и спокойствие наших стран, будут наказываться смертной казнью».
О недопустимости такого покушения на свободу мысли и слова, естественное право на выражение своего мнения и возможность его отстаивания Марат писал еще в первых своих литературных опытах. В «Польских письмах» Марата описывается вымышленный диалог, якобы происходящий в Польше. Француз говорит поляку: «Ваше правительство самое скверное из всех, которые когда-либо существовали. Что может быть хуже, если вспомнить, что труд, нищета и голод – удел огромного большинства населения, а изобилие – удел ничтожного меньшинства. Массы в стране лишенных естественного права быть свободными… природа не пожалела бы для вас благ, но так как большинство людей нации лишено всяких преимуществ свободы, все остальные преимущества равны нулю…».
Эта сентенция Марата о ценности политической свободы относилась ко всем народам, не только Польши, но и Франции, и России, и другим в полной мере.
Уже во введении к работе «Цепи рабства» Марат пишет: «Кажется, таков уже неизбежный удел человека – нигде и никогда не сохранять своей свободы: повсюду государи идут к деспотизму, народы же – к рабству».
Далее он размышляет, как устанавливается деспотизм. При внимательном рассмотрении деспотизма последний представляется необходимым следствием течения времени, склонностей человеческого сердца и пороков конституций. Марат предлагает показать, каким образом, пользуясь их защитой, глава свободной нации узурпирует звание вождя и затем ставит собственный произвол на место законов; рассмотреть все великое множество приемов, к которым в дерзком святотатстве прибегают государи, дабы подорвать существующий порядок; проследить их черные замыслы, их низкие козни, их тайные уловки; войти в подробности их пагубной политики, разоблачить это искусство обмана в его основах и, наконец, постараться понять общий дух и обрисовать в одной картине все те происки, которые повсеместно угрожают свободе. «Но, развивая столь обширный предмет, – пишет Марат, – будем меньше считаться с последовательностью времени, чем с самим существом дела».10
Стоит только народу однажды доверить кому-либо из своих детей опасное сокровище публичной власти и вручить ему заботу о соблюдении законов, как постоянно скованный этими законами народ рано или поздно видит свою свободу, свое состояние, свою жизнь отданными на произвол вождей, избранных им же самим для их защиты.
А государь, стоит ему только взглянуть на вверенное ему сокровище, как он уже стремится позабыть, из чьих рук оно получено. Преисполненный самим собой и своими замыслами, он с каждым днем все более тяготится мыслью о своей зависимости и не упускает ничего, чтобы от нее избавиться.
Любовь к всевластию, как считает Марат, естественно присуща людскому сердцу, которое при любых условиях стремится первенствовать. Это и есть основное начало злоупотреблений властью, которое совершают те, кто по своему предназначению должны были бы быть ее хранителями; вот источник рабства среди людей… повсюду законы были не чем иным, как полицейскими правилами, обеспечивающими властителям спокойное пользование награбленным.
Захватив все, деспот силится удержать у своих ног порабощенную нацию. Не довольствуясь тем, что особа его стала священной в глазах угнетенных народов, он их простое желание сбросить это иго со своей шеи объявляет преступлением.
Так, при феодальном строе можно было постоянно видеть, как самим ходом вещей затруднения рождались из самих затруднений, злоупотребления – из злоупотреблений, беспорядки – из беспорядков; как свобода вела к распущенности, распущенность к анархии, анархия – к деспотизму, деспотизм – к тирании, тирания – к восстанию, восстание – к освобождению, а освобождение – к правлению свободному и правильному.
Но установление правильного и благого управления или же деспотической власти во многом зависит от властителя, а не от желания подданных. В истории народов очень мало просвещенных монархов или иных правителей, добровольно ограничивших свои права и привилегии. Их единицы. Подавляющие большинство составляют те, кто всеми силами стремится удержать власть любыми средствами. Любовь к всевластию поддерживается не только самим самодержцем, деспотом, но и всем его окружением, которое процветает при деспоте и при деспотическом, т. е. неограниченном, правлении.
Как только государь получает неограниченную власть, – говорит Марат, – больше нет уже и речи об интересах народа, а есть только забота о поддержании своего авторитета, о достоинстве короны, о его тщеславии и его капризах; с этих пор деспот рассматривает государство как свое наследие, а общественные средства – как свои доходы; он торгует должностями, городами, провинциями, землями; он продает своих подданных и распоряжается по своему усмотрению всей мощью нации.14 Сила деспотизма в том, что вся мощь государства принадлежит государю: армия, полиция, тюрьмы, законы, заблуждения и страх подданных, все на службе деспотии. На других весах только просвещение и разрозненный, безоружный, запуганный народ.
Приобретя неограниченную власть самому устанавливать законы, так называемые общие правила поведения, государь стремится сломать всяческие преграды; он тревожно следит за врагами своего несправедливого владычества и торопится от них отделаться; он оглядывает ревнивым взором всех, кто сохраняет еще какую-нибудь власть в государстве, и старается отнять ее под разными предлогами; он подавляет сторонников свободы, он унижает могущественных, но непокорных людей, он ограничивает их свободы и полномочия, он отнимает права у граждан, заставляя забыть их о своих правах и свободах.
По мнению Марата, первый удар, который государи наносят свободе, состоит не в том, чтобы дерзко нарушать законы, а в том, чтобы заставить их забыть. Дабы заковать в цепи народы, их прежде всего усыпляют. Хорошо убаюкивают народы различные празднества: массовые игры, пляски и песни. Они помогают забыть на время о гнете и трудностях. Этому же служат спортивные турниры и бои. Сохранению власти служат развращение народа и увлечения роскошью, угождение алчности и жадности народа, поддержка и поощрение национальной или религиозной вражды между народами. В ход иногда идут и внешние войны с соседями или поиск и создание внутреннего врага. В ходе таких рассуждений Марат, в отличие от многих других мыслителей, приходит к однозначному выводу о необходимости свержения деспота насильственным революционным путем. Такое право народы имеют в силу естественного хода событий: государи получили свою власть не для того, чтобы народы потеряли свои права, а чтобы их понадежнее обеспечить, и коли государь плохо исполняет или не исполняет волю суверена, последний вправе силой отнять у него эту власть. «Надзирать за поведением своих вождей всегда было правом свободного народа, и ни один народ не должен оставаться рабом», – утверждает этот революционный демократ.
Это право, которым обладает вся нация в целом, – бесценное право, часто служившее для пресечения деспотии и злоупотребления властью. Чтобы вступить в свои права, суверенный народ должен создать представительную власть и этим ограничить единовластие короля.
О народовластии
Особенность мыслителя и друга народа – Марата – заключалась в том, что он не был противником монархии, он хотел, чтобы прихоти монарха были ограничены народными представителями. Поэтому в этом разделе мы не найдем республиканских идей, хотя идея народного суверенитета звучит в полной мере.
«…В каждом государстве – писал Марат, – высшая власть принадлежит всему народу в целом, и именно народ является истинным источником всякой законной власти, сами государи поставлены следить за исправным выполнением законов, которым они и сами подчинены, их собственное могущество зиждется лишь на соблюдении справедливости, которую они обязаны оказывать даже самому последнему из своих подданных».
В этих словах Марата уже слышатся идеи и принципы правомерного, или, в современном звучании, правового государства, в котором власть принадлежит народу, а народ и государство имеют равные права.
Народ в лице своих представителей является законным сувереном и верховным законодателем, он один должен вырабатывать основные законы государства, вносить изменения в конституцию и следить за сохранностью своего творения. Перед нею, следовательно, должны нести ответственность министры… Нация вправе требовать удовлетворения народных жалоб, отставки неспособных министров, наказания министров развращенных. Ей самой принадлежит право определять предмет своих занятий и порядок своих заседаний. В этом состоит первый закон государства. Это сентенция Марата заставляет вспомнить министров российского правительства более чем вековой давности, когда либеральные ученые призывали самодержавную власть создавать ответственное правительство взамен безответственных министров. Имеется в виду, что они были ответственными только перед монархом, вместо того чтобы быть ответственными перед народными представителями.
Второй основной закон королевства состоит в том, чтобы в законодательном органе, работающем периодически и не способном заботиться о благе государства ежедневно, существовал комитет, работающий на постоянной основе. Ему надлежит следить за выполнением конституции и соблюдением законов; требовать удовлетворения общественных жалоб и устранения злоупотреблений; протестовать против любых нарушений свободы и прав граждан. Он должен состоять, по мысли Марата, из небольшого числа лиц, но обязательно включать лица, отличающиеся своими познаниями и нравственными качествами.
И, наконец, третий основной закон королевства заключается в том, чтобы столь небольшое руководящее ядро имело возможность знать о состоянии дел во всем государстве. Но каким образом, задается вопросом Марат, жалобы несчастных, запуганных своими притеснителями, доведенных до нищеты, лишенных всяческой поддержки или томящихся в тюрьмах, дойдут до власти, не иначе чем при помощи людей, смелых и благородных, способных придать их гласности.
Следовательно, отвечает Марат на свой вопрос, в стране необходима свобода печати! Если же печать будет свободна, как, например, в Англии, меньше станет и злоупотреблений. Сколько отвратительных беззаконий будет таким образом предотвращено, сколько отменено несправедливых приговоров, сколько губительных проектов остановлено.
Из приведенных суждений Жана Поля Марата видно, что он был убежденным сторонником принципа разделения властей с приоритетом законодательного органа, «священного источника законной власти». Все пропало, говорил он, если народные представители не начнут с утверждения своего суверенитета и своей независимости от любой иной человеческой власти.
Принцип разделения властей, их независимость, Марат формулирует как научную доктрину в «Проекте Декларации прав человека и гражданина с последующим планом справедливой, мудрой и свободной конституции».
«Суверен, – пишет он, – независим от всякой человеческой власти и пользуется безграничной свободой в силу той неограниченной свободы, которой природа наделила каждого человека». Состоящий из всей массы своих членов суверен может осуществлять свою суверенность, лишь объединяя все воли, выявляя ее путем голосования: исходящие от него таким образом акты власти именуются законами, а проявляемая им власть называется законодательной властью. Нация является, следовательно, подлинным законодателем государства.
Когда законы принимаются большинством голосов, единственные преграды, сдерживающие верховную власть, – это права гражданина, которые она никогда не должна нарушать, хотя бы в силу того, что единственное ограничение свободы человека в обществе состоит в запрещении наносить ущерб другим. Поэтому-то права граждан еще более священны, чем основные законы государства.19 Поскольку суверен слагается из всех членов государства, он – безусловный властелин страны: по существу, ему одному принадлежит верховная власть и только от него одного исходят все проявления власти, все привилегии, все прерогативы.
К сказанному мыслитель добавляет ремарку, небольшую по объему, но важнейшую в контексте осуществления подлинного, а не мнимого народовластия. Он замечает: чтобы уничтожить суверенитет народа, достаточно помешать ему проявлять себя в совокупности, а гражданам – запретить собираться вместе.
У народа не может быть представителей, иных вождей, иных министров, иных должностных лиц, кроме тех, которых он сам себе и выбирает. И чтобы там ни говорили против выборов, народ вполне в состоянии сделать правильный выбор, если его не оболванивать, не запутывать, не обманывать различными ухищрениями и подтасовками. Власть, которую народ передоверил своим депутатам, – это только данное им на время поручение, а права, которые он им представляет, – лишь простые прерогативы для надлежащего и беспрепятственного исполнения ими этого народного поручения.
Эти прерогативы народ не может отчуждать от себя и слепо отдавать своим представителям в силу того, что осуществление всякой власти должно быть направлено на благо народа; у власти не может быть иной цели, кроме блага государства.
О роли судебной власти Марат рассуждает так: создавать суды, определять обязанности их членов и призывать к исполнению этих обязанностей – дело национального сената, иными словами, парламента. Но народу самому следует проводить выборы путем открытого либо тайного голосования. Суды должны быть независимы от государя, т. е. исполнительной власти, ибо если суды будут зависимы от его воли, они неизбежно встанут на его сторону.
Рассмотрим еще одну проблему законодательного процесса, актуальную даже в наше время, которую с удивительной прозорливостью затронул в «Цепях рабства» Жан Поль Марат. Он пишет, что восхвалять мудрость собственных законов – безрассудство, присущее всем народам, и все они заслуживают этот упрек. Мы неистощимы в похвалах своей Конституции, но, постоянно преувеличивая ее прелести, перестаем видеть ее недостатки и, следовательно, исправлять их. На самом деле такое самодовольство ведет к застою, развития же можно достичь только при критическом отношении своего труда по крайней мере к реальной действительности. Мы знаем множество примеров, когда законодатели очень довольны своими трудами, нормами, которые они приняли. Вот только народу от этих норм живется все хуже. О невысоком качестве законотворческой деятельности свидетельствуют и бесчисленные поправки к уже принятым законам, которые зачастую принимаются в угоду сиюминутным интересам, без широкого обсуждения и экспертизы. Чаще всего такое несчастье случается в тех странах, где отсутствует опыт открытых споров, открытых обсуждений, общественного возбуждения партий. «Все погибло, – говорит Марат в «Цепях рабства»», – когда народ становится безучастным, равнодушным и перестает участвовать в делах, не беспокоясь о сохранении своих прав, тогда как свобода всегда возникает из огня возмущения…».
Таковы в кратком изложении позиции Марата о вопросе народного суверенитета и представительства его во власти.
О правах и свободах человека и гражданина
Кажется почти невероятным, что Жан Поль Марат еще в середине XVIII века в полный голос заговорил о проблеме прав человека. Но еще более невероятным и трудно объяснимым является тот факт, что о его яркой и прогрессивной защите прав человека и гражданина не упоминает ни один биограф и ни один исследователь его творчества. А эта тема в наследии мыслителя, на наш взгляд, является самой прекрасной в его жизни. Можно только удивляться глубокому проникновению Марата в сущность концепции естественного права, в понимание социальной ценности прав человека. Ведь в те времена само это понятие не было еще распространенным, немногие авторы применяли его, очень мало простых людей задумывалось о своих правах. Почти неизвестен один немаловажный факт из жизни Марата, который может пролить свет на его осведомленность о правах человека. Дело в том, что в период проживания в Лондоне он имел товарищеские отношения с Томасом Пейном, и они, безусловно, обменивались мнениями. Это был тот самый неутомимый бунтарь Томас Пейн (Пен), который, перебравшись в североамериканские колонии, сделался яростным борцом за независимость. Его книги «Здравый смысл» и «Права человека» помогали патриотическим силам сформулировать свои идеи и способствовали сплочению масс. Томас Пейн восхвалял Французскую революцию, был избран в Конвент и едва не попал под «бритву Гильотена».
Томас Пейн – известный деятель демократического движения Англии – был указан на обложке книги «Цепи рабства» Марата в качестве книгопродавца и выступал, видимо, в роли издателя книги.
Про влияние Пейна на становление его взглядов на права человека Марат никогда не упоминал, но вот о роли Монтескье в своем развитии он писал в возвышенном тоне. «Он первый среди нас дерзнул обезоружить суеверие, вырвать оружие из рук фанатизма, потребовать прав человека, выступить с нападками на тиранию. И это в то время, когда никто во Франции не осмеливался поднять свой голос против министра, в то время, когда французы были рабами по своим убеждениям».
В проекте «Декларации прав человека и гражданина» Марат пишет: «Политика – такая же наука, как и всякая другая; она знает определенные положения, законы, правила, а также до бесконечности разнообразные сочетания; она требует постоянного изучения, глубоких и долгих размышлений… Но мы только еще рождаемся для свободы… мы только учимся воспринимать свет; мы еще совсем мало размышляем о правах человека и гражданина, о правах народов и обязанностях их министров, об устройстве политического корпуса, о равновесии между отдельными властями, о взаимоотношениях между государем и подданным и т. д.».
Марат прекрасно понимает взаимосвязь и взаимозависимость всех институтов государственной власти между собой и возможность влияния такого корпуса на обеспечение прав человека. Он уверен, что всякое политическое сообщество должно иметь целью защиту интересов и прав своих членов.
Законная цель всякого политического сообщества, согласно Марату, – благополучие его членов. Поскольку каждый отдельный член мог бы зайти в своих притязаниях слишком далеко, именно обществу надлежит устанавливать взаимные права всех граждан. Но во многих странах не народ ограничивает власть государя, как это должно бы быть в благоустроенном государстве, а сам государь ограничивает права народа. Это огромный порок многих конституций, которым воспользовались многие государи земли, чтобы тиранить своих подданных.
Покушения на свободу общества исходят всегда от правительства: поэтому следует всегда остерегаться именно его посягательства и не позволять ему злоупотреблять властью. Такую роль могут исполнять лишь свободная печать, а также представители народа.
У всякого народа, чья законодательная власть не озабочена постоянным напоминанием правительству о тех основаниях, на которых построена его власть, граждане теряют из виду свои права, мало-помалу забывают их и приходят к тому, что вообще не вспоминают о них. Но, теряя из виду свои права, не замечая падения роли законодателя, видя перед собой единовластного правителя, самодержавного государя, граждане начинают считать именно его вершителем всех судеб в государстве и кончают тем, что самих себя не ставят ни во что. Люди же, которые теряют самоуважение, честь и достоинство, обречены влачить рабское существование. А государям только это и надобно. Они еще предпримут новые усилия, чтобы закабалить подданных, они найдут сотни хитростей, как обмануть легковерный народ и держать его в порабощении.
«Нередко, – пишет Марат в проекте декларации, – нарушения законов самими их блюстителями совершаются в тиши». Об одном из таких примеров, направленных на удушение свободы печати, Марат пишет в своей газете «Друг народа» под заголовком «Дьявольский заговор против свободы печати».
Полиция всегда слушается противников революции, которые составили план уничтожить патриотические журналы и расправится с их авторами до проведения выборов. И все это из страха, как бы не раскрылись данные корыстных кандидатов, стремящихся быть выбранными, а также секреты выборных технологий.
«Если бы свобода печати не составляла право каждого гражданина, ее необходимо было бы установить особым декретом», – считал Марат.
«Свобода печати, – пишет Марат, – является главнейшей пружиной, единственным оплотом гражданской и политической свободы… Пока будет существовать свобода печати, мы можем быть уверенны в своей победе. Стремление похитить ее у нас будет являться наибольшим из всех возможных преступлений».
Марат уверен: в своем стремлении к порабощению народа властители используют доверчивость и наивность граждан. Их предрассудки основаны на невежестве, невежество же крайне благоприятно для деспотизма.
Это оно, держа повязку перед глазами народов, препятствует им познать собственные права, уяснить ценность этих прав и защитить их.
Это оно, скрывая от народов честолюбивые замыслы государей, препятствует предупреждать узурпацию со стороны неправой власти, мешает пресекать ее успехи и, наконец, низлагать ее.
Это оно, скрывая от народов черные заговоры, тайные происки и хитроумные уловки государей против свободы, постоянно толкает народы в одни и те же сети и ловушки.
Это оно, приучая народы наивно верить стольким лживым уверениям, вяжет им руки, склоняет под ярмо и заставляет молча внимать произвольными указам деспотов.
Это оно приучает народы с покорностью выполнять все те повинности, которые налагают на них тираны, и в то же время в тупом легковерии почитать их как богов.
Так утверждает в «Проекте Декларации прав человека и гражданина» Ж.П.Марат. Он считает: чтобы подчинить себе людей, сначала лишают их зрения. Государи, уверенные в незаконности своих притязаний и понимающие, что от народа, просвещенного в своих правах, можно ожидать всего, ставят своей целью лишить его самой возможности получать образование. Убежденные к тому же в преимушествах власти над народом темным, государи всячески тщатся сделать его таким. Какие только препятствия не воздвигают они распространению знаний! Одни изгоняют из своих государств литературу, другие запрещают своим подданным путешествия, третьи не дозволяют народу размышлять, постоянно развлекая его посредством парадов, зрелищ, празднеств или же предавая его азарту игры. И все государи поднимаются против тех мудрых мужей, которые возвышают голос в защиту свободы и прав человека или служат этому своим пером.
Если же они не в силах воспрепятствовать людям говорить и писать, государи противопоставляют просвещению заблуждение. А в том случае, если кто-нибудь поднимет свой голос против их поползновений, они сначала пытаются привлечь крикунов на свою сторону и угасить их пыл посредством подарков, а еще более обещаний.
Если же добродетель недовольных не поддается подкупу, государи выдвигают против них наемные перья подлых писак, всегда готовых оправдывать угнетение, клеветать на друзей отечества, чернить со всем присущим им искусством защитников свободы, которых они объявляют нарушителями общественного покоя.
Если же этого оказывается недостаточно, государи прибегают к наиболее страшным средствам – тюрьмам, оковам, яду.
Многие государи используют в своих низменных целях военные походы, международную или религиозную рознь. Все эти происки властителей удаются из-за невежества и низкого образования народа, чему, по мнению Марата, следует противопоставить просвещение и науку.
Совершенно очевидно, что если законы природы предшествуют законам общества и если права человека незыблемы, то те права, которыми обладают белые, мулаты, черные, не могут зависеть от цвета их кожи. Они вольны употребить против угнетателей-колонистов все возможные средства, даже смерть, чтобы свергнуть жестокое и позорное иго, под которым они стонут, даже если бы они были доведены до необходимости уничтожить до одного всех своих угнетателей.
Как видно из этого фрагмента, Марат был в числе первых мыслителей, выступавших против сегрегации и рабовладения.
Чтобы суметь обеспечить права человека, их необходимо знать как самим народам, так и чиновникам. Но знание это может быть приобретено путем размышлений о взаимных связях между людьми, а также об отношениях к другим людям.
У Марата очень развито общее понимание сущности прав народа, нации, индивида. Поэтому это понятие часто употребляется им в широком смысле, в ходе критики монархической власти, в размышлениях о народном представительстве, о деспотии, об общественном мнении и правовом сознании масс. Например, он часто сокрушается об отсталом правом сознании французов, которые не способны рассмотреть козни противников свободы и позволяют им посягать на свои права. В другом случае он весьма здраво пишет: при создании действительно свободной конституции, т. е. действительно справедливой и мудрой, первой, основной и главной является задача добиться одобрения всех законов народом после зрелого их обсуждения, и в особенности после того, как время покажет на деле их эффективность, что, в свою очередь, предполагает наличие и вполне уже развитого национального сознания, и вполне уже сложившегося относительно всех основных вопросов общественного мнения. До момента утверждения народом декреты парламента носят временный характер. Если нация не располагает правом окончательного принятия законов, то представители народа оказываются обладателями верховной власти и вершителями судеб страны. Цели этой не смогли добиться даже короли за многие века узурпации народных прав, именно эта цель, по мнению Марата, являлась предметом тщательно скрываемых усилий и устремлений, их чаяний и вожделений. В размышлениях о правовом сознании соотечественников Марат постоянно напоминает о забвении ими прав человека. Ничто не имеет столь важного значения, говорит он, для торжества свободы и счастья нации, как ознакомление граждан с их правами и формирование общественного мнения.
«По тому усердию, с которым Екатерина II покровительствует литературе,35 – пишет Марат, – можно было бы сделать вывод, что она стремится уменьшить свою власть и отказаться от деспотизма, если бы ее манера управления не показывала слишком хорошо, что не в этом состоит ее намерение. Она открывает школы, основывает академии, учреждает судебные палаты, но делает это из подражательности; она хочет установить у себя то, что видит уже установленным у других».36 Как и прочие государи, она будет иметь школы, в которых будут учить всему, за исключением прав гражданина и прав человека.
В проекте «патриотической конфедерации» Жан Поль Марат призывает всех честных, неподкупных, непреклонных и благородных патриотов объединиться, чтобы спасти родину и заставить считаться со своим мнением. Объединение это должно противодействовать деспотизму министров и чинов судебного ведомства, оказывать поддержку слабым и помощь неимущим, защищать угнетенных, препятствовать покушениям на права человека, на права гражданина и нации, добиваться торжества истины, справедливости и свободы. Подобные объединения, по мысли Марата, должно быть таким же, как английские «общества прав». Они должны быть мобильными, способными быстро принимать решения и иметь возможность в случае необходимости в полном своем составе защищать права человека и гражданина, заставлять уважать законы и добиваться торжества свободы. Эта идея объединения патриотов против приспешников деспотизма очень занимала Марата, он считал этот путь революции наиболее продуктивным, и неслучайно его часто называли «отцом братских обществ».
В заключение процитирую слова Марата из проекта «Декларации прав человека и гражданина»: права граждан во сто крат более священны, чем права короны; королю никогда не может быть дозволено распоряжаться личностью, судьбой и собственностью даже самого последнего из его подданных!
Заключение
Как видно из всего процитированного, многие годы исторический образ Жан Поль Марата грубо фальсифицировался. Имя подвергалось клеветническим измышлениям и инсинуациям.
В то же время санкюлоты Парижа боготворили его, помогали скрываться от преследований в 1792 г., с триумфом избрали его в Конвент.
И такая известность достигнута за короткий по историческим меркам срок – всего 4 года его участия в судьбе французской революции. Наше видение таких «метаморфоз» общественного мнения кроется в глубинах человеческого сознания. Попытаемся в рамках данной статьи коротко прояснить свою позицию.
Марат отличался прямотой, которую можно сравнить с задиристостью. Но это было не проявлением невоспитанности, неуважительного отношения, а непреклонным стремлением к поиску истины. Он не боялся нападать на признанного философа Гельвеция, утверждавшего, что знакомство с точными науками совсем не обязательно для философа. Он «замахивался» на авторитет Вольтера. В своих статьях он допускал необоснованные и резкие нападки на столпы тогдашней науки, но вместе с тем бывал прав, особенно в тех случаях, когда опирался на эмпирические данные. Когда в отместку за неуступчивость академики не приняли его в свои ряды, такой гений, как Гете расценил это как научный деспотизм. Форма полемики Марата часто была слишком прямолинейной. Нетерпимость его к иной точке зрения порой переходила в фанатизм и подозрительность. Он яростно протестовал против любой, на его взгляд, несправедливости; обрушивался на каждого, кто посягал на права и свободы народа.
Обостренное чувство справедливости редко мешает человеку, занятому частными делами, точными естественными науками. Нарушения чьих-либо прав или случаи несправедливости могут проходить мимо его внимания или не вызывать сильных эмоций. Иное дело, когда человек занимается общественными проблемами. Тут проявления несправедливости имеют большее значение, более очевидны и закономерно сильно влияют на взаимоотношения людей.
Эта констатацию можно полностью применить и к судьбе самого Жан Поль Марата. Когда он занимался медициной, физикой, историей, философией, правом, оптикой, его гипертрофированное чувство справедливости не давало себя знать вовсе или мало проявлялось вовне. Очевидцы не приводят ни одного факта конфликта в его жизни. Марат явно тяготел к идеалам гуманизма, всепоглощающего разума. Энциклопедически образованный человек, он был в этой среде вполне самодостаточен. Деламбер, Дидро, Монтескье были его кумирами. Когда же он подался в политику, он столкнулся с многочисленными отступлениями от нравственности. Справедливость предполагает правдивость, а поскольку Марат не был склонен к лукавству или лицемерию, то, говоря о поведении большинства политиков, он был излишне прямолинеен и непримирим. Поэтому Марата сразу возненавидели те, кого он разоблачил как лжеца, контрреволюционера, нечестивца, коррупционера…
В качестве наиболее распространенного доказательства кровожадности Марата его противники использовали высказанную им в начале революции мысль о том, что революция еще не победила, а для ее победы, для упрочения свободы народа требуется истребить контрреволюционных вожаков. Он называл конкретные имена, слишком известные в массе народа. Предвидя инсинуации, он написал: «Бестолково пощадив сначала несколько сот преступных голов, народ вынужден будет потом рубить их тысячами».
Дальнейшие события полностью подтвердили правоту слов Марата о неизбежности многочисленных жертв революции. Он, предвидя такое развитие событий, пояснял: «Мудрость моих советов будет понята слишком поздно; лишь тогда, когда будет истреблено пятьсот тысяч патриотов, все поймут, наконец, что только предложенный мною способ мог спасти родину».
Так же удивительно прозорливо предсказал он будущую измену делу революции народными любимцами Неккерм, Лафайетом, Мирабо и другими.
Но доверчивая масса легче верит многочисленным публикациям о «кровожадности» Марата, чем дивится его пророческим предвидениям, как первому, так и второму предостережению мудреца.
