Обзоры

Евразийский юридический журнал

Кутафинские чтения

Гармонизация российской правовой системы в условиях международной интеграции

Заседание клуба юриста-международника на VI Международной научно-практической конференции «Гармонизация российской правовой системы в условиях международной интеграции» (Кутафинские чтения).

№ 4 (71) 2014г.

С 3 по 5 апреля 2014 г. совместными усилиями Москов­ского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) и Института законодательства и срав­нительного правоведения при Правительстве Российской Фе­дерации был организован Московский юридический форум. В рамках Форума были проведены VI Международная науч­но-практическая конференция «Гармонизация российской правовой системы в условиях международной интеграции» (Кутафинские чтения) и XIII Международная научно-практи­ческая конференция молодых ученых «Традиции и новации в системе современного российского права», а также множе­ство презентаций, отраслевых конференций, «круглых сто­лов», семинаров.

В рамках Московского юридического форума 3 апреля в зале Диссертационного совета МГЮА с 15 до 18 ч. состоя­лось очередное заседание межвузовского Клуба юриста-меж- дународника, посвященное проблемам кодификации между­народного права. Гостем Клуба стала Мария Владимировна Заболоцкая, первый секретарь Министерства иностранных дел Российской Федерации, которая выступила с экспертным докладом по данной теме. М. В. Заболоцкая занимается во­просами кодификации международного права с 2000 г. Она являлась помощником трех членов Комиссии международно­го права ООН (КМП ООН) — И. И. Лукашука, В. И. Кузнецо­ва, Р. А. Колодкина, длительное время работала в Нью-Йорке в Постоянном представительстве РФ при ООН, где прини­мала участие в обсуждении докладов, подготовленных КМП ООН. Комиссия подготовила огромный массив проектов до­кументов, принятых впоследствии государствами в качестве международных договоров: Венской конвенции о праве меж­дународных договоров 1969 г., Венской конвенции о диплома­тических сношениях 1961 г., Венской конвенции о консульских сношениях 1963 г., Конвенции ООН по морскому праву 1982 г.

   Начиная с 2000-х гг. наблюдается новый всплеск активности Комиссии: подготовлены Статьи об ответственности госу­дарств за международно-противоправные деяния 2001 г., Ста­тьи о трансграничном ущербе при осуществлении опасных видов деятельности 2001 г., Статьи о дипломатической защите 2006 г.

Докладчица охарактеризовала основные положения каж­дого из документов последнего времени, проекты которых были подготовлены в рамках КМП ООН и представлены вни­манию Генеральной Ассамблеи ООН (ГА ООН) и указала, по каким направлениям работа еще продолжается.

Тема об ответственности государств за международно-про­тивоправные деяния 2001 г. является наиболее общим проек­том. Она рассматривается в Комиссии начиная с 1949 г. Проф. Дж. Кроуфорд подготовил новый проект, в котором он ушел от спора об ответственности за преступления. Используя тер­минологию Международного суда ООН, Дж. Крофорд выде­ляет нормы двусторонние и erga omnes (перед международным сообществом в целом). В первом случае при нарушении норм к ответственности призывает пострадавшее государство, во вто­ром случае к ответственности может призвать любое государ­ство. Спорным вопросом остается применение контрмер, или односторонних мер, государством, пострадавшим от наруше­ния (в первоначальном проекте — любым государством). Про­тив идеи коллективных мер выступила Россия, США, напротив, эту идею поддерживали. Частным случаем контрмер являются санкции. Среди обстоятельств, исключающих противоправ­ность деяния, с подачи англосаксонских государств остался институт необходимости (necessity). Предполагается, что мо­гут иметь место нарушения норм международного права, если того требуют ценности высшего порядка.

Статьи о дипломатической защите 2006 г. были подготов­лены усилиями г-на Дюгарта (ЮАР). В процессе подготовки проекта он в отношении каждой статьи готовил два-три ва­рианта. Можно ли осуществлять дипломатическую защиту при помощи силы? КМП ООН решила, что речь должна идти только о мирном разрешении споров. Другим спорным во­просом является требование исчерпания внутренних средств правовой защиты. Остается неясным, как быть, если между государством и гражданином нет правовой связи.

Статьи об ответственности государств за международно­противоправные деяния 2001 г. и Статьи о дипломатической защите 2006 г. были представлены в Генеральную Ассамблею ООН. Генассамблея приняла их к сведению и предложила Секретариату обобщить международную и национальную су­дебную практику, чтобы проиллюстрировать каждую статью из Статей об ответственности государств 2001 г. Последний раз они обсуждались на сессии ГА ООН в 2013 г. Остается от­крытым вопрос о том, нужна ли конвенция в данной сфере. Англосаксонские государства (Соединенные Штаты Америки, Великобритания, Канада, Новая Зеландия) выступают против принятия конвенции, Россия — за принятие конвенции. Во­прос был отложен еще на два года.

Проект Статей об ответственности международных органи­заций за международно-противоправные деяния был завер­шен в 2010 г. КМП ООН работала над ним десять лет. В каче­стве основы были взяты Статьи об ответственности государств за международно-противоправные деяния 2001 г., и основные положения Статей были продублированы в отношении меж­дународных организаций. При поиске ответа на щекотливый вопрос о том, в какой мере государства несут ответственность за деятельность международных организаций, КМП ООН ру­ководствуется концепцией эффективного контроля: тот субъ­ект, который осуществляет контроль, несет ответственность за возможные негативные последствия. Международные орга­низации такой подход не одобряют, однако государства-члены международных организаций вполне довольны. Докладчица привела пример, указав на миротворческие операции ООН. В ходе таких операций национальные военные контингенты подчинены своему верховному командованию, председатель­ство Генерального секретаря ООН является юридической фикцией. Проект Статей об ответственности международных организаций за международно-противоправные деяния был представлен в ГА ООН и также принят к сведению.

В ходе кодификации норм об ответственности за действия, не запрещенные международным правом, КМП ООН под­готовила два документа — Статьи о предотвращении транс­граничного ущерба от опасных видов деятельности 2001 г. и Принципы распределения убытков в случае причинения трансграничного ущерба в результате осуществления опасных видов деятельности 2006 г.

КМП ООН также разработала проект, посвященный юрис­дикционным иммунитетам государств, и ГА ООН в 2004 г. приняла одноименную конвенцию по причине особой прак­тической важности рассматриваемых вопросов. Конвенция за­крепила понятие ограниченного иммунитета государств (jure gestionis). Поскольку в конвенции участвует в настоящее время менее 30 государств, она еще не вступила в силу. Иммунитет государств издавна считался примером международно-право­вого обычая. Однако не является ли тот факт, что многие го­сударства не присоединились к Конвенции 2004 г. свидетель­ством негативного opinio juris? Вопрос остается открытым.

КМП ООН разработала проект, кодифицирующий нор­мы о последствиях вооруженных конфликтов для междуна­родных договоров и научное исследование по фрагментации международного права.

В 2011 г. Комиссия подготовила весьма объемные Руково­дящие принципы по различным аспектам оговорок к между­народным договорам (свыше тысячи страниц). Докладчиком выступал Алан Пеле — автор комментария к Уставу ООН, представитель Российской Федерации в Международном Суде ООН при рассмотрении спора Грузия против РФ в 2008 г.

Представленный проект обсуждался в Шестом комитете ГА ООН. Резко негативно высказался представитель Китая, ука­зав на то, что международное право не может регулировать все действия. Он образно сравнил международное право с са­дом, в котором роза растет на поляне. Вместе с тем предста­вители других государств назвали подготовленный документ уникальным и важным для каждодневной работы, так как в нем обобщена сложившаяся практика по данному вопросу. В итоге Шестой комитет ГА ООН поблагодарил КМП ООН за проведенную работу и этим ограничился.

В проекте А. Пеле присутствует ряд спорных момен­тов. Во-первых, это вопрос о действительности оговорок. Он возник в контексте прав человека в деятельности Комитета по правам человека, других международных комитетов по до­говорам в области прав человека, а также Европейского суда по правам человека. Все они пришли к выводу о том, что по­следствия оговорок должны применяться в том виде, как это формулирует Венская конвенция о праве международных до­говоров 1969 г. в ст. 21. Если оговорка противоречит объекту и цели договора, то она недействительна. Во-вторых, вопро­сы вызывали поздние оговорки, сделанные государством че­рез некоторое время после присоединения к договору. Мо­жет ли государство выйти из договора, а спустя некоторое время присоединиться к нему, сделав оговорку? Здесь был найден следующий компромисс: государство может сделать позднюю оговорку, если против этого не возражает ни одно государство. В-третьих, не утихают споры по поводу conditional declarations — заявлений государств, в которых они указывают на то, что будут применять положения договора при условии их толкования определенным образом. Вместе с тем большим достижением М. В. Заболоцкая назвала концепцию «диалога по оговоркам», сложившуюся на практике. Имеет место сле­дующая последовательность действий: государство форму­лирует оговорку, после чего другие государства задают ему вопросы, государство на них отвечает и в случае неудовлетво­рительных ответов его призывают отозвать оговорку.

Следующие темы КМП ООН рассматривает в качестве новых, нуждающихся в разработке: иммунитет должностных лиц государства, формирование международного обычного права, временное применение и последующая практика при­менения международных договоров, защита окружающей среды в связи с вооруженными конфликтами, защита атмос­феры. В ближайшее время, вероятно, будет также внесен для рассмотрения вопрос преступлений против человечности.

Рассмотрение темы иммунитета должностных лиц го­сударства было инициировано представителем РФ в КМП ООН Р. А. Колодкиным. На заседании Комиссии в мае 2014 г. эта тема станет главной для обсуждения. При обсуждении данной темы государства разделились в своих подходах на две группы: часть из них выступала за наиболее полный иммуни­тет должностных лиц, другая — за абсолютный иммунитет, который, в числе прочего, выступает непреодолимым препят­ствием для привлечения к ответственности за нарушения прав человека. По словам докладчицы, «поборников расширенной концепции иммунитета мало».

КМП ООН не подвергает сомнению существование им­мунитетов и выделяет два их типа: личный (rationae personae) и функциональный (rationae materiae). Личный иммунитет распространяется на главу государства, главу правительства, главу министерства иностранных дел. Звучат предложения распространить его на министра обороны, председателя пар­ламента, министра торговли. Под иммунитет rationae materiae подпадают действия любого лица, находящегося при ис­полнении служебных обязанностей. Обсуждению подлежит вопрос о том, как это должно быть оформлено — вероятно, нотой государства. Любой иммунитет имеет естественное ограничение во времени: он действует только в период испол­нения служебных полномочий. Именно такой подход возоб­ладал в Комиссии. Какие действия являются нарушениями иммунитета? Эксперты Комиссии считают правомерными все действия, которые не являются принудительными. Таким образом, можно возбудить уголовное дело, но нельзя выдать ордер на арест.

Подготовкой документа, посвященного формированию международного обычного права, занимается Майкл Вуд, в прошлом директор Правового департамента британского Foreign Office. Традиционно считается, что признаками обыч­ной нормы в международном праве являются практика госу­дарств и opinio juris. Остаются вопросы о том, можно ли счи­тать opinio juris сформировавшимся, если решение принимает Генеральная Ассамблея ООН или Международный Суд ООН? Возникает вопрос о таком понятии, как нормы jus cogens — до сей поры Комиссия предпочитала не использовать этот термин.

В КМП ООН назначен специальный докладчик, занимаю­щийся и вопросами временного применения и последующей практики применения международных договоров. Решение о временном применении договора принимается органом исполнительной власти. В некоторых странах в процедуру во­влекается парламент, однако при этом теряется необходимая оперативность. Вопросы последующей практики применения договоров должны рассматриваться в контексте ст. 31 Вен­ской конвенции о праве международных договоров 1969 г., содержащей общее правило толкования. Однако докладчик стремится смешать основной способ толкования, предпола­гающий опору на текст договора, и дополнительные средства толкования (travaux preparatoires). Российский подход заклю­чается в том, что в первую очередь при толковании договора надо отталкиваться от его текста — в советские годы эту пози­цию отстаивал А. Н. Талалаев.

Очень спорной представляется тема защиты окружаю­щей среды в связи с вооруженными конфликтами, посколь­ку в этой сфере применимы Женевские конвенции о защи­те жертв войны 1949 г. и протоколы к ним. Специальный докладчик Комиссии Мари Якобсон (Швеция) предлагает рассматривать эти вопросы комплексно, подвергая анализу ситуацию до и после конфликта. Российская Федерация на­строена скептически, однако не блокирует работу в этом на­правлении.

Началась работа по подготовке документа, посвященного защите атмосферы. Японский спецдокладчик заявил о том, что не будет рассматривать в ходе своей работы вопросы воз­душного и экологического права.

Представитель США в КМП ООН предложил разра­ботать конвенцию о преступлениях против человечности. За этим проектом — большая политическая воля. Понятие «mass atrocities» очень емкое, сюда входят и международные преступления, и массовые беспорядки внутри отдельно взятого государства. Шестой комитет ГА ООН уже принял во внимание тот факт, что существует идея разработки кон­венции в этой области.

В конце своего выступления докладчица подвела итоги. Она констатировала наличие следующих объективных про­цессов: КМП ООН в последнее время достаточно быстро раз­рабатывает новые документы, международные суды их ис­пользуют, называя кодифицированным обычным правом. Такой подход («fast track», по словам докладчицы) вызывает резонный вопрос о том, требуется ли теперь принятие между­народных конвенций? Похоже, что государства потеряли же­лание связывать себя договорными нормами.

   Ряд вопросов докладчице задали заведующий кафедрой международного права МГЮА К. А. Бекяшев, заместитель заведующего кафедрой международного права факультета права Высшей школы экономики (ВШЭ) В. Н. Русинова и за­ведующий кафедрой международного права факультета права ВШЭ Ю. М. Юмашев. После ответов на вопросы К. А. Бекяшев сердечно поблагодарил М. В. Заболоцкую за ее подробный аналитический доклад. Аудитория согласилась с ним, выразив свою признательность продолжительными аплодисментами.

Далее с докладом на тему «Роль международных организа­ций в кодификации норм международного права» выступил заведующий кафедрой международного и европейского права Казанского (Приволжского) федерального университета, про­фессор, доктор юридических наук А. И. Абдуллин. Он проа­нализировал деятельность двух крупнейших международных организаций, играющих ведущую роль в кодификации норм права интеллектуальной собственности, международного частного права и международного гражданского процесса — Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС) и Гаагской конференции по МЧП. Осветив историю создания ВОИС, являющейся универсальной организацией в сфере интеллектуальной собственности, докладчик остано­вился на международных договорах, разработанных и при­нятых под её эгидой. В их числе Договор о патентном праве 2000 г., Сингапурский договор о законах по товарным знакам 2006 г., Пекинский договор по аудиовизуальным исполнениям 2012 г., Марракешский договор об облегчении доступа лиц с на­рушениями зрения или иными ограниченными способностя­ми воспринимать печатную информацию к опубликованным произведениям 2013 г. Говоря о перспективах деятельности ВОИС, в том числе в области кодификации международных норм интеллектуальной собственности, А. И. Абдуллин обо­значил новые сферы правовой охраны интеллектуальной дея­тельности, среди которых — биотехнологии, доменные имена, аудиовизуальные произведения и др. Остро стоит и проблема адекватной охраны объектов интеллектуальной собственности в связи с их использованием в сети Интернет.

Что касается взаимодействия ВОИС с другими междуна­родными организациями, прежде всего, с ВТО, в сферу регу­лирования которой вопросы интеллектуальной собственности также включены, то, по мнению докладчика, такое взаимодей­ствие чрезвычайно важно, поскольку имеет место ситуация, связанная с созданием автономных механизмов регулирова­ния и охраны интеллектуальной собственности, возникающих в рамках различных международных организаций.

Освещая деятельность Гаагской конференции по МЧП, до­кладчик обратил внимание на то, что в рамках указанной ор­ганизации разработан и принят ряд конвенций, посвящённых вопросам семейного права, наследственных, договорных от­ношений, международного гражданского процесса. Что каса­ется последнего, то конвенции по международному граждан­скому процессу условно могут быть разделены на две группы: 1) международное судебное и административное сотрудни­чество; 2) юрисдикция и приведение в исполнение судебных решений. К первой группе относятся Конвенция по вопросам гражданского процесса 1954 г., Гаагская конвенция, отменяю­щая требование легализации иностранных официальных до­кументов 1961 г., Конвенция о вручении за границей судебных и внесудебных документов по гражданским или торговым де­лам 1965 г., Конвенция о получении за границей доказательств по гражданским или торговым делам 1970 г. В завершение своего выступления А. И. Абдуллин обосновал целесообраз­ность присоединения нашей страны к Конвенции о междуна­родном доступе к правосудию 1980 г., Конвенции о признании и исполнении решений иностранных судов по гражданским и коммерческим вопросам 1971 г. и к Конвенции о соглашени­ях о выборе суда 2005 г.

Старший научный сотрудник отдела международно­го публичного права ФГНИУ «Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ», до­цент, кандидат юридических наук В.Р. Авхадеев представил доклад на тему «Международно-правовой режим Арктики: становление и развитие в современных условиях». Фактиче­ски происходящая битва за ресурсы Арктики предопределяет возникновение между приарктическими государствами юрис­дикционных споров в отношении морских пространств Север­ного Ледовитого океана. Рассматривая международно-право­вой режим Арктики, зарождение которого относится к 1-й половине XIX в. и связано с заключением ряда двусторонних соглашений (Русско-американская конвенция 1824 г., россий­ско-американская Конвенция об уступке Аляски 1867 г. и др.), докладчик отметил, что эти соглашения касались, прежде все­го, вопросов двустороннего сотрудничества, а также разгра­ничения юрисдикции соответствующих государств. Позднее, уже в XX в., происходит интенсификация развития правово­го статуса Арктического региона. Один из первых договоров в этом ряду — Договор о Шпицбергене 1920 г., закрепивший уникальный статус архипелага. Вторая половина ХХ в. ознаме­новалась принятием договоров в сфере международного мор­ского, международного экологического права (Международ­ная конвенция по предотвращению загрязнения моря нефтью 1954 г., Международная конвенция по предотвращению загрязнения с судов 1973 г. (МАРПОЛ) и др.), которые к Ар­ктическому региону могут быть применены лишь при воз­никновении соответствующих чрезвычайных обстоятельств. Единственным «прорывом» в этом смысле явилась Конвенция ООН по морскому праву 1982 г., ст. 234 которой впервые опре­делила правовой режим районов, покрытых льдами в течение большей части года. Однако эта статья распространяет своё действие не только на Арктический регион, но также и на Ан­тарктику. Первым в истории юридически обязательным до­кументом, применимым к отношениям, могущим возникнуть только в Арктическом регионе, стало Соглашение о сотрудни­честве в авиационном и морском поиске и спасании в Арктике 2011 г., вступившее в силу в 2013 г. Обратившись к междуна­родным актам регионального уровня, В.Р. Авхадеев отметил, что значительная их часть принята в форме деклараций, как, например, Декларация об окружающей среде и развитии в Арктике 1993 г., Декларация об учреждении Арктического совета 1996 г. Говоря о сотрудничестве на субрегиональном уровне, докладчик упомянул российско-норвежский Дого­вор о разграничении морских пространств и сотрудничестве в Баренцевом море и Северном Ледовитом океане 2010 г. За­вершая выступление, В. Р. Авхадеев высказал соображение о необходимости принятия в рамках Арктического совета договора по вопросам правового режима Арктики, который учитывал бы все существующие правовые проблемы. Кроме того, следует создать Арктический третейский судебный ор­ган, который бы разрешал правовые вопросы, касающиеся именно этого региона.

С докладом о перспективах совершенствования таможен­ного законодательства Таможенного союза в свете развития интеграционных процессов на Евразийском экономическом пространстве выступила доцент кафедры конституционного и муниципального права Сибирского университета управле­ния — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, кандидат поли­тических наук С. А. Дроздова. Она отметила, что в настоящее время Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) и Феде­ральной таможенной службой РФ (ФТС) проводится большая работа по кодификации законодательства в таможенной сфе­ре. Кроме того, прорабатывается вопрос о внесении измене­ний в Таможенный кодекс Таможенного союза, которые будут касаться преимущественно технических вопросов. Так, ФТС, участниками ВЭД и иными субъектами было внесено в общей сложности более 500 предложений об изменении. Примерно 300 из них приняты ЕЭК к рассмотрению, для чего в составе этого органа сформирована специальная Рабочая группа. Да­лее С. А. Дроздова остановилась на некоторых направлениях совершенствования таможенного законодательства, среди ко­торых дальнейшее развитие электронной формы деклариро­вания, внедрение информационных таможенных технологий, внедрение технологий автоматизированного выпуска товаров в непосредственной близости от пунктов пропуска через тамо­женную границу без открытия процедуры таможенного тран­зита, помещение товара на склад временного хранения (СВХ) на основе предварительного информирования и электронно­го декларирования. Докладчица отметила, что в связи с пере­ходом на электронную форму декларирования таможенные посты переименованы в центры электронного декларирова­ния. Однако эта работа ещё не завершена, поскольку ряд отда­лённых таможенных органов пока не подключён к единой ав­томатизированной системе. В качестве примера были названы Крымская и Севастопольская таможни, мероприятия по ин­теграции которых в единую систему таможенных органов ак­тивно проводятся в настоящее время. Ещё одной важной нова­цией должно стать внедрение системы «единого окна». В этом направлении проводится совместная работа ЕЭК и таможен­ных органов России.

Затем слово было предоставлено ведущему менеджеру ос­новных образовательных программ Балтийского федерально­го университета им. И. Канта Т. Г. Ежовой, выступившей с до­кладом на тему «Международно-правовая защита морской среды от загрязнения в условиях повышения интенсивности судоходства на примере Балтийского моря». Как показывают исследования, примерно % нефти, обнаруженной в морской среде, является результатом интенсивного судоходства. В част­ности, по Балтийскому морю в день проходит около двух тыс. судов, поскольку почти 90% морских перевозок нефти между странами ЕС и Россией осуществляется через Балтику. В свою очередь международно-правовые нормы, обеспечивающие защиту морской среды от загрязнения с судов, принимают­ся как на универсальном, так и на региональном уровне. При этом в рассматриваемом вопросе наибольшее значение имеет универсальный уровень, позволяющий разрабатывать нормы, обеспечивающие, с одной стороны, защиту окружающей сре­ды, а с другой — свободу судоходства. Далее были обозначены основные вехи развития международно-правового регулиро­вания в сфере защиты морской среды. Первым документом, ограничивавшим возможность слива нефти и нефтепродук­тов из машинных отделений судов, стала Международная конвенция по предотвращению загрязнения моря нефтью 1954 г. В 1969 г. принимается Международная конвенция от­носительно вмешательства в открытом море в случаях аварий, приводящих к загрязнению нефтью, а в 1973 г. — Междуна­родная конвенция по предотвращению загрязнения с судов (МАРПОЛ). Принятие в 1978 г. Протокола, внёсшего дополне­ния в МАРПОЛ, послужило импульсом для более активного присоединения государств к этой Конвенции. Ключевым со­бытием стало принятие Конвенции ООН по морскому пра­ву 1982 г., ст. 211 которой посвящена мерам, принимаемым в целях обеспечения защиты морской среды от загрязнения с судов. Докладчица указала на особую актуальность для Бал­тийского моря конвенционного положения о том, что меры, принимаемые прибрежным государством в пределах своего территориального моря, не могут касаться проектирования и конструкции судов. В связи с этим она упомянула выдви­гаемое в настоящее время требование о наличии у нефтяных танкеров двойного дна или корпуса, вызывающее споры, об­условленные неготовностью некоторых государств перекон­струировать свои суда. Поскольку принимаемые отдельными государствами меры должны соответствовать международ­ным нормам и стандартам, Т. Г. Ежова обратилась к анализу понятия «международные нормы и стандарты», используемо­го в ст. 211. Могут ли к ним быть отнесены разрабатываемые в рамках ИМО нормы т. н. «мягкого» права или, например, нормы, не получившие широкого признания международ­ного сообщества? Затронув вопрос об ответственности госу­дарств за загрязнение морской среды, докладчица указала, что до сих пор остаётся открытым вопрос о том, за что именно должна наступать ответственность — за сам факт загрязнения или же за необеспечение государством соблюдения и реали­зации международных норм и стандартов всеми судами, пла­вающими под его флагом.

Доцент кафедры международного и европейского права Пермского государственного национального исследователь­ского университета, кандидат юридических наук Н. А. Чер- нядьева выступила с докладом «К вопросу о включении пре­ступления «терроризм» в Римский Статут Международного уголовного суда». Она отметила, что при разработке Рим­ского Статута МУС предпринимались попытки закрепить в нём данный состав преступления. Но в конечном итоге Дипломатическая конференция 1998 г. сочла, что включение преступления «терроризм» в Статут преждевременно. Ос­новной аргумент в пользу такого решения — необходимость согласования понятия терроризма. При этом была оставлена возможность для рассмотрения этого вопроса в дальнейшем. Докладчица полагает, что Римский Статут, несмотря на от­сутствие в его тексте состава преступления «терроризм», всё же даёт основания для привлечения к уголовной ответ­ственности за совершение этого деяния. В обоснование дан­ного тезиса было приведено три довода. Первый из них бази­руется на анализе статей Статута, две из которых, по мнению докладчицы, предусматривают указанную возможность. Речь идёт о ст. 7, посвящённой преступлениям против че­ловечности, и ст. 10, устанавливающей, что положения Ста­тута не должны истолковываться как каким бы то ни было образом ограничивающие ныне действующие или склады­вающиеся нормы международного права. Докладчица со­лидаризировалась с мнением А. Кассезе о том, что подобное указание предоставляет МУС возможность выходить за рам­ки конкретных положений Статута и принимать во вни­мание иные международные договоры, а также учитывать существующие международно-правовые обычаи. В итоге, это позволяет Суду осуществлять юрисдикцию, в том чис­ле и в отношении террористических актов. Второй довод основывается на существующей судебной практике. В каче­стве примера Н. А. Чернядьева привела дело, рассмотренное МТБЮ: в 2003 г. был признан виновным Станислав Гарич, в том числе и за терроризирование гражданского населения, выражавшееся в осуществлении неизбирательного насилия путём обстрела с целью вызова страха и паники. В данном случае имела место ссылка на международно-правовой обы­чай, а сам приговор создал прецедент привлечения к уголов­ной ответственности на основании норм международного обычного права. Третий довод связан с позицией судей меж­дународных уголовных судов, полагающих, что указанные суды являются органами международного правотворчества, не связанными существующей правовой базой. Практически это означает, что вопрос о криминализации тех или иных де­яний является открытым. В результате возможны ситуации, когда международные уголовные суды будут распространять свою юрисдикцию и на преступления, не зафиксированные в их учредительных актах.

Подводя итоги очередного заседания Клуба юриста-международника, его руководитель К. А. Бекяшев сердечно побла­годарил всех участников за интересные выступления и при­гласил всех и дальше принимать участие в различных научных мероприятиях, организуемых кафедрой международного права МГЮА. Все материалы, подготовленные для участия в VI Кутафинских чтениях, будут опубликованы в сборнике докладов, издаваемом Университетом им. О. Е. Кутафина, что уже стало доброй традицией.


Пример HTML-страницы


ФГБОУВО ВСЕРОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
УНИВЕРСИТЕТ ЮСТИЦИИ
 Санкт-Петербургский институт  (филиал)
Образовательная программа
высшего образования - программа магистратуры
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПУБЛИЧНОЕ ПРАВО И МЕЖДУНАРОДНОЕ ЧАСТНОЕ ПРАВО В СИСТЕМЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ИНТЕГРАЦИИ Направление подготовки 40.04.01 «ЮРИСПРУДЕНЦИЯ»
Квалификация (степень) - МАГИСТР.

13 декабря 2013 г. на кафедре международного права юридического факультета РУДН состоялся круглый стол

Права человека

Круглый ...

Контакты

16+

Средство массовой информации - сетевое издание "Евразийский юридический журнал".

Мы в соцсетях