Субъективная сторона преступления является одной из наиболее дискуссионных проблем в науке уголовного права и имеет важнейшее юридическое значение для отграниче­ния преступных деяний от непреступных и для правильной квалификации преступления.

Исходя из сущности преступлений против правосудия все эти деяния однозначно признаются умышленными пре­ступлениями. Однако вопрос о виде умысла не является в литературе столь однозначным. Подавляющее большинство ученых рассматривают преступления против правосудия как совершаемые только с прямым умыслом. Тем не менее, в на­учной литературе встречаются мнения о возможности совер­шения таких преступлений и с косвенным умыслом [8].

Что касается состава заведомо ложного доноса, то проблем при определении содержания субъективной стороны: формы вины, вида умысла, цели и мотива пре­ступления - в научной литературе не встречается. Во всех научных публикациях заведомо ложный донос рассматри­вается как преступление, которое может быть совершено только с прямым умыслом. Такой вывод исследователями делается исходя из указания в диспозиции ст. 306 УК РФ на признак «заведомости», а также исходя из конструкции состава данного преступления [7]. В связи с тем, что заведо­мо ложный донос - преступление с формальным составом, психическое отношение виновного устанавливается толь­ко к совершаемому деянию, так как общественно-опасные последствия доноса находятся за рамками состава престу­пления. Интеллектуальный момент умысла при заведомо ложном доносе характеризуется осознанием виновным за­ведомой ложности сообщаемых сведений о преступлении. По мнению B.C. Калашникова, данный признак выража­ется в заведомой неправомерности совершаемых действий [4]. Волевой момент умысла при совершении преступле­ния, предусмотренного ст. 306 УК РФ, характеризуется же­ланием сообщить ложную информацию о преступлении. Осознание неправомерности совершаемых действий за­ключается в том, что виновное лицо сознает, что его деяние нарушит нормальное функционирование правоохрани­тельных органов, отвлечет их силы и средства на проверку поступившей ложной информации.

Приведенная выше аргументация позволила М.Х. Ха- бибуллину сделать обоснованный вывод о том, что заведомо ложный донос мыслим лишь как деяние, совершаемое с пря­мым умыслом [16].

Тем не менее, в научных источниках при рассмотрении интеллектуального момента умысла в составе заведомо лож­ного доноса недостаточно внимания уделено анализу кате­гории «заведомо». Как справедливо отмечал А.И. Чучаев, установление признака «заведомость» имеет практическое значение, так как позволяет отграничивать рассматриваемое преступление от непреступных деяний [14].

В теории уголовного права до настоящего времени от­сутствует единый подход к определению «заведомости», ее понятийное толкование наукой не разработано. Относитель­но места заведомости в составе преступления исследователи заняли несколько противоположных позиций. По мнению Н.И. Дегтяревой и М. Фаткуллины [11], заведомость является самостоятельным признаком субъективной стороны. В уго­ловно-правовой литературе советского периода высказыва­лось предложение о том, что заведомость - это особая форма вины, которая включает в себя признаки косвенного умысла и преступной самонадеянности (легкомыслия)[15]. В процессе развития отечественной уголовно-правовой науки эта пози­ция была отвергнута, так как она противоречила разработан­ным теорией советского уголовного права представлениям о форме и содержании вины. По мнению Ш.С. Рашковской заведомость является характеристикой интеллектуального элемента умысла преступления и подчеркивает осознание виновным того или иного обстоятельства^]. Сходную с Ш.С. Рашковской и наиболее точную и лаконичную характеристи­ку заведомости предложил С.А. Денисов, который, указал, что «признак заведомо выступает в качестве синонима слова осознание и указывает на тот факт, что субъект... отчетливо представляет незаконный характер своих действий...»[3].

По смыслу статьи 306 УК РФ заведомость означает: 1) осознание виновным намеренного искажения истины, ко­торая ему известна; 2) осознание виновным общественной опасности (вредоносности) поступления искаженной инфор­мации в органы предварительного расследования^[1]. Важно от­метить, что у виновного в отношении искажения истины при заведомо ложном доносе должно быть точное знание. Здесь интеллектуальный момент заведомо ложного доноса тесно связан со свойствами информации, передаваемой при совер­шении рассматриваемого преступления, и объективируется в ней. Иными словами, осознание виновным намеренного искажения истины находит свое отражение в материальном мире - в сообщаемых им ложных сведениях. Ведь при совер­шении заведомо ложного доноса виновным лицом передает­ся только информация - утверждение, а не предположение, причем эта информация содержит признаки и обстоятель­ства совершенного или готовящегося конкретного престу­пления, а не сведения о том, что кто-то вообще совершает преступления. Именно здесь, во взаимосвязи интеллектуаль­ного момента умысла и свойств передаваемых сведений, их характеристик, проходит грань между заведомо ложным до­носом и клеветой. Если при клевете в отношении заведомой ложности может быть как точное, так и предположительное знание, и, соответственно, клевету может составлять инфор­мация общего характера, в том числе и основанная на слухах и сплетнях, то интеллектуальный момент умысла при заве­домо ложном доносе образует точное осознание виновным искажения известной ему истины. Виновный осознает, что передаваемая им конкретная информация - утверждение, а не предположение, предоставляемая как действительная, на­несет более существенный урон интересам правоохранитель­ных органов по сравнению с информацией общего характера или информацией, содержащей предположения или слухи.

Лицо может быть привлечено к уголовной ответствен­ности за ложный донос, только если оно заведомо знало о невиновности того, на кого доносит. Таким образом, дан­ное деяние считается уголовно наказуемым при условии, что ложность сведений заведомо известна сообщившему их лицу. Если это не прослеживается по делу, состав преступле­ния отсутствует.

Установление таких признаков субъективной стороны заведомо ложного доноса как цель и мотив имеет важное те­оретическое и практическое значение. Переходя к характери­стике цели и мотива заведомо ложного доноса, необходимо отметить, что в научной литературе им уделено недостаточ­но внимания. Практически во всех научных публикациях ука­зывается, что цели и мотивы доноса могут быть различными, при этом их содержание не раскрывается. Более того, мотив и цель заведомо ложного доноса зачастую не различаются, а наполнятся одинаковым содержанием, что вряд ли является правильным, ведь мотив и цель - самостоятельные признаки субъективной стороны, каждый из которых выполняет свою роль при квалификации преступлений.

Цель заведомо ложного доноса как признак субъектив­ной стороны преступления не названа в УК РФ, поэтому со­гласно господствующим в теории уголовного права представ­лениям является факультативным признаком субъективной стороны и не влияет на квалификацию преступления. Более того, некоторые авторы критически относятся к цели как к признаку состава преступления, предлагая при конструиро­вании уголовно-правовых норм ограничить использование субъективных признаков и создавать нормы с материальной диспозицией, указывая на признаки объекта и объективной стороны [6].

Некоторые авторы советского периода указывают в ка­честве цели заведомо ложного доноса - возбуждение уголовного дела [10], другие считают что цель в данном составе — напра­вить следствие и суд по неправильному пути [5].

М.Х. Хабибуллина и А.В. Федорова считают что, для соста­ва заведомо ложный донос, не имеет значения какую цель пресле­довал преступник [17].

Цель заведомо ложного доноса тесно взаимосвязана с виной, а именно, с волевым моментом прямого умысла - с желанием сообщить ложную информацию и ввести право­охранительные органы в заблуждение относительно призна­ков и обстоятельств преступления. По мнению А.В. Галахо­вой, «особенно ценны характеристики целей в тех случаях, когда закон не называет их в диспозиции нормы, но из ее содержания следует, что они есть». На взгляд автора данной монографии, заведомо ложный донос относится именно к та­кому составу преступления [1].

Исследуя вопрос о целях заведомо ложного доноса И. Фар- гиев указывает, что они могут быть самыми разнообразными, «главное состоит в том, что виновный своими действиями осоз­нанно вводит в заблуждение государственные органы, ведущие борьбу с преступностью, о якобы совершенном преступлении» [19]. Данная позиция, конечно же, имеет право на существова­ние, но, по мнению автора, в ее рамках заведомо ложный донос имеет как минимум две цели: 1) введение в заблуждение госу­дарственных органов; 2) другая цель, например, корыстная. При этом преступник должен преследовать две цели, либо одна из целей должна быть первоочередной, вторая - последующей. Та­кое положение представляется не совсем теоретически верным. В качестве цели как обязательного признака состава заведомо ложного доноса необходимо рассматривать введение правоох­ранительных органов в заблуждение относительно признаков и обстоятельств преступления.

Предложенная позиция позволит исключить смешива­ние содержания цели и мотива заведомо ложного доноса, не производить замену цели преступления при конструирова­нии квалифицирующих признаков состава преступления. Так, смешивание содержания цели и мотива заведомо лож­ного доноса было характерно для УК РСФСР 1960 г., так как квалифицирующим признаком ч. 2 ст. 180 УК РСФСР явля­лась корыстная цель данного преступления, а большинство научных публикаций советского периода указывали на ко­рыстный мотив и корыстные побуждения.

Мотив заведомо ложного доноса является факультатив­ным признаком субъективной стороны и не влияет на квали­фикацию преступления. Необходимо отметить, что мотив и цель преступления тесно связаны между собой, так как фор­мирование преступного мотива предшествует формирова­нию цели. В научной литературе указаны следующие виды мотивов заведомо ложного доноса: зависть, месть, непри­язнь, корысть, карьеризм, стремление избежать неприятно­стей, боязнь разоблачения совершенного преступления [16].

Изучение уголовных дел показало, что наиболее распро­страненным заведомо ложным доносом из корыстных побуж­дений является случай, когда человек, покинув место дорож­но-транспортного происшествия, делает ложное сообщение в орган внутренних дел об угоне своего автомобиля, намереваясь при этом незаконно освободиться от обязанности возместить причиненный имущественный ущерб или необоснованно по­лучить страховое возмещение. При этом антиобщественные мотивы преступника, обусловленные материальными потреб­ностями, его стремление незаконно обогатиться посредством заведомо ложного доноса значительно повышают степень социальной опасности преступления. Следует отметить, что Уголовный кодекс РСФСР учитывал повышенную степень об­щественной опасности заведомо ложного доноса при вышеука­занных обстоятельствах (ч. 2 ст. 180 УК РСФСР), в то время как российский законодатель не включил этот уточняющий при­знак в редакцию ст. 306 УК РФ.

Таким образом, можно сделать следующие обобщаю­щие выводы.

При характеристике субъективной стороны заведомо ложного доноса «заведомость» должно рассматриваться как содержание интеллектуального момента прямого наме­рения, включающего два взаимосвязанных компонента: 1) осознание лицом умышленного искажения известной ему истины; 2) осознание общественной опасности (вредности) получения правоохранительными органами искажения фак­тов. Цель является обязательным признаком субъективной стороны заведомо ложного доноса.

В качестве цели заведомо ложных доносов следует учи­тывать введение в заблуждение правоохранительных органов об особенностях и обстоятельствах преступления.

Заведомо ложный донос, совершенный по корыстным мотивам, представляет повышенную общественную опасность, которая обусловлена стремлением преступника к обогащению. Однако российское законодательство не включило такой квали­фицирующий признак в редакцию статьи 306 УК РФ без всяких на то оснований. В связи с этим дифференциация ответственно­сти за заведомо ложные доносы на этом основании субъектив­ной стороны не производится, расширяя возможности судейско­го усмотрения в оценке степени общественной опасности таких доносов и вынесении их приговоров.

МАГОМЕДОВА Арапат Исаевна
кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права Северо-Кавказского института (филиала) Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России)

БИЛАЛОВ Билал Алахвердиевич
магистрант 3 курса кафедры уголовного права Северо-Кавказского института (филиала) Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России)