В статье рассматривается зарождение и становление уголовной ответственности за преступления в сфере банкротства.

Автор описывает и анализирует признаки составов криминальных банкротств и санкций за их совершение в исторических нормативно-правовых актах. С опорой на научную литературу и судебную практику демонстрируется решение различных проблем квалификации преступлений в сфере банкротства в историческом ракурсе. В процессе исторического анализа выявляется тенденция на расширение круга субъектов и объективной стороны криминальных банкротств. Автором описывается Боровков И. Е. постепенный переход от частного к публичному виду уголовного преследования криминальных банкротств с развитием законодательства. Иллюстрируется взаимосвязь процесса о банкротстве и уголовного преследования. Проводится сравнение с современной уголовной ответственностью в сфере банкротства.

Ключевые слова: банкротство, уголовная ответственность за банкротство, наказание, развитие законодательства.

BOROVKOV Ilya Evgenjevich
postgraduate student of Criminal law and criminology sub-faculty of the Faculty of Law of the M. V. Lomonosov Moscow State University, attorney of the Koblev and Partners law firm

HISTORICAL DEVELOPMENT OF CRIMINAL LIABILITY FOR BANKRUPTCY OFFENSES IN THE DOMESTIC LEGISLATION

The article deals with the origin and formation of criminal responsibility for bankruptcy crimes. The author describes and analyzes the features of compositions of criminal bankruptcy and sanctions for their commission in the historical legal acts. With the support of scientific literature and judicial practice the solution of various problems of qualification of crimes in the sphere of bankruptcy in the historical perspective is demonstrated. In the process of historical analysis reveals a tendency to expand the range of subjects and the objective side of criminal bankruptcy. The author describes the gradual transition from private to public type of criminal prosecution of criminal bankruptcy with the development of legislation. The interrelation of bankruptcy proceedings and criminal prosecution is illustrated. A comparison with modern criminal liability in bankruptcy is made.

Keywords: bankruptcy, criminal responsibility for bankruptcy, punishment, development of legislation.

Необходимость защиты кредиторов от неправомерных действий должника возникла с момента зарождения частной собственности. Со временем появилось понимание, что за­щиту прав кредиторов не всегда удается обеспечить сугубо гражданско-правовыми средствами, не прибегая к использо­ванию уголовно-правовых средств.

В настоящее время институт банкротства часто ис­пользуется исключительно как инструмент для неиспол­нения имеющихся обязательств. Для борьбы с данным явлением требуется эффективное реформирование со­временного законодательства по борьбе с преступления­ми в сфере банкротства и формирование единообразной правоприменительной практики, что представляется невозможным без глубокого изучения истории данного вопроса.

Поскольку в советский период уголовной ответственно­сти за преступления в сфере банкротства не существовало, автором будет рассмотрен только дореволюционный пери­од, который можно разбить на следующие этапы:

от Русской Правды до Банкротного устава 1740 года;

от Банкротного Устава 1740 года до Уложения о наказа­ниях уголовных и исправительных 1845 года;

от Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года до Уголовного уложения 1903 года.

Что касается первого этапа, то анализ исторического опыта показывает, что общественная опасность доведения до состояния банкротства осознавалась еще в Древней Руси. Так, первые упоминания об ответственности за действия, приведшие к банкротству, появились в Русской Правде. Со­гласно статье 54 Русской Правды (Пространной редакции по Троицкому 1 списку): «Если купец, взяв товар или деньги в кредит, потерпит кораблекрушение, или подвергнется по­жару, или будет ограблен неприятелем, то нельзя сделать ему какое-либо насилие или продать его в рабство, но необ­ходимо позволить ему рассрочку платежа на несколько лет, потому что это несчастье от бога, а он не виновен в нем. Если же купец вверенный ему товар или пропьет, или проиграет, или истратит по глупости, то доверители поступают с ним, как им угодно: хотят - ждут, хотят - продадут в рабство, на то их воля» [6, с. 45-46].

Таким образом, данный исторический памятник предус­матривал деление банкротства на невиновное в силу гибели товара в результате пожара, ограбления или затопления при транспортировке, а также виновное - когда купец лишился товара в результате пьянства, спора или иным «безумным» способом погубил товар [13].

Если оценивать последствия для купца с точки зрения современных видов ответственности, то за невиновное бан­кротство наступала гражданско-правовая ответственность в виде обязанности возместить ущерб с предоставлением рас­срочки, а за виновное банкротство наступала уголовная от­ветственность. Наказание же за виновное банкротство остав­лялось полностью на усмотрение кредиторов, которые могли как предоставить рассрочку для возмещения ущерба, так и продать купца в холопство, то есть фактически в рабство.

При этом Русская Правда предусматривала также от­ветственность за так называемое злонамеренное банкротство (статья 55). Оно состояло в следующем: уже имеющий долги купец взял товар для продажи у того лица, который не знал о существовании долгов, и в последующем купец не смог рас­платиться за взятые товары. За такое деяние купец безуслов­но подлежал продаже в холопство [6, с. 46].

Судебники 1497 года и 1550 года (статья 55 и статья 90 со­ответственно) фактически повторяли содержание норм Рус­ской Правды об ответственности за банкротство с тем лишь различием, что за виновное банкротство наказание не стави­лось в зависимость от усмотрения кредиторов - должник те­перь подлежал выдачи истцу в холопство до отработки долга [10].

Что касается Соборного уложения 1649 года, то там так­же выделялось невиновное (статья 203) и виновное (статья 206) банкротства. Стоит отметить, что данные нормы содер­жались в главе X «О суде», а не в главе XXI «О розбойных и о татиных делех», что свидетельствует об отнесении их в то вре­мя к преступлениям против правосудия, а не к преступлени­ям против собственности [12].

Представляется важным следующее дополнение в нор­му о виновном банкротстве такого способа совершения пре­ступления как «проворует каким-нибудь обычаем». При этом нужно понимать, что слово «проворует» в Соборном уложении 1649 года понималось в нескольких значениях: а) любое преступное действие; б) кража, грабеж и разбой; в) корыстные и имущественные преступления, совершаемые с помощью обмана; г) преступление в отношении множе­ства потерпевших; д) непреступное поведение, но лживое и обманное по своему характеру [16, с. 19-20]. Несмотря на многообразие понимания слова «проворует», можно сделать вывод, что Соборное уложение допускает в качестве способа совершения виновного банкротства совершение иного пре­ступления, в том числе корыстного преступления, основан­ного на обмане.

Следующим историческим памятником, регулирую­щем вопросы несостоятельности является Указ Петра I от 15 июля 1700 года «О разделении между заимодавцами имения должника по соразмерности каждого из них долговой сум­мы; о правеже долгов и о наказании за дачу подложных дол­говых обязательств». Данный Указ регулирует порядок взы­скания долга при наличии нескольких кредиторов. В случае если имущества должника не хватает для погашения суммы долга, он ставился на «правеж», то есть к нему применяли принудительные меры взыскания долга в виде избиения ба­тогами (палками) по ногам в течение нескольких часов. Если и после этого, должник отказывался платить, он подлежал наказанию в виде битья кнутами и ссылкой в Азов на каторгу на три года. В случае, когда один из кредиторов решился вы­купить у остальных кредиторов долг, то должник фактически поступал во владение такого кредитора [9, с. 230-231].

Данный документ историками относится к источникам гражданского права, но фактически содержит в себе уголов­но-правовую норму: «А которые заимщики дадут впредь на себя кому заемныя письма подставою, чтоб от прямых дол­гов отбыть» [9, с. 230-231]. То есть, речь идет о создании фик­тивной задолженности перед подставными лицами, чтобы избежать оплаты действительного долга. Наказание за такое деяние предусматривалось как для должника, так и для под­ставного лица в виде полного изъятия имущества и передаче его кредиторам, а также биение кнутом и вечная ссылка на работу на каторги.

В Купеческом Уставе 1727 года также содержались нор­мы о банкротстве по несчастью и виновном банкротстве, по­следнее из которых наказывалось вплоть до ссылки.

Переходя ко второму этапу развития норм об уголовной ответственности в сфере банкротства, необходимо начать с Банкротного Устава 1740 года (далее - Устав 1740 года), ко­торый можно назвать первой попыткой создать кодифици­рованный акт в данной сфере. Несмотря на принятие Устава 1740 года в форме закона, фактически он не применялся [14, с. 3]. В преамбуле данного документа отражена обществен­ная опасность криминальных банкротств, которая состояла в причинении вреда коммерции (торговле), выражающемся в подрыве доверия к кредиту и купечеству, а также введение многих людей в убытки и даже разорение. При этом в основу банкротства положен принцип неоплатности, то есть превы­шение суммы долгов над суммой активов должника.

В субъектном плане Устав 1740 года затрагивал только купцов (пункт 37), а банкротство делилось на безвиновное и злостное, последнее из которых совершалось путем обмана, продерзости или неосторожных, но неизвинительных дей­ствий (пункт 2).

Виновное банкротство, совершенное путем обмана, представляло собой совершение должником уже при на­личии признаков банкротства предоставление расписок, поступных писем (договоров дарения), а также совершение переводов, то есть передача имущества должника другому лицу (пункт 14). Продерзостный способ совершения вино­вного банкротства состоял в ненадлежащем ведении купече­ских книг. К числу виновных банкротств относились также случаи таких неизвинительных действий, как ведение тор­говли («вступить в компанию») совместно с «явным обман­щиком или лицом, имеющим плохую репутацию», действия которого привели к убытку (пункт 34). Отдельно отмечается совершение банкротства путем бездействия, когда банкрот не предотвращал убытков, хотя мог это сделать (пункт 32).

За виновное банкротство человек был «достоин самого тяжелого наказания» вплоть до смертной казни путем по­вешения (пункт 31), так как он для своего окружения хуже вора, поскольку от такого человека невозможно оберегаться. Если контрагент должника знал о предбанкротном состо­янии должника, но все равно совершил с ним сделку, то на такого контрагента накладывалось наказание в виде штрафа в двойном размере от суммы совершенной сделки. При от­сутствии денежных средств для оплаты штрафа, лицо на­правлялось на стройку крепости для заработка необходимой суммы (пункт 14).

Стоит заметить, что при наличии злоупотреблений без­виновный банкрот также подлежал наказанию. В частности, если он в процессе банкротства утаил вновь поступившее ему имущество или нарушил порядок очередности удовлет­ворения требований кредиторов обманным способом, то он подлежал ссылке на каторгу (пункт 22). Также безвиновный банкрот наказывался за утаивание какой-либо значимой для дела информации (пункт 30). Фактически впервые была за­креплена уголовная ответственность за неправомерные дей­ствия при банкротстве, то есть некий аналог современной статьи 195 Уголовного кодекса Российской Федерации.

В дальнейшем было несколько изменений в редакциях и проектах Банкротного Устава (1753, 1761, 1763, 1768 гг.), ко­торые были учтены в новом действительно применяющимся на практике Уставе о банкротах 1800 года (далее - Устав 1800 года).

Субъектный состав Устава 1800 года уже не ограничи­вался только торговыми людьми (часть I), признанию бан­кротами подлежали также дворяне и чиновники (часть II), то есть была выделена торговая и неторговая несостоятель­ность. При этом по признаку вины выделялось 3 вида бан­кротств: несчастное (в силу непредвиденных обстоятельств), неосторожное (в силу лености и пренебрежения должника) и злостное (пункт 2 части I). Важно заметить, что фактиче­ски вид банкротства определялся большинством кредито­ров (пункт 139 части I) и исключительно после завершения конкурса (пункт 130 части I), то есть фактически существовал обязательный преюдициальный порядок [15, с. 380].

Уголовной ответственности подлежали только злостный и неосторожный банкроты. В частности, к злостным банкро­там относился должник, который умышленно воспользовал­ся банкротством в своих целях путем выдачи необеспеченных векселей, утаивания информации об имеющимся имуще­стве, нарушении порядка очередности уплаты долгов, похи­щения имущества, принадлежащего кредиторам (пункт 138 части I).

Фактически данная категория дел относилась к де­лам частного или частно-публичного уголовного пресле­дования, поскольку возможность привлечения злостного банкрота к уголовной ответственности ставилась в зави­симость от решения кредиторов [1, с. 120]. Если данное решение являлось положительным, то после завершения процедуры банкротства было необходимо направить ма­териалы в уголовный суд. В случае достаточности дока­зательств лицо признавалось виновным и назначалось следующее наказание: для лиц торгового сословия как за публичное воровство (пункт 139 части I), а для дворян и чиновников как за лживый поступок (пункт 105 части II), при этом кредиторы имели возможность оказывать влия­ние на размер наказания.

Устав 1800 года предусматривал наказание в виде штра­фа для тех лиц, кто без оснований объявит кого-то банкротом. Нельзя сказать, что данная норма является предшественни­цей статьи 197 УК РФ, поскольку последняя предусматривает ответственность за фиктивное объявление банкротом себя или своей компании.

В 1832 году принимается Устав о торговой несостоятель­ности, который применялся вплоть до 1917 года, за исклю­чением положений об уголовной ответственности. Уже из названия данного документа следовало, что он применялся только по отношению к торговым людям, в то время как к дворянам и чиновникам продолжал применяться Устав 1800 года.

Как и в предыдущем Уставе 1800 года, были сохранены 3 вида несостоятельности- несчастная несостоятельность и не­осторожное (простое) и злонамеренное банкротства. Терми­нологическое различие между понятиями несостоятельность и банкротство И. Я. Фойницкий объяснял тем, что банкрот­ство является уголовно-правовым понятием, а несостоятель­ность гражданско-правовым [15, с. 382].

Также сохранялось положение, согласно которому вид банкротства фактически определялся решением большин­ства кредиторов. В связи с этим существовали злоупотре­бления, когда банкрот задним числом создавал фиктивную задолженность перед дружественными кредиторами, обе­спечивая тем самым себе благоприятствование при голосова­нии за вид банкротства. Данное утверждение было сформи­ровано, в том числе на основе статистики, согласно которой в период 1877 по 1881 годы было возбуждено 41 дело по злост­ному банкротству, но осуждены за это время были только 8 человек [11, с. 49-50].

Злостный банкрот подлежал преданию уголовному суду за подлог, а если и в суде после присяги пытался утаить имущество, то еще и за нарушение присяги (параграф 126 главы 7).

Третий этап развития уголовной ответственности на­чинается с Уложения о наказаниях уголовных и исправи­тельных 1845 г. (далее - Уложение 1845 года), которое можно назвать первым источником исключительно уголовно-право­вых норм, куда вошли нормы о неосторожном (простом) и злостном банкротствах. При этом нормы о несчастном бан­кротстве содержались исключительно в Уставе о торговой не­состоятельности 1832 года, поскольку оно не влекло за собой уголовно-правовых последствий [8, с. 493]. Для лиц неторго­вого сословия предусматривалась ответственность только за злостную несостоятельность, которая мало чем отличалась ответственности за злостное банкротство [8, с. 499].

Нормы о неосторожном и злостном банкротствах лиц торгового сословия в Уложении 1845 года сформулированы как бланкетные, что требовало обращения также к Уставу о торговой несостоятельности 1832 года.

Неосторожным банкротством лиц торгового сословия признавались следующие деяния, повлекшие упадок в де­лах: 1) отсутствие надзора за своими работниками; 2) занятие биржевой игрой в больших размахах; 3) спекуляция, осно­ванная на риске; 4) принятие обязательств с большими не­устойками; 5) отсутствие страхование имущества при нали­чии такой обязанности, а также непринятие обычных мер к сохранению имущества; 6) ведение роскошной жизни, не со­ответствовавшей уровню доходов; 7) выдача займов без обе­спечения и непринятие мер к взысканию кредиторской за­долженности; 8) неведение обязательных книг учета (только с 1870 года, а до этого признавалось злостным банкротством) [8, с. 494-495].

Наказание для неосторожного банкрота предусматри­валось в виде тюремного заключения на срок от 8 месяцев до 1 года и 4 месяцев в зависимости от усмотрения кредиторов (статья 1165 Уложения 1845 года). При этом наказание тако­му банкроту фактически выносилось в порядке конкурсного производства, а не уголовным судом [8, с. 494-495].

Злостное банкротство представляло собой несостоятель­ность, соединенную с умыслом или подлогом, которое в об­щем виде представляло собой сокрытие или передача своего имущества или увеличение долгов при помощи подставных кредиторов в целях вреда кредиторам. Было безразлично, со­вершались ли противоправные действия до или уже после открытия процесса несостоятельности, а также была безраз­лична сумма, на которую совершен подлог [8, с. 497].

В судебной практике Правительствующего Сената можно встретить правовые позиции по поводу объектив­ной стороны злостного банкротства. В частности в решении 1889 года по делу Смолиной: «под сокрытием имущества от кредиторов, отождествленным с понятием об отчуждении оного, закон разумеет утайку имущества или приведение имения в такое положение, при котором принадлежность права собственности на оное обвиняемому не может быть удостоверена на основании законов гражданских; перенос дома на другой участок, также принадлежащий обвиняемой, таковым почитаться не может», а также в решении 1890 года по делу Акимова и других: «сокрытие товара от кредиторов путем передачи его в чужие руки и по подложной фактуре для устройства злостной несостоятельности составляет пре­ступление» [2, с. 113].

Лохвицкий А. В. относил криминальное банкротство к виду мошенничества, но которое наказывалось строже по­следнего, поскольку обладало повышенной общественной опасностью, выражающейся в подрыве всей торговли, ос­нованной на кредите. В связи с этим банкротства располага­лись в Уложении 1845 года в разделе против общественного благоустройства и благочиния в главе преступлений против кредита [5, с. 657-658]. Правительствующей Сенат в 1878 году по делу Рыбникова основательно высказался, что злостное банкротство посягает на общественные интересы, поэтому уголовного преследование не ставится в зависимость от усмо­трения потерпевших и не подлежит прекращению по миро­вой сделке [3, с. 72-73].

Несмотря на то, что решение о виде банкротства при­нималось коммерческим судом на основании заключения общего собрания кредиторов, это не означало безусловное осуждение лица за злостное банкротство уголовным судом, поскольку требовалась проверка обвинения и была возмож­ность признать лицо невиновным [8, с. 492].

Злостное банкротство лиц торгового сословия, так и лиц, не принадлежащих к нему, наказывалось лишением всех прав и ссылкой в Сибирь (статья 1163 и статья 1166 Уло­жения 1845 года). Если сокрытие имущества произошло уже после присяги в суде, то ответственность наступала также и за нарушение присяги.

Несмотря на то, что для осуждения человека за неосто­рожное или злостное банкротство судебное решение о при­знании такого человека несостоятельным было необходимо, моментом окончания злостного банкротства признавал­ся именно момент совершения противоправных действий должника (выдача векселя, переда имущества и так далее).

В доктрине не отрицалась теоретическая возможность покушения на банкротство, но обращалось внимание на трудности разграничения в таком случае противоправных действий и правомерного распоряжения собственным иму­ществом [15, с. 390-391]. Устав о торговой несостоятельности 1832 года предусматривал возможность освобождения от от­ветственности лица при покушении на злонамеренное бан­кротство, которое состояло в том, что лицо при явке в суд перед дачей присяги сознается, что уже сокрыл свое имуще­ство [8, с. 496].

Трайнин А. Н. в своем докладе приводит статисти­ку по данным делам, согласно которой при большом ко­личестве дел о банкротстве осуждалось менее 2 человек в год. При этом за 1904 - 1908 годы наблюдалось большое число лиц, оправданных по данной категории преступле­ний - 87,7 %, в то время как среднее число оправданных по всем преступлениям составляло 36,5 %. Ученый объяс­нял это тем, что материал от конкурсного управляющего в уголовный суд поступал только по прошествии несколь­ких лет и не всегда надлежащего качества для вынесения приговора [14, с. 30-31].

Кроме того, А. Н. Трайнин отмечает, что фраза «впавши в неоплатные долги» в статье 1166 Уложения 1845 года, касаю­щейся злостного банкротства неторговых людей, фактически означает, что можно осудить лицо за злостное банкротство и до признания его таковым коммерческим судом, если до­казать неоплатность долгов [14, с. 53]. Фактически речь идет о такой категории как «фактическая несостоятельность», из­вестной дореволюционному праву.

В Уголовном уложении 1903 года (далее - Уложение 1903 года) нормы о криминальных банкротствах (статьи 599-605) содержались в главе XXXIV «О банкротствах, ростовщичестве и иных случаях наказуемой недобросовестности по имуще­ству», но которые фактически не применялись, так как не были введены в действие.

По сравнению с Уложением 1845 года можно выделить следующие изменения. Во-первых, диспозиции норм из су­губо бланкетных превратились в смешанные, то есть появи­лось описание признаков объективной стороны, а также поя­вилось указание на специальную корыстную цель - избежать платежа долгов. Во-вторых, злостное банкротство торговых людей стало наказываться строже, чем неторговых. При этом для торговых людей в качестве квалифицирующего при­знака выступало причинение значительного вреда, важного ущерба казне, упадок дел кредитной компании или разо­рение многих лиц. В-третьих, отсутствовала ответственность за простое банкротство неторговых людей. В-четвертых, вво­дились отдельные квалифицированные составы злостного и простого банкротств по признаку специального субъекта - руководителя кредитного учреждения, товарищества или акционерного общества. Также для них вводилась уголовная ответственность за необъявление компании банкротом при наличии признаков банкротства.

Несмотря на отдельные недостатки, И. А. Клепицкий, отмечает, что Уложение 1903 года сделало существенный шаг в вопросах правовой регламентации ответственности за бан­кротство [4, с. 282].

После революции 1917 года суды перестали рассматри­вать ранее возникшие дела о несостоятельности, а с введени­ем в действие Уголовного кодекса 1922 года ответственность за криминальные банкротства была окончательно упраздне­на [7]. Гражданский кодекс 1922 года хоть и вводил понятие «несостоятельности», но не предлагал никаких механизмов ее реализации.

Из исторического анализа развития уголовной ответ­ственности за преступления в сфере банкротства можно сде­лать вывод, что она окончательно сформировалась в опреде­ленную категорию преступлений с принятием Устава 1800 года. При этом, уже начиная с Русской Правды, предусма­тривалась суровая ответственность за данные преступления, что говорит об отсутствии сомнений в общественной опасно­сти данных деяний.

Из всех криминальных банкротств больше всего уго­ловно-правовых норм в исторических документах было по­священо именно злостному банкротству, которое по своей объективной стороне фактически составляет преступление преднамеренного банкротства по статье 196 УК РФ. В изучен­ных источниках уголовного права подлежали наказанию также деяния, аналогичные современным неправомерным действиям при банкротстве (статья 195 УК РФ). При этом отсутствовала уголовная ответственность за фиктивное бан­кротство в современном его понимании (статья 197 УК РФ).

Кроме того, в исторических памятниках можно встре­тить уголовную ответственность в сфере банкротства за те действия, которые сейчас не охватываются статьями 195-197 УК РФ. В частности, необъявление себя банкротом при на­личии определенных условий, публичное объявление или подача иска о банкротстве другой компании, а также за не­осторожное банкротство.

В историческом развитии прослеживается некоторое расширение объективной стороны данных преступлений, переход от частного вида уголовного преследования к пу­бличному и расширение круга субъектов: начиная от купцов, продолжая торговыми людьми (заводчиками, фабриканта­ми, откупщиками), дворянами, чиновниками и заканчивая руководителями кредитных учреждений, товариществ и ак­ционерных обществ.

Также показано развитие решения вопроса о зависимо­сти наступления уголовной ответственности от решения ком­мерческого суда о банкротстве. Если на первых этапах данная зависимость была строгая, и лицо могло подвергаться нача­лу уголовного преследования и дальнейшему осуждению только после соответствующего решения коммерческого суда, то с развитием законодательства ситуация изменилась. Уголовное разбирательство могло начаться и при наличии признаков фактической несостоятельности. При наличии же решения коммерческого суда о наличии в действиях лица признаков злостного банкротства, уголовный суд не был ско­ван данным решением и часто выносил оправдательный при­говор, что свидетельствовало об опровержимой презумпции и разных стандартах доказывания.