На протяжении первого десятилетия советской власти СССР выступал в роли знаменосца универсалистских, мессиан­ских идей глобального масштаба, свойственных тогда европей­ской интеллектуальной традиции. 2 ноября 1917 г. была подпи­сана Декларация прав народов России. Французский правовед Р. Давид, анализируя состояние энтузиазма, охватившего боль­шевистских лидеров осенью 1917 года, выделяет их надежды на скорое отмирание государства: «Работа, проделанная в период военного коммунизма, носит отпечаток чего-то нереального. Складывается впечатление, что хотели сразу перейти к комму­нистическому обществу, минуя предсказанный Марксом со­циализм. В первой Конституции РСФСР 1918 г. нет даже слова «государство». Было провозглашено право народов на самоопре­деление (Декларация прав народов России)».

Напомним, что анархические иллюзии большевиков в 1917 году выражаются и во временном отказе от профессиональной армии как орудии угнетения народа, которую они заменили принципом «всеобщего вооружения народа», объективно сло­жившегося в результате последствий трех лет войны в обще­стве. Само понятие «милиции», учрежденной 10 ноября 1917 года было призвано подчеркнуть ставку нового, претендующего на монополию в понимании справедливости и ее практическо­го воплощения советского государства на принцип ополчения, естественно следовавший из доктрины «всеобщего вооружения народа». Но его классический образец В. И. Ленин и «Отцы-основатели» США знали по республике Древнего Рима. Близкие по содержанию «дух и цель» в политическом строительстве сво­бодного по замыслу государства обнаруживаются в аналогичной ставке на «всеобщее вооружение народа» в начальный период формирования американского конституционализма. Второй по­правкой к Конституции США Конгрессу запрещалось ограничи­вать «право хранения и ношения оружия для содействия мили­ции и «обеспечения безопасности свободного государства». Но ведь и большевики в первые месяцы формирования Советского государства делали ставку на «всеобщее вооружение народа» и декларировали отказ от профессиональной армии как угрозы правам «трудящегося и эксплуатируемого народа». Это не слу­чайное совпадение.

Истоки универсального демократического мировоззрения, способного остановить произвол государственной бюрократии, удачно выразил американский писатель Р. Хайнлайн. Выражая эмоции главного героя романа «Чужак в чужой стране», стол­кнувшегося с перспективой конфликта с правительством США, автор явно выражал свою точку зрения: «Идея прищемить на­чальникам хвост приводила почтенного престарелого доктора в полный восторг. Расточительная природа двойной, а то и трой­ной мерой отпустила ему важное, имеющееся у каждого амери­канца качество: склонность к анархии».

Присущая большевистским декларациям склонность к превознесению труда также совпадает с протестантским отно­шением к труду не как к наказанию за грехи, но как к почетному призванию. Сложный вопрос, какая сторона была более после­довательна: протестантский догмат о творческом и ответствен­ном отношении к индивидуальному труду как личной Миссии участия в неведомом Промысле Божьем или закрепление в советских Конституциях гарантированного права на труд, ко­торое, в отличие от многих других советских конституционных прав и свобод, отнюдь не было «декларативным».

Ш Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских де­путатов, открывшийся 10 января 1918 г. и объединившийся с Ш Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов, при­нял Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого наро­да. Декларация фактически постулировала принципы нового общественного строя, обнаружив в содержании и духе отсут­ствие каких-либо национальных границ, что также отражает ее претензию на идеологическую роль в осуществлении миссии Мировой революции. Декларированы были национализация земли, банков, всеобщая обязанность трудиться, задача уничто­жения эксплуатации человека человеком.

Г. Берман отмечает «общего предка в мире христианства» для правовых принципов социализма и либеральной демокра­тии, несмотря на все различия. Советский «Моральный кодекс строителя коммунизма», который советские школьники учи­ли наизусть, являлся основой советской правовой политики, включая среди прочих принципы, напоминающие идейные постулаты пуританизма: «сознательный труд на благо обще­ства — кто не работает, тот не ест»; «честность и правдивость, моральная чистота, скромность, нетребовательность в обще­ственной и личной жизни», «бескомпромиссное отношение к несправедливости, паразитизму, нечестности, карьеризму, стяжательству», «бескомпромиссное отношение к врагам ком­мунизма», «братская солидарность с трудящимися всех стран и со всеми народами». Советские законы поразительно напоми­нают пуританский кодекс Массачусетсской колонии, «Корпус свобод» 1641 года в его наказании идеологических отклонений, безделья и личной аморальности. Применение для достиже­ния утопической мечты сильных мер принуждения и офици­ального права еще раз напоминает политику пуританских кон­грегаций XVII-XVIII веков.

Система Советской власти, реализовавшая на практике идеалы теорий социализма XIX века, в ХХ веке предложила, на первый взгляд, намного более эффективную социальную программу в условиях повсеместного кризиса политической демократии, проявлявшегося в экономическом разорении социальной опоры либеральной демократии и конститу­ционализма в лице «среднего класса», представители кото­рого в большом количестве пополняли ряды «трудящихся и эксплуатируемых». С учетом этих факторов и строился ле­нинский план «кавалерийского набега» на капитал с целью спровоцировать марксистскую модель мировой революции «одновременно» во всех странах. Этот план едва не осуще­ствился в результате похода Западного фронта во главе с М. Н. Тухачевским и И. В. Сталиным на Варшаву. Поражение вынудило лидеров большевиков перейти к политике постро­ения социализма в «отдельно взятой стране» при сохранении ориентации на мировую революцию в будущем. И пораже­ние в 1920 году заставило В. И. Ленина выработать советскую модель конституционного строя, совмещавшую проверен­ные временем принципы равенства с идеалами социализма.

Советский социализм - многообразное явление ХХ века, отрицавшее формальность и «лживость» «буржуазных» прав и свобод, породивших «буржуазные» государства и конституции. Острый конфликт с традиционными религиозными института­ми как одна из программных установок советского социализма наряду с захватывающей дух миллионов современников док­триной «Мировой революции» сами по себе отражают внеш­нее сходство с Реформацией и Просвещением.

Также с внешней стороны наглядно проступает сходство культа равенства, образования и науки в качестве ведущих «ин­струментов» преобразования социального строя к более высо­кой ступени прогресса. Культ образования в США с формаль­ной стороны также уступает общедоступности образования в СССР, основанного на ленинском лозунге «учиться, учиться и учиться». Для американского и советского общества характерна идеологическая опора на науку как результат равного доступа к образованию, которая находит последовательное закрепление в советских Конституциях, но никак не отражена в конституци­онном законодательстве США. Опора «кремлевских мечтате­лей», как идеалистов системных социальных преобразований мирового масштаба на конституционный опыт США и Вели­кой Французской революции, очевидна в ставке на равенство, из которой логично вытекает заимствование формы источни­ков права. Декларации ноября 1917 и января 1918 годов первые в отечественной конституционной истории после Декларации 1780 года. Совпадает мотив борьбы с дискриминацией во всех ее проявлениях. Пионерская организация для всех советских людей является неотъемлемым признаком советского строя, а ее название буквально передает «американский» смысл поня­тия «пионер» как первопроходца, знакомого многим поколе­ниям по названию романа Ф. Купера «Пионеры». Ленинский императив НЭПа был выражен в задаче «хозяйствовать лучше капиталиста». Не менее примечательным элементом сходства является умение В. И. Ленина как «отца-основателя» советского социального «эксперимента» сочетать политический прагма­тизм с нерушимой верой в достижимость социалистических идеалов. Жестокость в подавлении классового врага напомина­ет по ожесточению религиозные войны эпохи Реформации.

И главный элемент признания идеологами Советской вла­сти универсальности американского конституционного опыта заключается в том, что по воле В. И. Ленина впервые в истории отечественного государства и права в 1922 году учреждается «американская» форма государственного устройства - Феде­рация, прежде имевшая место в России только в конституци­онных проектах А. Н. Радищева и Н. М. Муравьева. Само на­звание и идеологическая цель «Конституции Союза Советских социалистических республик» показывает ее отличие от всех «национальных» конституций Нового и Новейшего времени. Начало Новейшего времени обуславливается в науке именно с появлением «советской модели» государства, претендующей аналогичной американскому конституционному универсализ­му на наднациональную функцию осуществления Мировой революции, от которой советское правительство официально отказалось только в 1943 году. Аналогичные черты по духу и форме имеют место только в Конституции США.

Выбор формы ведущих источников советского права, ле­гитимизирующих советское государство как «первое в мире» - Декларации и Конституции СССР, отражает допускаемую правительством В. И. Ленина преемственность.

Указанные моменты с самого начала отражают настрой со­ветского правительства на соревнование по отношению к США при характерной прежде именно для американских конституцио­налистов уверенности в «преимуществах советского общественно­го строя» по сравнению со всеми зарубежными странами.

НОВИКОВА Оксана Ивановна
кандидат исторических наук, доцент кафедры международного права и международных отношений Института права Башкирского государственного университета

РУДМАН Марк Наумович
кандидат исторических наук, доцент кафедры теории государства и права Института права Башкирского государственного университета