Основной гарантией права частной собственности яв­ляется наследование. Именно наследование обеспечивает высокий уровень культуры частного права и демонстрирует особенности национальных правовых систем в современном мире.

Наследственный договор является одной из наиболее противоречивых и неоднозначных юридических конструк­ций в области наследственного права. Его введение и исполь­зование в сфере регулирования наследственных отношений сопряжено с рядом существенных неопределённостей и ограничений, в отношении которых высказываются различ­ные, а нередко совершенно противоположные аргументы.

На примере ряда национальных правопорядков, в ко­торых этот вид договора используется для юридического оформления наследственных отношений, достаточно давно, можно проследить определённые тенденции его развития в системе гражданско-правовых обязательств, положительные и отрицательные моменты его использования в сфере наслед­ственного права, конкретные теоретические и практические аспекты осуществления участниками наследственных отно­шений своих прав и исполнения обязанностей посредством конструкции наследственного договора. Анализируя опыт зарубежных стран по этой проблематике, следует отметить, что отнюдь не все страны обращаются к практике исполь­зования наследственных договоров. Причём в значительной части стран этот вид договоров не предусматривается либо прямо запрещён. Поэтому говорить сегодня о каком-либо устойчивом единообразии и однородности подходов к инсти­туту наследственного договора, конечно же, не приходится, что в значительной степени продиктовано самой природой и юридическим характером этого вида гражданско-правовых сделок. Однако при этом также проявляется и другая тенден­ция, а именно, как показывает обзор российской и зарубеж­ной юридической литературы, проблематика использова­ния наследственного договора в сфере наследственного права остаётся одной из дискуссионных и обусловлена устойчивым интересом исследователей к ней.

Следует отметить, что проблема наследственного дого­вора и его включения в национальные правопорядки в тех случаях, когда этот тип договора не является традиционным либо вовсе отвергается, актуализируется не только академи­ческим интересом к ней, но и теми конкретными процессами политико-правового характера, которые характерны для ны­нешнего этапа развития науки гражданского права, граждан­ского законодательства и практики применения соответствующих правовых норм. В связи с этим, анализируя процессы в области наследственного права по рассматриваемой пробле­матике, как в российском, так и в зарубежном гражданском праве, можно выделить несколько существенных моментов:

• во-первых, сравнительный анализ некоторых наци­ональных подходов к регламентации и трактовке наслед­ственного договора, с одной стороны, показывает очевидную неоднородность в восприятии и понимании природы и пра­вовых последствий этого типа гражданско-правовых сделок, а с другой - существует и легко прослеживается тенденция обращения к этому институту, которая проявляется как в попытках введения этого института в наследственное право (например, российское законодательство), так и в попытках смягчения категоричности отказа от использования наслед­ственного договора, который допускается в случаях, специ­ально предусмотренных законом (например, французское гражданское законодательство);
• во-вторых, как показывает конкретный опыт регулиро­вания наследственных договоров в ряде национальных пра­вопорядков (Германия, имея уже более чем вековую прак­тику, Россия - на уровне пока ещё не введённого в действие закона об изменении гражданского законодательства) или их запрета (Франция), не только не существует какой-то универ­сальной формулы разрешения этого вопроса - о регулирова­нии наследственного договора или обосновании конкретных причин его запрета, но, напротив, конкретные подходы от­личаются существенной спецификой. Так, если в немецком гражданском законодательстве наследственный договор, не­смотря на не прекращающиеся дискуссии о его правовой природе и применении, в целом органично включён в на­следственное право (книга пятая, раздел четвёртый ГУ ФРГ), то в пока ещё не введённом в действие российском законе со­держится совокупность норм о наследственном договоре (в виде одной объёмной статьи), которые одновременно отли­чает как стремление очень сдержано и ограничено допустить этот вид договоров в систему наследственного права, так и на­целенность на то, чтобы урегулировать отношения, которые могут возникнут из наследственного договора, по существу, в виде дополнения, а не самостоятельного института, к тради­ционным юридическим конструкциям наследования.

Последнее обстоятельство невольно поднимает вопрос о том, что, если, по замыслу российского законодателя, сама идея и соответствующая юридическая конструкция наслед­ственного договора являются столь противоречивыми и требующими очень сдержанного регулирования, то, учи­тывая мировой опыт, совершенно неочевидной становится привлекательность вообще, а точнее, полезность или вос­требованность этого вида юридического конструирования и обеспечения наследственного правопреемства. При этом, как показывает анализ соответствующих доктринальных подходов к оценке положительных и отрицательных сторон юридической конструкции и социальной нацеленности на­следственного договора, в значительной степени они акцен­тируют лишь одно обстоятельство. А именно то, что этот вид договора, как двусторонняя сделка, придаёт защите интере­сов наследников и иных выгодоприобретателей большую устойчивость и гарантированность, но для наследодателя преимущества наследственного договора совсем неочевидны, что подтверждает практика, например, в Германии;

• в-третьих, даже в те случаях, когда юридическая кон­струкция наследственного договора сохраняется и исполь­зуется уже долгое время, как, например, в Германии, до сих пор существуют явные противоречия в понимании правовой природы наследственного договора и выбора применимых норм гражданского законодательства. Так, в одном из новей­ших исследований немецким правоведом Я. Ульрихом дела­ется заключение о том, что для обеспечения надлежащего недвусмысленного понимания наследственного договора и устранения противоречий при интерпретации его юриди­ческой конструкции необходимо изменение или обновление современной цивилистической парадигмы.

В Германии наследственный договор рассматривается, как и завещание, как исключительно личная сделка. Соот­ветственно, как того требует § 2274 ГУ ФРГ, наследственный договор должен быть подписан наследодателем лично, а представительство при этом запрещено. Напротив, для дру­гой стороны наследственного договора такая возможность вовсе не исключается. При этом способность наследодателя заключить соответствующий договор не исчерпывается ни дееспособностью завещателя (§ 2229), ни дееспособностью вообще (§ 104). Для определения дееспособности наследо­дателя заключить наследственный договор действуют свои собственные правила. Согласно § 2275 ГУ ФРГ наследодатель только тогда вправе заключить наследственный договор, когда он имеет неограниченную дееспособность. Несмотря на абсолютный характер требований этой статьи, немецкое гражданское законодательство всё же допускает исключения из этого правила. Так, например, ограниченно дееспособный наследодатель может заключить наследственный договор со своей супругой (супругом), с лицом, с которым помолвлен наследодатель, но только с согласия законного представите­ля, а если наследодатель находится под опекой, то с согласия суда по делам опеки.

С точки зрения формы наследственный договор может быть заключён только при одновременном присутствии обе­их сторон, подлежит заключению и удостоверению в нота­риальном порядке. Немецкое гражданское законодательство запрещает рукописный вариант наследственного договор, который составляют сами стороны. Для заключения на­следственного договора предусматриваются два способа: во- первых, путём сообщения нотариусу волеизъявления сторон заключить наследственный договор; во-вторых, путём пере­дачи ему открытого или закрытого письменного заявления с публичным разъяснением, что это заявление содержит последнюю волю наследодателя. Закрытое заявление за­ключить наследственный договор исключается в том случае, когда одна из сторон не может читать. Напротив, наслед­ственный договор может быть заключён только путём пере­дачи письменного заявления в случае, если сторона договора не может говорить.

Существуют особенности в отношении формы наслед­ственного договора в том случае, когда он заключается между супругами или помолвленными и при этом вместе с брач­ным договором в одном акте. В этом случае наследственный договор полностью подчиняется требованиям к форме брач­ного договора, что в действительности означает даже более строгие требования к форме и порядку заключения договора.

В немецкой юридической литературе анализируется также проблема допустимости и возможности заключения наследственного договора посредством процессуального соглашения сторон в суде, поскольку судебный протокол согласно § 127а ГУ ФРГ может заменить нотариальное удо­стоверение. По данному вопросу высказываются различные точки зрения. Проблематичной является такая возможность замены судебных протоколом нотариального удостоверения в случае с наследственным договором особенно тогда, когда интересы сторон в суде представляют адвокаты. Согласно § 2274 ГУ ФРГ допускается только личное волеизъявление на­следодателя при заключении наследственного договора. С другой стороны, согласно § 78 ГПК ФРГ для заключения процессуального соглашения необходимо заявление про­цессуально уполномоченного адвоката. Собственно говоря, проблема решается таким образом, что для заявления на за­ключение договора со стороны представляющего интересы адвоката требуется ещё личное заявление (согласие) наследо­дателя.

Содержание наследственного договора согласно немец­кому гражданскому праву не может быть определено по усмотрению сторон. В отличие от традиционных формул обязательственного права о содержании договоров, в сфере наследственного права, равно как и в сфере вещного права, используются строго определённые законом образцы дого­вора. § 2278 ГУ ФРГ определяет, что в наследственном дого­воре могут содержаться соответствующие договору распо­ряжения на случай смерти только о назначении наследника, завещательном отказе и завещательном возложении. Всё остальное не может относиться к содержанию наследствен­ного договора, а рассматривается как одностороннее выраже­ние последней воли наследодателя, которое регулируется и определяется с точки зрения права на составление завеща­ния. Если содержание (условия) наследственного договора выходит за пределы, установленные законом, то оно рассма­тривается и определяется как договорные обязательства той или иной стороны, к которым соответственно применяется обязательственное право. Соответственно, возникает опреде­лённая структура содержания договора: с одной стороны, ус­ловия договора на случай смерти (назначение наследника, за­вещательный отказ и возложение) являются безотзывными, а с другой - односторонние распоряжения на случай смерти (лишение наследства, определение очерёдности и порядка распределения наследства, установление порядка исполне­ния завещания и т.п.) могут быть отозваны.

Для идентификации наследственного договора среди других типов гражданских обязательств и юридических кон­струкций критерием является как раз требование, что в каче­стве одной из сторон договора должен быть наследодатель, который отдаёт распоряжения на случай смерти, которые включают три допустимых условия: назначение наследников, завещательный отказ и возложения. Верховный суд Баварии высказался по этому поводу таким образом, что указанные признаки составляют минимально необходимое содержание для того, чтобы наследственный договор мог быть признан таковым. Кроме того, в отношении существенных условий наследственного договора должно быть достигнуто согласие сторон.

Характерными примерами формулирования содержа­ния наследственных договоров в Германии могут рассматри­ваться следующие (основаны на анализе судебной практики):

- бездетные супруги назначают себя посредством на­следственного договора наследниками в отношении друг друга и родственников с обеих сторон в качестве наследников в отношении наследства пережившего супруга. Здесь взаим­ное назначение друг друга в качестве наследников согласно жизненному опыту сочетается с назначением в качестве на­следников родственников супруга, умершего раньше, но не назначением в качестве наследников родственников пере­жившего супруга, которое соответственно может быть сво­бодно отозвано согласно § 2253 ГУ ФРГ;

- супруги назначают посредством наследственного дого­вора имеющего инвалидность сына супруги от предыдущего брака в качестве единственного наследника. В данном случае согласовано назначение в качестве наследника лишь через су­пруга, но не через супругу, так что она после смерти супруга может свободно и без ограничений составить завещание.

Существенным является вопрос о «возмездности» на­следственного договора. Немецкая доктрина гражданского права и судебная практика исходят из того, что категория возмездности применительно к наследственному договору невозможна, так как она является категорией не наследствен­ного, а обязательственного права. Иными словами, если речь идёт о том, что наследодатель будет получать от другой сто­роны договора вознаграждение за назначение наследником, например, пожизненное содержание или уход, то этот слу­чай выходит за пределы собственно наследственного права. По этому поводу интересным является замечание немецко­го правоведа К. Шельхаммера, который пишет следующее: «Наследственный договор как таковой не может быть ни воз­мездным, ни безвозмездным, а лишь распоряжением на слу­чай смерти; это просто иная категория. Возмещение может быть обещано лишь в рамках обязательственного права».

Односторонние распоряжения, которые хотя и сдела­ны в наследственном договоре, подчиняются не нормам о наследственном договоре, а нормам гражданского права, регулирующим наследование по завещанию. При этом учи­тывается то обстоятельство, что дееспособность в отношении наследственного договора и завещания не совпадают с точки зрения немецкого наследственного права. Иными словами, если наследодатель обладает дееспособностью для заклю­чения наследственного договора, то это ещё не означает, что он является дееспособным для составления завещания и со­вершения односторонних завещательных распоряжений в наследственном договоре. Односторонние распоряжения на­следодателя, сделанные им в наследственном договоре, могут быть свободно отозваны и поэтому не требуют оспаривания или одностороннего отказа. При возникновении споров по этому поводу основная задача состоит в том, чтобы выяснить, является ли соответствующее условие согласованным или од­носторонним. Соответственно, если некая сделка именуется «наследственный договор» и содержит лишь односторонние распоряжения на случай смерти, то она не может квалифи­цироваться как наследственный договор, а рассматривается либо как завещание, либо как несколько завещаний. Следует также отметить, что в связи с этим существуют два специаль­ных правила. Первое состоит в том, что одностороннее рас­поряжение, содержащееся в наследственном договоре, мо­жет быть не только отозвано согласно § 2253 ГУ ФРГ, но также отменено соглашением сторон, которое согласно § 2290 ГУ ФРГ отменяет одностороннее распоряжение. При этом одно­стороннее распоряжение наследодателя также утрачивает силу, если наследственный договор, в котором оно содержит­ся, отменяется соглашением сторон или вследствие отказа от договора, даже если наследодатель этого явно не хотел бы. Напротив, одностороннее распоряжение наследодателя в случае сомнения остаётся даже тогда действующим (§ 2085 ГУ ФРГ), когда наследственный договор является ничтожным.

Весьма любопытный пример для исследования про­блематики наследственного договора даёт французское гражданское законодательство. Специфика французского гражданского законодательства и доктрины наследственного права состоит в том, что они, несмотря на примеры других стран, в том числе Германии, очень скептически относятся к юридической конструкции наследственного договора и его практической полезности. При этом в последние годы фран­цузское законодательство демонстрирует определённое дви­жение в направлении смягчения категоричности отказа от наследственного договора. В связи с этим возникают не всег­да точные оценки тех причин, по которым такое изменение французского законодательства оказывается возможным. В первую очередь, следует отметить, французское гражданское законодательство по-прежнему не признаёт наследственный договор и весьма сдержанно относится к необходимости его введения, несмотря на те факторы, которые вынуждают его к некоторой податливости и изменчивости в этом направле­нии.

Традиционно во французском гражданском праве кате­горический запрет на признание и заключение наследствен­ных договоров следовал из норм о пороках сделок, а именно, из принципиального запрета „pactes sur succession future", т.е. сделок о наследстве на будущее. Этот запрет содержался до недавнего времени в ч. 2 ст. 1130 ГК Франции. Он, в част­ности, предполагал, что в отношении ещё не открывшегося наследства или какой-либо его части не могут заключаться соглашения, равно как нельзя заранее отказаться от него. Кроме того, ст. 791 ГК Франции предусматривает положение, согласно которому нельзя отказаться в брачном договоре от наследства в период жизни наследодателя. Также ст. 1389 ГК Франции в рамках установления границ договорной свободы при заключении брачного договора определяет, что супруги не могут устанавливать договорные правила, которыми бы изменялся порядок наследования.

Запрет соглашений о наследстве в будущем охватывает не только наследственные договоры, а также договоры об от­казе от наследства либо от обязательной доли в наследстве, но все виды соглашений, предметом которых является ещё не открытое наследственное имущество.

Французское гражданское право следует в этом отно­шении трактовкам древних римских юристов, которые, в частности, исходили из того, что договоры, которые дают преимущества одному лицу в случае смерти другого лица, являются аморальными. Кроме того, заключение подобного соглашения рассматривается как опасное, так как бенефи­циар будет иметь повод к тому, чтобы способствовать на­ступлению смерти наследодателя («votum mortis»). Также существенным является то положение французского граж­данского законодательства, согласно которому принцип сво­бодной отмены завещания, служащий для защиты свободы права завещания, как полагают французские правоведы, со­вершенно не согласуется с обязательствами, которые могут возникнуть из наследственного договора. Нарушение этого принципа рассматривается во французском гражданском законодательстве как влекущее признание такого договора абсолютно ничтожным.

В последние годы французское законодательство пре­терпело определённые изменения в отношении признания наследственных договоров. Основным катализатором из­менений являются не внутренние причины, т.е. не те обсто­ятельства и условия, которые диктуются текущей внутрен­ней правовой практикой и развитием юридической науки, а внешние требования унификации законодательства стран ЕС. С 17 октября 2015 г. на территории стран ЕС вступила в силу директива Европейского парламента и Европейского совета № 650/2012 от 04.07.2012 г. «О юрисдикции, подлежа­щем применению праве, признании и исполнении реше­ний, акцепте и исполнении свидетельств по наследственным делам, а также о введении европейского свидетельства о наследстве». В пояснительной части этой директивы разъ­ясняется, что наследственным договором в праве стран ЕС признаётся вид распоряжения на случай смерти, допусти­мость и признание которого в странах-членах ЕС различны. Для того, чтобы облегчить признание приобретённых на основе наследственного договора притязаний на наследство в странах-членах ЕС, настоящая директива должна опреде­лить, каким правом должны регулироваться юрисдикция та­ких договоров, их материальное действие и их обязательная сила, включая и условия их расторжения. При этом право, которому подчиняется юрисдикция и материальное дей­ствие распоряжения на случай смерти и при наследственных договорах, их обязательность согласно настоящей директиве, не должны затрагивать права лица, которое согласно праву, подлежащему применению к определению правопреем­ственности по случаю смерти, имеет право на обязательную долю в наследстве или иное право, которое у него не может быть изъято лицом, имеющим отношение к наследству.

Согласно ст. 25 Директивы ЕС о наследственных делах, юрисдикция, материальное действие и обязательность на­следственного договора, который касается наследства одного конкретного лица, включая условия для его отмены, подчи­няются праву, которое было бы применено к определению правопреемства по случаю смерти, если бы это лицо умерло к тому моменту, когда наследственный договор был заклю­чён. Наследственный договор, который касается наследства нескольких лиц, допускается только тогда, когда он призна­ётся согласно национальному праву каждого участника дого­вора, которое согласно настоящей директиве было бы приме­нено к определению правопреемства каждого в отдельности участвующего лица, если они бы умерли к тому моменту, в которой наследственный договор был заключён. Кроме того, материальное действие и обязательность наследствен­ного договора, который допускается настоящей директивой, включая и условия для его расторжения, подчиняются тому праву, с которым лицо имеет наиболее тесную связь. Данные правила применяются в том случае, если лица не определи­ли сами в наследственном договоре, какое право подлежит применению к регулированию их отношений.

По мнению французского адвоката Ш. Штаде, директи­ва ЕС о наследственных делах «сулит французской практике наследственного права далеко идущее изменение парадиг­мы», что, как подчёркивает этот юрист, «влечёт за собой но­вые проблемы и вопросы»^[7]. Как минимум, для французского наследственного и гражданского права в целом это означает, что возникают существенные проблемы и противоречия в от­ношении оговорки о публичном порядке общего завещания супругов, наследственного договора, вопросов ограничения ответственности наследников, пределом действия исключи­тельной юрисдикции и европейского свидетельства о наслед­стве, например, в связи с необходимостью перерегистрации права в публичных реестрах и т.д. и т.п.

Ст. 1130 ГК Франции с 2007 г. претерпела целый ряд из­менений и уточнений. Очевидно, самые существенные про­изошли в 2016 г. под влиянием указанной директивы ЕС о наследственных делах. Правда, французский законодатель не отменил запрет наследственных договоров, а лишь пере­местил соответствующую норму в главу ГК о наследовании. Отныне эта норма, т.е. запрет наследственных договоров, со­держится не в ч. 2 ст. 1130, а в ст. 722 ГК Франции, соглас­но которой соглашения, которые направлены на возникно­вение прав или отказ от прав на всё или часть неоткрытого наследства или иного имущества, составляющего его часть, допускаются только в тех случаях, когда они санкциониро­ваны законом. Кроме того, существенно изменился характер нормы. Если ранее отказ носил категорический характер, то теперь наследственный договор признаётся французским правопорядком только в том случае, если это прямо предус­мотрено законом. В действительности, пока этот вопрос ещё не проработан французским законодателем и пока нет таких конкретных случаев, когда французским законодательством прямо допускался наследственный договор, за исключением ограниченного признания в сфере международного наслед­ственного права.

ГАДЖИЕВ Адиль Афган оглы
аспирант, кафедра гражданского права Российский университет дружбы народов