Введение. С момента вступления с силу Договора о Европейском Союзе (Маастрихт, 7 февраля 1992 г.) развивается дискуссия о природе и динамике интеграционных политических процессов в Европе. Институциональная трансформация Европейского Экономического Сообщества в Европейский Союз (ЕС) поставила на повестку дня вопрос о том, насколько глубоко международная организация может вмешиваться во внутреннюю компетенцию государств-участников.
С одной стороны, наличие общей валюты, попытки принятия Конституции ЕС в 2004 году и прямые выборы в Европейский парламент свидетельствуют о возникновении государства, с демократическим образом сформированными органами власти, монетарной системой и общим политическим пространством. С другой стороны, каждое государство в составе ЕС защищает свои национальные интересы, и сформировавшийся наднациональный политический класс не имеет всей полноты суверенной власти, реализуя лишь конкретную согласованную со всеми национальными правительствами компетенцию. Лиссабонский договор от 13 декабря 2007 г. создал множество возможностей для развития ЕС, однако не смог разрешить всех политических противоречий внутри Союза.
В начале XXI века американский учёный Алек Стоун Свит (Alec Stone Sweet) точно охарактеризовал механизм европейского наднационального конституализма, показав то, как Суд ЕС управляет посредством прецедентов, распространяя на общий европейский рынок действие доктринальных норм, которые определяют аргументацию в процессе принятия решений юристами, судьями и государственными органами. Современные исследования демонстрируют, что такая система управления может стать вызовом системе либеральных конституционных ценностей поскольку использует административную юрисдикцию европейских институтов. Немецкий профессор права Йоханнес Заурер (Johannes Saurer) отмечает, что в процессе регулирования рынка взаимодействие «наднациональных и национальных властей в ЕС существенно отличается от разделения полномочий между федеральной властью и администрацией штатов в федеративной системе США», так как динамика европейской интеграции прослеживается в подотчетности (accountability) как функции«сетевых институциональных отношений, которые связывают европейские административные единицы как с наднациональными, так и с национальными форумами подотчетности». Представляется, что основной проблемой в интеграционных формах государственного устройства является политическая и правовая ответственность государственного аппарата за последствия принимаемых административных решений.
Цели и задачи наднационального управления. Идея создания наднациональной федерации в Европе приобрела характер антивоенной цели в работах американского политолога Льюиса Декстера (Lewis Anthony Dexter), однако гипотетическая и реальная картина «последствий наднационального федерализма» оказались принципиально различными. В условиях современных европейских реалий итальянский специалист в области сравнительного правоведения Марко Дани (Marco Dani) утверждает, что «наднациональная исполнительная власть (supranational executive), в силу своего предоминирования и этоса, коррумпирует и постепенно вытесняет национальные конституционные демократии, придавая все более постполитический характер европейскому публичному праву». Деполитизация экономики и интеграция рынков становятся самоцелью в современных условиях.
Различного рода глобальные системы международного общения стали оказывать непосредственное влияние на государственность и суверенитет, формируя правосознание на наднациональном уровне. По справедливому мнению А.А. Канунникова «субъекты гражданского общества, не зависящие от национальных правительств и имеющие свои наднациональные объединения, могут открыть новые возможности для создания новой модели управления». Однако наднациональное управление должно опираться на проверенные, традиционные формы мотивации к труду и легитимации конкретных проявлений власти. Профессор А.О. Иншакова обоснованно полагает, что «создание легитимной нормативно-правовой базы в глобализирующемся социальном пространстве неразрывно связано со стратегиями дискурса масс-медиа, обладающего мощным потенциалом для создания общественного мнения ...». Очевидно, что общественный контроль над интеграционными процессами имеет обычно правовую, демократическую природу.
Формирование на региональном уровне интеграционных союзов, подобных ЕС, предопределено экономическими реалиями глобальной конкуренции. При этом на национальном уровне необходимы трансформации социального уклада, традиционной экономики и правового базиса её функционирования. Главный научный сотрудник отдела социальных и политических исследований Института Европы Российской академии наук М.В. Каргалова наглядно демонстрирует необходимость реформ в ЕС, отмечая, что «факт неплатежеспособности систем пенсионного обеспечения несомненно вызовет нарастание социального недовольства в ближайшие годы и, возможно, банкротство пенсионных систем. Пенсионные фонды могут оказаться перегруженными за счёт наплыва иммигрантов. Опасность несут и неассимилирующиеся диаспоры». Аналогичные проблемы актуальны на постсоветском пространстве. В рамках Содружества Независимых Государств (СНГ) и Евразийского Экономического Союза (ЕАЭС) существуют принципиальные проблемы взаимосвязи наднационального управления с улучшением качества жизни населения.
Для наднационального управления, вне зависимости от политической обстановки, не существует альтернатив задаче «по обеспечению реальной демократии, научно-технического прогресса и устойчивого развития». Профессор С.Ю. Кашкин обоснованно полагает, что «интеграционное право . представляет собой перманентный поиск своего рода "обобщенной оптимальной правовой модели" реально функционирующего правового регулирования интеграционных отношений на конкретный период.». Формирование общего рынка интеграционного объединения требует постоянных усилий со стороны наднациональных институтов по созданию политико-правовых механизмов взаимодействия между суверенными субъектами как внутри интеграционного объединения, так и с привлечением суверенных партнёров. Такое партнёрство, однако, сталкивается с рядом проблем.
Во-первых, всеобщее признание личных и политических прав граждан требует «универсальных (cosmopolitan) реформ международного экономического права и более действенных средств судебной защиты (judicial remedies) транснационального правопорядка»[8]. Во-вторых, широко известно, что «проблема поддержания конкуренции на должном уровне являлась одной из основных экономических и институциональных задач и в то же время трудностей для сообщества». В-третьих, поскольку опыт реализации судебных доктрин ЕС демонстрирует способность конституционных судов корректировать нормы права межправительственной и технократической природы, наносящие ущерб национальным конституционным принципам, постольку во избежание принципиальных споров и конфликтов необходимо согласование представлений об основах публичного порядка и правовом государстве на уровне интеграционного объединения государств.
Таким образом, наднациональное управление использует правовые, экономические и политические методы организации взаимодействия между государственными аппаратами стран, участвующих в процессах международной интеграции. При этом экономические по своей природе интеграционные цели обуславливают гибкость правовых методов обеспечения национального благосостояния в условиях международной интеграции.
Правовые формы взаимодействия интеграционных объединений. Широкая международная интеграция полезна для инфраструктуры государств, поскольку она способствует техническому прогрессу и экономическому развитию, однако в национальной экономике могут возникнуть трудности при сохранении там традиционной экономической модели. Сбалансированность экономических интересов государств - участников интеграционных процессов является необходимым условием членства в ЕС. На интеграционные процессы существенное влияние оказывает экономическая ситуация в государствах - партнёрах, которые активно взаимодействуют с ЕС в экономическом плане. Формирование общих для ЕС и ЕАЭС сегментов рынка проблематично в силу того обстоятельства, что институциональная интеграция ЕС отличается от тех принципов международного публичного права, что лежат в основе ЕАЭС как международной организации.
Исследования показывают, что ЕС весьма осторожно относится к политическим процессам, которые отражают тренд евразийской интеграции в СНГ и ЕАЭС. В сложных политических условиях «конкуренция интеграций» и украинский кризис отражают инструменты политической борьбы и имеют весьма ограниченное правовое значение. Использование политической повестки в национальных и наднациональных интересах становится инструментом доминирования и протекционизма, разрушающим правовой порядок, установленный Всемирной торговой организацией (ВТО).
Сложившиеся в формате ЕС механизмы поддержания единства«пространства свободы, безопасности и правосудия» достаточно часто оказываются далеки от принципа справедливости в решении экономических проблем государств и защиты интересов предпринимателей. Суд ЕС в значительной степени способствует созданию общего правового пространства ЕС, так как он наделён широкими правомочиями по правоприменению (Art. 9 F, Treaty of Lisbon 17.12.2007 C306/1). Однако политика правоприменения со стороны европейских институтов оказалась недостаточно гибкой, чтобы предотвратить ситуацию с «Brexit» и политические разногласия по вопросу миграционного кризиса. Практика обеспечения справедливости рамках ЕАЭС также предполагает функционирование наднационального Суда ЕАЭС (ст. 19 Договора о Евразийском экономическом союзе» Астана 29.05.2014) (ред. от 11.04.2017)), однако прямое действие права ЕАЭС и юрисдикция Суда ЕАЭС не ограничивают суверенитет государств участников, оставляя значительное пространство для политического разрешения противоречий.
Основные формы наднационального управления предполагают государственно-частное партнёрство с участием транснациональных корпораций и международных неправительственных организаций. Ряд неправительственных организаций в Европе «имеют международный статус и объединены в рамках Конференции международных неправительственных организаций (МНПО), действующей в структуре Совета Европы (СЕ)». При этом, как справедливо отмечает профессор А.В. Кузнецов, «полноценной корпоративной интеграции в СНГ не возникло». Структуры ЕАЭС также не в полной мере обеспечивают консолидацию усилий бизнеса на пространстве евразийской интеграции. Вместе с тем, следует признать, что не только «конкуренция за развитие проектов международных транспортных коридоров (МТК) будет возрастать», но также будет наблюдаться чрезвычайно плотная конкуренция на региональных рынках ЕС и ЕАЭС.
Реагирование на происходящие в мире изменения требует модернизации законодательных подходов к регулированию интеграционных процессов. По справедливому замечанию российских учёных С.В. Бахина и Ю.К. Бекетовой, наблюдаются существенные изменения в содержании и методике заключения двусторонних инвестиционных договоров (ДИД). Потенциальными контрагентами России в настоящее время «являются не только государства, но и объединения государств, международные организации, иные образования. Такое расширение круга участников ДИД отражает происходящие в международных отношениях процессы, в частности передачу некоторых полномочий интеграционным группировкам»[16]. Вместе с тем недостаточно признавать специальную правосубъектность участников интеграционных процессов, необходимо создавать собственные привлекательные интеграционные проекты.
Государственно-частное партнёрство необходимо для реализации проектов с использованием государственных инвестиций на основе равноправного сотрудничества, причём как внутри интеграционных союзов, так на всём евразийском интеграционном пространстве от Лиссабона до Владивостока. Не удивительно, что масштабные исследовательские проекты, сочетающие частное и государственное финансирование и направленные на решение технических задач, составляют основу европейских научных исследований. Очевидно, что рациональность инвестиционной деятельности повышается в результате привлечения частного капитала, в то время как государственное участие обеспечивает гарантии безопасности проектов, рассчитанных на углубление экономической интеграции в том числе между ЕС и ЕАЭС.
Наднациональное управление не должно использоваться против национальных экономических интересов, так как механизмы императивного вмешательства могут приводить к превалированию дезинтеграционных тенденций. Так, в частности, результатом вмешательства коммунитарных институтов ЕС в британскую экономическую политику стал референдум 23 июня 2016 года, где 51,9% британцев проголосовали за выход страны из ЕС. Такое решение фактически продемонстрировало ответственность ЕС за экономические трудности отдельной страны. Финансовое управление ЕС (EU financial governance), являясь одним из ключевых элементов наднационального управления, станет значительно слабее после выхода Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии из состава ЕС.
Единый рынок требует не только общих антимонопольных норм, но и единого механизма финансового контроля, который выступает частью механизма оценки рисков и прогнозирования. Интеграционное взаимодействие ЕС и ЕАЭС в этом контексте должно включать в себя координацию работы финансовых агентств интеграционных объединений.
Правовые гарантии единства общего рынка интеграционных союзов предполагают гармонизацию понятийного аппарата и принципов регулирования торговых отношений. Принцип целесообразности - центральный элемент правового режима интеграции в ЕС. Специалист по антимонопольной политике Европейской комиссии Кирил Риттер (Cyril Ritter) отмечает, что формальное «определение рынка полезно только в той степени, в которой оно помогает проанализировать, есть ли вред. Определение рынка - это инструмент, а не конечная цель. Конечная цель - выяснить, есть ли вред». Регламенты и директивы ЕС достаточно часто непоследовательны по части дефиниций, но чрезвычайно скрупулёзны в вопросе оценки результатов имплементации директив и исполнения требований регламентов.
Соотношение национального законодательства и наднационального права в ЕС предполагает верховенство права ЕС, в то время как политика ЕАЭС в этом вопросе фактически обратная. Ряд немецких экономистов полагает, «что национальные стандарты сами по себе препятствуют торговле в европейских цепочках создания стоимости, в то время как европейские и международные стандарты способствуют торговле». Положительное влияние международных стандартов отражается на импорте в Европу из третьих стран и являются центральным элементом в системе взаимодействия ЕС и ЕАЭС. Как представляется, следуя именно этой логике, ЕС в целом последовательно содействовал присоединению России к ВТО.
Вопрос об обязательности решений наднациональных судебных органов отражает потенциал судебной защиты прав граждан и затрагивает проблему государственного суверенитета. Следует признать, что не все политические силы в ЕАЭС и ЕС заинтересованы в создании общего рынка. Американский профессор Лейна Мосли (Layna Mosley), опираясь на исторические факты, полагает, «что внутриполитические институты, а также интересы часто приводят к неспособности правительств применять глобальные кодексы и стандарты». Для преодоления этого тренда активно используется мягкое право, которое в рамках глобального экономического правления (global economic governance) создаёт сетевые структуры государственно-частного партнёрства для «создания стандартов, лучших практик и норм».
Заключение. Правовая основа наднационального управления регулирует софинансирование корпорациями и государством интеграционных инициатив, способных обеспечить устойчивое экономическое развитие. Государственно-частное партнёрство в ЕС является инструментом повышения конкурентоспособности хозяйствующих субъектов в масштабах глобальной экономики. Применение правовых средств разрешения экономических споров в ЕС возможно только при учёте особенностей национального конституционного и регионального правопорядка, которому механизмы наднационального управления должны в полной мере соответствовать.
МИШАЛЬЧЕНКО Юрий Владимирович
доктор юридических наук, профессор кафедры конституционного и международного права Санкт-Петербургского института Всероссийского государственного университета юстиции
АЛЕКСЕЕВ Георгий Валерьевич
кандидат юридических наук, доцент кафедры конституционного и международного права Санкт-Петербургского института Всероссийского государственного университета юстиции