В условиях беспрецедентного неравномерного развития глобализирующихся общественных отношений, реализация международно признанных прав человека, включая свободу совести, имеет огромное значение.

Несмотря на закрепление в универсальных, региональных и внутригосударственных до­кументах, в современном мире существуют проблемы в осу­ществлении наиболее существенных возможностей человека. В свою очередь, это препятствует переходу к несиловой моде­ли международных отношений и бесконфликтному развитию личности, общества, государств и мирового сообщества. Бо­лее того, нарушения прав человека в сфере свободы совести препятствуют позитивной интеграции людей для преодоле­ния глобальных рисков и перехода к устойчивому развитию.

В указанном контексте представляется актуальным ис­следование определения понятия, содержания и значения ми­ровоззренческого нейтралитета, в том числе с учетом транс­формации международных отношений под воздействием глобальных процессов. Предполагается, что проблемы реа­лизации мировоззренческого нейтралитета на международ­ном и внутригосударственном уровнях в значительной мере создают препятствия в осуществлении прав человека, включая свободу совести, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Права человека, включая свободу совести, развивались длительный исторический период, но их наиболее существен­ное международное признание произошло после ужасов Вто­рой мировой войны. 26 июня 1945 г. Устав Организации Объ­единенных Наций призвал утвердить веру в права человека, закрепив на этой основе волю государств к сотрудничеству в решении мировых проблем. С тех пор большинство междуна­родных и внутригосударственных правовых документов содер­жат обязательства, основанные на принципе уважения прав человека, включая свободу совести. Особо следует упомянуть Заключительный Акт Совещания по безопасности и сотруд­ничеству в Европе (1975), закрепивший «уважение прав чело­века, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений» в качестве одного из основополагающих начал международно­го права. Данный принцип получил свое развитие в Между­народном билле о правах человека, включающего Всеобщую декларацию прав человека (1948), Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966), Меж­дународный пакт о гражданских и политических правах (1966) и два факультативных протокола к нему, а также в целом ряде других основополагающих документов.

Наиболее наглядно мировые проблемы реализации прав человека проявляются в непрерывном росте социального не­равенства. В январе 2018 г. организация OXFAM опубликова­ла доклад, из которого следует, что богатейшие люди стали еще богаче, и теперь всего 1% населения Земли владеет более половиной всех богатств. «За последний доступный год (сере­дина 2017 г. к середине 2016-го) общее глобальное богатство выросло на $9,3 трлн, и 82% этого увеличения ($7,6 трлн) до­сталось богатейшему 1% мирового населения, следует из рас­четов, основанных на данных ежегодного доклада Credit Suisse — Global Wealth Databook. В результате доля мирового богат­ства, которая приходится на богатейший 1%, увеличилась до 50,1% (с 49% годом ранее). В 2000 году их доля составляла 45%. Тогда как богатейший 1% населения владеет 50% мирового богатства, бедная половина населения Земли довольствуется менее 1% мирового богатства, или даже 0,5%, если вычесть их чистые долги». Также отмечается, что «состояние миллиарде­ров, которые фигурировали и в рейтинге Forbes от марта 2017 года, и в рейтинге от марта 2016 года, увеличилось на $762,5 млрд (в долларах 2017 г.), и этого хватило бы, чтобы в семи­кратном размере ликвидировать бедность на планете в 2017 г. (846 млн людей, живущих за чертой бедности по всему миру, требовалось $107 млрд, чтобы подтянуть их доходы до разгра­ничительной линии). Авторы доклада объясняют, что самые зажиточные жители планеты разбогатели в том числе за счет ухудшения условий труда для рабочих и служащих».

О системных проблемах реализации прав человека в сфере свободы совести в некоторой мере можно судить по материалам правозащитных и экспертных организаций. На­пример, международная организация «Open Doors» опубли­ковала данные, согласно которым в мире насчитывается 215 млн гонимых христиан. По словам директора итальянского отделения «Open Doors» Кристиана Нани, в мире постоянно растёт число гонимых верующих: «1 христианин из 12 стано­вится жертвой насилия или злоупотреблений. С ноября 2016 г. по октябрь 2017 г. были атакованы более 15.500 церквей, до­мов и христианских магазинов». В минувшем году лидерами стран-преследователей стали Северная Корея, Афганистан и Сомали, первое же место в этом списке занимает Пакистан. Кристиан Нани отметил, что «по сравнению с предыдущим годом более чем в два раза увеличилось число христианских мучеников, то есть мужчин, женщин и даже детей, которые были убиты из-за своей принадлежности к христианству. Здесь мы не говорим о христианах, которые погибли в гражданских войнах или под обстрелами, как это происходит на Ближнем Востоке: мы имеем в виду 3.066 человек, которые были убиты преднамеренно, потому что исповедовали христианство». В докладах Международного гуманистического и этического со­юза говорится о дискриминации и преследовании гуманистов, атеистов и нерелигиозных лиц. В материалах аналитического центра «Pew Research Center» говорится, что более 70 % насе­ления земли живут при «сильных или очень сильных» ограничениях свободы совести. В России также выявлены проблемы реализации прав человека, включая свободу совести.

Нарушениям прав человека в сфере международно при­знанной свободы совести, а также сопутствующим им этно- конфессиональным конфликтам, в очень значительной мере способствуют проблемы правового закрепления и реализа­ции принципа мировоззренческого нейтралитета государств, более известного как светскость. Нельзя не согласиться с мне­нием, что «закрепление в основополагающих международ­но-правовых документах всемирной защиты прав и основных свобод человека, в том числе прав человека на свободу совести и вероисповедания, является важнейшим достижением совре­менного международного права», но приходится признать, что светскость государства не была закреплена в качестве их важнейшей гарантии. С. В. Иванеев обоснованно полагает, что закрепление принципа светскости государств в международ­ном праве необходимо для построения эффективной систе­мы международной безопасности.

Если судить по выступлениям ответственных лиц, то ООН только начинает говорить о необходимости первых ша­гов в этом направлении. Например, 2 марта 2018 г. в Женеве на заседании 37-й сессии Совета ООН по правам человека Специальный докладчик по вопросу о свободе религии или убеждений Ахмед Шахид представил свой новый доклад, по­священный вопросу взаимоотношений государства и религии. «Те государства, которые поощряют, как и те, которые, напро­тив, ограничивают религию, мотивированы одним и тем же: стремлением обеспечить монополию для своей идеологии путем принуждения или дискриминации», - заявил Специ­альный докладчик ООН. Ахмед Шахид выделил три основных типа отношений между государством и религией: государства с официальными или привилегированными религиями; госу­дарства, не идентифицирующие себя с какой-либо конкрет­ной религией, и государства, которые проводят политику, направленную на значительное ограничение роли религии в обществе. По мнению эксперта, модель, при которой госу­дарство и религия находятся на «почтительном расстоянии» друг от друга, в наибольшей степени, с точки зрения права, способствует плюрализму и стабильности. «Чрезвычайно важ­но, чтобы национальные законы, которые касаются религии, соответствовали международным стандартам», - подчеркнул правозащитник ООН.

На внутригосударственном уровне принцип светскости государства декларируется далеко не во всех государствах и понимается по-разному. По данным проекта Pew-Templeton Global Religious Futures, подготовленного в 2017 г. Pew Research Center, около 40 стран официально закрепили государствен­ный статус определенных религиозных течений (в основном исламских), а еще около 40 стран неофициально поддержи­вают предпочтительные течения (в основном христианские). Еще 10 стран (Вьетнам, Китай, Куба, Северная Корея и ряд бывших республик СССР- Азербайджан, Казахстан, Кыргыз­стан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан) обозначены, как жестко контролирующие и/или подавляющие религию Несмотря на то, что остальные более 100 государств названы авторами доклада нейтральными, анализ практики их взаимо­действия с религиозными объединениями дает многочислен­ные основания не согласиться с данным утверждением.

Скорее всего, в современном мире нет мировоззренчески нейтральных государств, что нашло некоторое отражение в весьма дискуссионных моделях отношений государства с ре­лигиозными объединениями, фактически не препятствующих сращиванию политики и религии. В частности, в научной литературе представлены следующие модели, отражающие правовой статус религиозных объединений в государстве: а) модель государственной религии (вероисповедания) (наличие официального привилегированного религиозного объедине­ния); б) модель отделения религиозных объединений от госу­дарства (равноправие религиозных объединений); в) модель сотрудничества государства с религиозными объединениями (сотрудничество государства с избранными религиозными объединениями).

Принято считать, что модель государственной религии (вероисповедания), называемая идентификационной, действу­ет в Англии, Дании, Греции, Финляндии и в ряде мусульман­ских государств - Алжир, Афганистан, Бангладеш, Бахрейн, Бруней-Даруссалам, Иордания, Ирак, Иран, Йемен, Катар, Коморские Острова, Кувейт, Мавритания, Малайзия, Мальди­вы, Марокко, Объединенные Арабские Эмираты, Оман, Паки­стан, Саудовская Аравия, Судан, Тунис и др. В Великобрита­нии две церкви сохранили государственный статус. В Англии это англиканская церковь, а в Шотландии - пресвитерианская. При этом Уэльс и Северная Ирландия не имеют государствен­ной религии. Однако, Конституция Республики Ирландия от 29 декабря 1937 г. содержит упоминание «Пресвятой Троицы, от которой исходят все власти и к которой как к нашей послед­ней надежде должны быть направлены все действия человека и Государства» и «Священного Господина Иисусом Христа, который поддерживал наших отцов в столетиях испытаний». По ст. 12 президент при вступлении в должность публично подписывает декларацию следующего содержания: «Перед Всемогущим Богом я торжественно и искренне обещаю и за­являю, что я буду поддерживать Конституцию Ирландии и соблюдать законы и что я буду исполнять свои обязанности честно и сознательно в соответствии с Конституцией и закона­ми, и что посвящу мои способности службе и благосостоянию народа Ирландии. Бог направит и поддержит меня». Некото­рые другие государственные лица также должны подписать публичную декларацию с элементами религиозного содержа­ния (ст. 34). Конституция Королевства Дания от 5 июня 1953 г. говорит о том, что «Евангелическая лютеранская церковь явля­ется официальной церковью Дании и как таковая пользуется поддержкой государства». Конституция Республики Греция от 11 июня 1974 г. в ст. 3 определяет, что «господствующей в Греции религией является религия восточно-православной Церкви Христовой. Православная Церковь Греции, признаю­щая своим главой Господа нашего Иисуса Христа, неразрывно связана в своих догматах с Великой константинопольской Цер­ковью и со всякой другой единоверной Церковью Христовой, неуклонно соблюдает, так же как и они, святые апостольские и соборные каноны и священные традиции. Она является ав­токефальной и управляется Священным Синодом архиереев, находящихся на церковной службе, и избираемым ими По­стоянным Священным Синодом, который создается в поряд­ке, определяемом уставом Церкви, с соблюдением положений Патриаршего тома от 29 июня 1850 года и акта Синода от 4 сентября 1928 года». В Норвегии церковь была отделена от го­сударства в 2012 г., но при этом сохранились государственные конфессиональные предпочтения. До 2012 г., по Конституции Норвежского Королевства от 17 мая 1814 г. (в редакции от 1995 г.) евангелическо-лютеранская религия являлась официаль­ной государственной религией (§ 2). Конституция Королев­ства Швеция от 27 февраля 1974 года декларирует религиоз­ную свободу, § 6, гл. 8, предусматривавший наличие шведской церкви был отменен. Таким образом, в Швеции церковь была отделена от государства в 2000 г. Основной закон Финляндской Республики от 11 июня 1999 г. также декларирует свободу ве­роисповедания, но § 76 предусматривает государственный ста­тус евангелическо-лютеранской церкви, который оформлен в Законе о церкви. Православная церковь также имеет государ­ственный статус.

В целом ряде государств ислам имеет государственный статус и является основой законов. В большинстве исламских государств практикуется клятва, основанная на положениях ислама. Например, Конституция Исламской Республики Аф­ганистан от 4 января 2004 г. начинается следующими словами «Во имя Аллаха, Милосердного и Милостивого». Кроме упо­минания Всемогущего Аллаха «в Афганистане ни один закон не может противоречить убеждениям и положениям священ­ной религии Ислама» (ст. 3). По Конституции государства Бах­рейн от 14 февраля 2002 г. ислам является государственной ре­лигией, а шариат - основой законодательства (ст. 2). Основной Низам (положение) Королевства Саудовская Аравия от 1992 г. гласит, что «Королевство Саудовская Аравия - суверенное арабское исламское государство. Его религия - ислам, Кон­ституция - Книга Всевышнего Аллаха и сунна Его Пророка, да благословит его Аллах, язык - арабский, столица - г. Эр-Рияд» (ст. 1). Среди прочего, обращает на себя внимание, что в со­ответствии со ст. 23 «государство стоит на защите исламской веры, реализует ее установления, следит за отсутствием гре­ховности, препятствует пороку, выполняет долг распростра­нения ислама», а по ст. 33 среди целей вооруженных сил зна­чатся защита веры и святынь. Статья 1 Конституции Катара от 2003 года также устанавливает государственный статус ислама, а шариат в качестве основы законодательства. Наследник пре­стола должен быть мусульманином и сыном мусульманки (ст. 9). После избрания наследник власти произносит следующую клятву: «Клянусь перед Аллахом уважать шариат, конститу­цию и закон, защищать независимость государства, его терри­ториальную целостность, свободу и интересы граждан, быть преданным государству и эмиру» (ст. 10).

В некоторых государствах привилегированной религией является буддизм. Например, по Конституции Королевства Таиланд от 19 августа 2007 г. в Таиланде государство поддер­живает буддизм (ст. 79), король является буддистом (ст. 5). Лаос «уважает и защищает любую законную деятельность буддистов и последователей других религий, [и] направляет и поощряет буддийских монахов и послушников, как и священ­ников из других религий принимать участие в мероприятиях, которые являются благотворными для страны и народа» (ст. 9), «обязанность государства - защищать и содействовать буд­дийской религии» (1)(е) (ст. 9).

Католицизм также признан в ряде государств в качестве государственной религии. Статус Ватикана установлен Дого­вором между Святым престолом и Королевством Италия от 11 февраля 1929 г. В соответствии со ст. 1 «Италия признает и подтверждает принцип, провозглашенный в статье 1 Коро­левского статута от 4 марта 1848 года, согласно которому ка­толическая, апостольская и римская религия является един­ственной религией государства». Конституция Мальтийской Республики от 1964 г. устанавливает в качестве государствен­ной религии римскую католическую апостольскую религию. «(2) Органы Римской Католической Апостольской Церкви обязаны и имеют право учить, какие принципы справедливы и какие ошибочны. (3) Религиозное учение римской католи­ческой апостольской веры должно преподаваться во всех го­сударственных школах как часть обязательного образования». Конституция Княжества Монако от 17 декабря 1962 г. также устанавливает, что «Римско-католическая, апостольская рели­гия является государственной религией» (ст. 9).

Модель отделения религиозных объединений от го­сударства декларируется в США, Нидерландах, Франции, России и др., что должно подразумевать наличие юридиче­ских гарантий свободы совести и вероисповедания, равен­ства религиозных объединений. Например, Конституция Французской Республики от 4 октября 1958 г. (в редакции 1996 г.) гласит: «Франция является неделимой, светской, демократической и социальной Республикой» (ст. 1). Кон­ституция Королевства Нидерландов от 17 февраля 1983 г. гарантирует свободу исповедания религии или религиоз­ных убеждений (ст. 6) и запрет дискриминации на осно­вании убеждений (ст. 1), образование с учетом религиоз­ной принадлежности и убеждений каждого учащегося (ст. 23), что обеспечивается конфессиональным нейтралитетом государства. Однако, как показывает практика, деклари­рование светскости в упомянутых странах не препятству­ет коррупции в отношениях государства с религиозными объединениями и ее следствий в виде неправомерных при­вилегий, ограничений и контроля мировоззренческой сфе­ры.

Модель сотрудничества государства с религиозными объединениями, называемая кооперационной (переходной) действует в Австрии, Бельгии, Германии, Испании, Италии, Люксембурге, Португалии, с учетом «исторических особен­ностей» каждого конкретного государства». В Австрии в со­ответствии со ст. Основного закона государства от 21 дека­бря 1867 г. «Об общих правах граждан королевств и земель, представленных в Имперском совете» для Федерального президента допускается присяга религиозного содержания. Конституция Королевства Бельгия от 17 февраля 1994 г. (по состоянию на 16 мая 2000 г.) допускает церковный брак (ст. 21), государственные школы финансируют обучение при­знанным религиям при наличии выбора неконфессиональ­ной морали (ст. 24), выплата жалованья и пенсий служи­телям культа вменяется в обязанность государства; суммы, необходимые для этого, ежегодно вносятся в бюджет (ст. 181). Основной закон Федеративной Республики Германия от 23 мая 1949 г. предусматривает обязательное преподава­ние религии в государственных школах, за исключением не­конфессиональных, при наличии возможности выбора (ст. 7). Конституция Королевства Испании от 27 декабря 1978 г., несмотря на указание, что «никакая религия не может быть государственной», содержит положение, по которому орга­ны власти «поддерживают соответствующие отношения со­трудничества с Католической Церковью и другими конфес­сиями». В данном случае, упоминание в тексте Основного закона одной из религиозных организаций явно указывает на конфессиональные предпочтения государства. По Кон­ституции Итальянской Республики от 22 декабря 1947 г. «го­сударство и Католическая церковь независимы и суверенны в принадлежащей каждому из них сфере» (ст. 7). Однако, на практике Католическая церковь имеет особые привиле­гированные отношения, регулируемые Латеранскими со­глашениями. Конституция Португальской Республики от 2 апреля 1976 г. в ст. 41 не только декларирует отделение от государства и свободу деятельности церквей и религи­озных общин, но даже запрещает органам власти «задавать вопросы об убеждениях или религиозной деятельности, за исключением сбора статистических данных анонимного ха­рактера». Конституция Турецкой Республики от 7 ноября 1982 г., в соответствии с принципами, провозглашенными Ататюрком, декларирует «Республика Турция - демокра­тическое, светское и социальное государство, основанное на нормах права; опирающееся на концепцию обществен­ного спокойствия, национальной солидарности и справед­ливости; уважающее права человека, верное национализму Ататюрка и основанное на главных принципах, изложенных в преамбуле» (ст. 2). Кроме того, «воспитание и обучение религии и этике осуществляется под контролем и надзором государства. Обучение религиозной культуре и этике явля­ется обязательным элементом в учебных планах начальных и средних школ. Получение какого-либо другого религиоз­ного воспитания и образования зависит от собственного же­лания лица, а для несовершеннолетних - от требования их законных представителей» (преамбула). Также конституция Турции запрещает «эксплуатировать или злоупотреблять религией или религиозными чувствами, а также вещами, признанными священными, для обеспечения личного или политического влияния или, пусть даже частично, базиро­вание основных устоев, социального, экономического, по­литического и правового строя государства на религиозных принципах» (преамбула). Ст. 136 предусматривает функци­онирование Управления по делам религии, «которое вхо­дит в структуру органов администрации, осуществляет свои обязанности, определенные в специальном законе, в соот­ветствии с принципами лаицизма, связанного не с полити­ческими представлениями и идеями, а со стремлениями к национальной солидарности и целостности». Союзная кон­ституция Швейцарской Конфедерации от 18 апреля 1999 г. в преамбуле содержит фразу «Во имя Всемогущего Бога!». Ст. 72 делегирует регулирование отношений государства и ре­лигиозных объединений кантонам. При этом Епископства могут учреждаться только с разрешения Союза.

В целом, объективной тенденцией отношений государ­ства с религиозными объединениями является отказ от при­вилегированного положения в пользу равенства религиозных объединений, что находит свое отражение в конституциях и законодательстве государств. Однако, на практике это работа­ет не во всех государствах и далеко не в полной мере. Низкой эффективности принципа светскости способствуют упомяну­тые модели отношений государства и религиозных объеди­нений, которые фактически направлены на оправдание их не вполне правового характера.

Следует особо подчеркнуть, что ст. 14 Конституции РФ, декларирующая светский характер государства, равенство и отделение от государства религиозных объединений является важной основой конституционного строя России. Принцип светскости Российской Федерации взаимосвязан с принци­пом правового государства, в основе которого лежит принцип верховенства права и которое ориентировано на реализацию прав человека. Принципы свободы совести, светскости госу­дарства, а также соответствующая государственная политика и отношения государства и религиозных объединений также взаимосвязаны самым теснейшим образом.

Однако, даже в государствах юридически закрепив­ших принцип светскости, его реализация сталкивается с фундаментальными теоретико-правовыми проблемами. Фактически законодательство России и других государств, декларирующих светскость, не содержит ее юридически корректного определения. Думаю, что проблемы опреде­ления понятия светскости государства в очень значитель­ной мере предопределяют системные нарушения этого принципа, что создает предпосылки для массовых нару­шений международно признанной свободы совести. Таким образом, проблема корректности понятийно-категори­ального аппарата оказывает фундаментальное влияние на практическую реализацию провозглашенных принципов в сфере светскости государства, свободы совести и прав чело­века, в целом. Анализ различных научных источников вы­явил многообразие подходов и отсутствие единого мнения по поводу правового определения понятия и содержания светскости государства.

В контексте настоящего исследования можно выделить следующие основные подходы к определению понятия и содержания светскости государства, включая государствен­ную и муниципальную систему образования. Во-первых, это весьма распространенный подход, связывающий поня­тие и содержание светскости государства только с отноше­нием к религии (вероисповеданию) и деятельностью рели­гиозных объединений. При этом исследователи говорят об отношении только к религии (вероисповеданию) и религи­озным объединениям, не затрагивая иные мировоззренче­ские формы. В частности, такого подхода придерживаются А. В. Карпушкин, А. А. Безуглов и С. А. Солдатов, В. Н. Линкин, М. В. Новиков, С. М. Алейникова, Ж. Боберо, Б. Балчи, К. Марш, Д. Шарбит, М.-Ж. Зинс, С. Пейруз и др.

Данная позиция нашла отражение в сборнике от но­ября 2017 г, выпущенном в рамках реализации проекта EIDHR/2014/348-053 «Противодействие всем формам дис­криминации по признаку религии и убеждений в Россий­ской Федерации», финансируемым Европейским союзом. В частности, А.В. Пчелинцев выделяет светскость государ­ства в качестве важнейшей конституционно-правовой га­рантии, ссылается на ст. 14 Конституции России, а далее весьма спорно и противоречиво утверждает, что «было бы неправильно полагать, что только в светском государстве может реально гарантироваться свобода религии». То есть получается, что по А.В. Пчелинцеву, свобода религии может быть реализована не только в светском государстве. Иными словами, светскость государства вовсе не обяза­тельна в качестве гарантии свободы религии? Пытаясь по­яснить свою позицию, А. В. Пчелинцев говорит, что «мы исходим из того, что светскость как конституционно-право­вая характеристика государства — важнейшая, но не един­ственная гарантия свободы религии. Полнота свободы ре­лигии также зависит от политического режима, развития демократии и институтов гражданского общества, уровня веротерпимости и т.д.». Здесь более-менее понятно, что кроме светскости государства, для реализации свободы ре­лигии необходимо соблюдение еще целого ряда условий. Однако возникают вопросы относительно корректности сужения А. В. Пчелинцевым признаков светскости государ­ства только к сфере его взаимодействия с явлениями, ко­торые описываются не соответствующим принципу право­вой определенности термином «религия». Показательно, что А. В. Пчелинцев не дает свое авторское определение понятия светскости государства, но формулирует его при­знаки, не соответствующие принципу правовой опреде­ленности: «нейтралитет государства во взаимоотношениях с религиозными объединениями; отделение религиозных объединений от государства и их равенство перед законом; равенство прав и свобод граждан независимо от отноше­ния к религии; веротерпимость». В указанном контексте, возникает целый ряд отнюдь не риторических вопросов. А во взаимоотношениях с не религиозными объединениями светское государство должно быть нейтральным? А от не­религиозных объединений светское государство должно быть отделено? И наконец, самый интересный, но уже ри­торический вопрос доктору юридических наук А. В. Пчелинцеву. А если государство не будет нейтральным и отде­ленным от упомянутых выше нерелигиозных объединений (например, атеистических), то будет ли оно гарантировать свободу религии (вероисповедания)? Полагаю, что вышеу­казанные вопросы касаются всех сторонников дискутируе­мого подхода.

Во-вторых, пожалуй наиболее распространенным являет­ся более широкий подход, связывающий понятие и содержа­ние светскости государства не только с отношением к религии (вероисповеданию) и деятельностью религиозных объедине­ний, но также с иными мировоззренческими формами. Среди сторонников этого подхода Р. А. Лопаткин и Ф. Г. Овсиенко, О.  А. Шмакова, Л. Н. Осипова, А. Е. Себенцов, Ж. П. Виллем, К. Русселе, Е. М. Мирошникова, М. С. Стецкевич, А. А. Со, А. Ф. Мещеряковаи другие авторы.

В-третьих, существует юридически корректный подход, связывающий понятие и содержание светскости государства с отношением к мировоззренческой сфере без специального выделения религии (вероисповедания) и деятельности ре­лигиозных объединений. Понимание светского государства в качестве мировоззренчески нейтрального отражено в много­численных научных работах Института свободы совести, С. С. Саввы, Н. А. Придворова и Е. В. Тихоновой, Т. П. Минчен­ко, М. Ю. Бабий.

Таким образом, можно сделать вывод, что в современной науке наметилась тенденция к трансформации подходов к определению понятия и содержания светскости государства в направлении отказа от связи с юридически неопределенными религией (вероисповеданием) и деятельностью религиозных объединений.

С точки зрения принципа верховенства права и требо­ваний современной юридической техники, в основе кото­рых лежит принцип правовой определенности, юридически корректным является определение светскости государства как мировоззренческого нейтралитета, поскольку правового определения «религии», а значит и «религиозного», не суще­ствует. Только в этом случае светскость - одна из важнейших гарантий свободы мировоззренческого выбора. Это значит, что подходы, связывающие понятие светскости государства с понятием «религия» (и производными от него) имеют право на существование, но представляются не вполне корректными с точки зрения современной юридической науки. Таким об­разом, единственным юридически корректным является опре­деление понятия светскости государства, как мировоззренче­ски нейтрального, обеспечивающего каждому возможность свободного мировоззренческого выбора. «В светском (миро­воззренчески нейтральном) государстве все общественные объединения должны быть отделены от государства и иметь равный правовой статус».

В указанном контексте, «применительно к междуна­родному праву предлагаю применять понятие «междуна­родно-правовой мировоззренческий нейтралитет субъектов международного права», под которым следует понимать ин­дифферентность государств и иных управомоченных субъек­тов международного права по отношению к мировоззренче­ской сфере во всех ее правомерных проявлениях».

К основным признакам международно-правового миро­воззренческого нейтралитета субъектов международного пра­ва (государств и иных управомоченных субъектов) относятся следующие: неидентификация мировоззренческой сферы (в силу невозможности создания правовых критериев, в т.ч. несоответствия принципу правовой определенности и со­временной юридической техники); индифферентность в ми­ровоззренческой сфере, т.е. отказ от специальных политики, органов, контроля (невмешательство при условии соблюдения закона); запрет дискриминации индивидов и их объединений в т.ч. по мотивам мировоззренческой принадлежности; юри­дическое равенство общественных некоммерческих объедине­ний; отказ от специальных отношений с мировоззренчески­ми объединениями (отношения осуществляются на общих с общественными некоммерческими объединениями основани­ях); отказ от специальных привилегий и ограничений для ми­ровоззренческих объединений (отделение и равноудаленность от мировоззренческих организаций); отказ от юридического закрепления, какого либо мировоззрения и/или идеологии в качестве государственных и/или доминирующих; обеспечение системы гарантий реализации свободы мировоззренческого выбора каждому индивиду; отказ от формирования межпра­вительственных организаций по мировоззренческим основа­ниям; мировоззренчески ориентированные государствопо­добные образования, народы, борющиеся за независимость, международные неправительственные организации и иные субъекты МП в сфере международных отношений обязаны со­блюдать принципы мировоззренческого нейтралитета, при­знанные международным сообществом.

В качестве вывода, следует отметить исключительную важность мировоззренческого нейтралитета государств и дру­гих субъектов международного права для реализации между­народно признанных прав человека, включая свободу совести. С учетом современных глобальных процессов необходимо закрепить принцип мировоззренческого нейтралитета госу­дарств и других субъектов международного права в качестве одной из основ прогрессивного развития международного права в интересах устойчивого развития. Представляется це­лесообразным инициирование международной программы «Мировоззренческий нейтралитет государств и других субъектов международного права в условиях современных гло­бальных процессов» в рамках универсальных международных организаций.

БУРЬЯНОВ Сергей Анатольевич
кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права и прав человека Юридического института Московского городского педагогического университета