Рецензии

Евразийский юридический журнал

Российская доктрина международного права после аннексии Крыма

«Российская доктрина международного права после аннексии Крыма»: обзор книги А. В. Задорожного

Статья представляет собой рецензию на книгу А. В. Задорожного «Российская доктрина международного права после аннексии Крыма» (Киев: К. И. С., 2015).

№ 2 (129) 2019г.

В книге приводятся и опровергаются аргументы российской доктрины, касающиеся отдельных аспектов конфликта на Украине: революции (переворота) 2013-14 г., присоединения Крыма, конфликта на юго­востоке страны. Общий вывод автора книги состоит в том, что эти аргументы не основаны на международном праве и являются выражением правового нигилизма. Данный вывод имеет право на существование: уровень российской доктрины, действительно, довольно низок. Воссоединение Крыма и России, тем не менее, может быть обосновано принципом самоопределения. При его толковании должна учитываться идея общей воли, суть которой состоит в том, что люди должны иметь возможность участвовать в политике, а их интересы должныучитываться правительством. Правом на сецессию в такой трактовке обладают группы, исключенные из политического общения и не пользующиеся защитой правительства. Такое исключение происходит в результате революции, когда отдельные лица узурпируют власть и разрывают общественный договор. Против этой позиции могут быть приведены аргументы

о неправовом характере идеи общей воли, о сохранении общественного договора на Украине, о том, что население Крыма не является народом и о том, что действительной причиной отделения Крыма была российская интервенция. Данные аргументы, однако, не являются безупречными. Международное право не является герметичным: оно формируется на основе политических теорий и проводит их в жизнь; основанием для использования идеи общей воли может служить защитная оговорка Декларации о принципах 1970 г. Прекращение общественного договора на Украине было вызвано не трансформацией институтов власти или правопорядка, а политикой, постулирующей неприемлемость ценностей, разделяемых одной частью украинского общества, для другой части этого общества. Поскольку эта политика затрагивала основы национального самосознания, она неизбежно повлекла прекращение общественного договора и спровоцировала сепаратизм. Вопрос о существовании отдельного народа должен быть смещен из сферы истории в сферу актуальной политики: если данная политика разрушает национальный консенсус, любая группа, образованная в результате такого разрушения, может считаться народом. Вмешательство России было реакцией на нарушение норм jus cogens, жертвой которого стал близкий народ, и имело целью не аннексию территории, а создание условий для свободного определения крымчанами их политического будущего на референдуме. Предлагаемые трактовки, не будучи частью доктринального mainstream, допускаются действующим правом. Они могут использоваться при формировании внешней политики России и постепенно вводиться в правовой дискурс. Независимо от приобретения каких- либо дивидендов, это позволит решить системную проблему, заключающуюся в абсолютном господстве принципа uti possidetis juris и игнорировании национального вопроса при определении границ новых государств, - проблему, являющуюся источником большинства современных конфликтов.

Ключевые слова: международное право, доктрина международного права, международный конфликт, принцип самоопределения, принцип неприменения силы, воссоединение Крыма и России.

TOLSTYKH Vladislav Leonidovich
Ph.D. in Law, leading researcher of the Institute of Philosophy and Law of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Novosibirsk

“THE RUSSIAN DOCTRINE OF INTERNATIONAL LAW AFTER THE ANNEXATION OF CRIMEA”: REVIEW OF THE BOOK BY O. ZADOROZHNII

The article is a review of the book by O. Zadorozhnii "Russian doctrine of international law after the annexation of Crimea” (2015). The book cites and refutes the arguments of the Russian doctrine concerning certain aspects of the conflict in Ukraine: revolution of 2013-14, annexation of Crimea, conflict in the south-east of the country. The general conclusion of the author of the book is that these arguments are not based on international law and are an expression of legal nihilism. This conclusion has the right to exist: the level of the Russian doctrine is, indeed, quite low. The reunification of Crimea and Russia, however, can be justified by the principle of self-determination. Its interpretation could be based on the idea of general will, which states that people should have the opportunity to participate in politics, and their interests should be taken into account by the government. The right to secession in this interpretation could be exercised by the groups excluded from the political communication and not enjoying the protection of their government. Such an exception occurs as a result of the revolution, when individuals usurp power and break the social contract. This position can be challenged by the theses related to the non-legal nature of the idea of general will, the preservation of the social contract in Ukraine, the fact that the population of Crimea is not a people and the fact that the real reason for the separation of Crimea was the Russian intervention. These arguments, however, are not flawless. International law is not sealed: it’s formed on the basis of political theories and enforces them; the basis for using the idea of general will can be the safeguard clause of the Declaration of Principles (1970). The termination of the social contract in Ukraine was caused not by the transformation of state institutions or rule of law but by the policy postulating the unacceptability of values shared by one part of the Ukrainian society for another part of this society. Since this policy affected the basis of national identity, it inevitably led to the termination of the social contract and provoked separatism. The question of the existence of a people must be shifted from the sphere of history to the sphere of actual politics: if this politics destroys the national consensus, any group formed as a result of such destruction can be considered as a people. The intervention of Russia was a reaction to the violation of jus cogens norms, whose victim was a kindred people, and had as its primary goal not the annexation of territory, but the creation of conditions for the free determination of the Crimean political future in a referendum. The proposed interpretations, while not being a part of the doctrinal mainstream, are allowed by the law in force. They can be used in shaping the Russia’s foreign policy and gradually introduced into the legal discourse. Regardless of the acquisition of any dividends, this will solve the systemic problem of the absolute dominance of the principle of uti possidetis juris and the neglect of the national question in determining the boundaries of new states. This problem is the source of most of today’s conflicts.

Keywords: international law, doctrine of international law, international conflict, principle of self-determination, principle of non-use of force, reunification of Crimea and Russia.

Введение. Отделение Крыма от Украины вызвало широ­кую научную дискуссию на Западе, в которой принял актив­ное участие профессор Киевского университета Александр Викторович Задорожный. Результатом его усилий стала книга «Российская доктрина международного права после аннексии Крыма», вышедшая на русском и английском язы­ках и являющаяся на сегодняшний момент наиболее систем­ным изложением аргументов украинской стороны. Перед тем, как перейти к ее обзору, следует сказать несколько слов об авторе. А. В. Задорожный - один из наиболее известных украинских юристов-международников. Он закончил фа­культет международных отношений Киевского университе­та и сразу после окончания занялся наукой и преподавани­ем. В 1999 г. он стал Президентом Украинской ассоциации международного права, а в 2003 г. - заведующим кафедрой международного права Института международных отноше­ний Киевского университета. В 1990-98 гг. он активно зани­мался юридической практикой, в 1998-2006 гг. был народным депутатом Украины; в 2006-08 гг. - проректором Киевского университета. Академическая работа, однако, всегда была его главным приоритетом: в последние годы жизни он много пи­сал, выступал в Украине и за границей, организовывал кон­ференции. 12 мая 2017 г. он скончался, оставив светлый след в памяти всех знавших его людей.

Я встречался с А. В. Задорожным дважды: весной 2011 г. в Киеве - на конференции, посвященной украинско-рос­сийским отношениям; и весной 2015 г. в Варшаве - на кон­ференции, посвященной крымскому вопросу. Несколько раз мы беседовали; последняя беседа, в Варшаве, была долгой и запоминающейся. Личные качества А. В. Задорожного про­извели на меня огромное впечатление. Он был очень ярким человеком и прирожденным лидером. Обладая огромным обаянием и внутренней силой, он притягивал к себе людей. Он любил рассказывать и умел это делать, а его собеседни­ки интуитивно доверяли его суждениям и оценкам. Его речь отличали открытость и честность, ирония и юмор, деликат­ность и уважение, объективность и сдержанность, - то, чего порой сильно не хватает в научном (и не только) общении. Он обладал лучшими качествами украинского и российского интеллигента и был настоящим патриотом. Его патриотизм проявлялся не в голословном прославлении всего украин­ского, но в понимании того, что его народ переживает исто­рическую трагедию и в желании помочь ему выдержать это испытание. Думаю, его уход из политики не был случайным: такие люди, как правило, отторгаются политической элитой. Несмотря на то, что далее я буду возражать против некото­рых суждений А. В. Задорожного, я хочу выразить глубокое уважение к этому человеку. Уверен, что большинство россий­ских международников разделяют это отношение.

Обзор книги. Книга А. В. Задорожного состоит из трех глав, в которых рассматриваются отдельные аспекты кон­фликта на Украине; в каждой главе приводятся и опро­вергаются аргументы российской доктрины. В первой главе рассматривается революция (переворот) 2013-14 г. Первый аргумент российской доктрины состоит в том, что украин­цы не имели права восставать против режима В. Януковича. Право на восстание, однако, прямо закреплено в конститу­циях многих стран и Всеобщей декларации прав человека 1948 г. и непрямо - в Конституции Украины (ст.ст. 3,5 и др.). Украинский народ использовал это право, т.к. Янукович узурпировал власть, поощрял коррупцию и полицейское насилие, ограничивал права человека и в одностороннем по­рядке отказался подписывать соглашение об ассоциации. В соответствии со вторым аргументом на Украине произошел вооруженный переворот. Однако до 20 января 2014 г. протест был исключительно мирным; у властей было полтора месяца для того, чтобы достичь компромисса, но они вместо этого попытались разогнать Евромайдан. В конце февраля 2014 г. Янукович и лидеры оппозиции заключили соглашение, но Янукович, которому ничего не угрожало, бежал в Россию. Ссылки России на это соглашение неубедительны, т.к. ее представитель отказался его визировать (в отличие от пред­ставителей Германии, Франции и Польши). Конституция Украины не содержит четких указаний, что следует делать, если президент и премьер-министр бегут за границу, вместе с тем согласно ст. 102 президент является гарантом сувере­нитета, территориальной целостности, конституции и прав человека. Подобное поведение подрывает данные ценности; процедура же импичмента (ст. 111) является слишком дли­тельной, политизированной и не может быть проведена в случае реальной угрозы. В этой критической ситуации Вер­ховная Рада отстранила Януковича и его правительство от исполнения обязанностей и назначила новых должностных лиц, сохранив тем самым государство. Легитимность нового правительства была признана многими государствами (в т.ч. Россией). В соответствии с третьим аргументом в результате переворота произошел распад украинского государства, и возникло новое государство, перед которым Россия не несет обязательств. Международное право, однако, не знает кон­цепции «распада государственности», приводящего к «созданию меньшего государства», а российские авторы не форму­лируют точных критериев для констатации такого распада. Изменения в составе правительства не являются основанием для прекращения обязательств другого государства, т.к. по­следние принимаются по отношению к государству, а не к его представителям. Россия не может ссылаться на коренное изменение обстоятельств, т.к. согласно ст. 62 (2) Венской кон­венции 1969 г. на него нельзя ссылаться, если договор уста­навливает границу и если изменение является результатом нарушения ссылающейся стороны. Российские авторы часто ссылаются на дефицит украинской государственности, игно­рируя тот факт, что именно украинская идентичность была основой государственности Киевской Руси. Четвертый аргу­мент состоит в том, что Запад вмешался во внутренние дела Украины и организовал Евромайдан. Цель этого аргумента - прикрыть вмешательство России, проявлениями которого являются газовые войны, угрозы блокады, поддержка сепа­ратистов и пр. До бегства Януковича западные государства признавали его легитимным президентом и не требовали его отставки. Они не только не вмешались в дела Украины, но даже не использовали имевшиеся в их распоряжении сред­ства реагирования на нарушения прав человека.

Вторая глава посвящена присоединению Крыма. Первый аргумент российской доктрины состоит в том, что Россия применила силу для защиты своих граждан и соотечествен­ников (концепция защиты соотечественников походит на концепцию гуманитарной интервенции). Существует пять условий правомерности защиты собственных граждан: на­личие реальной угрозы или систематическое и грубое на­рушение прав, отсутствие мирных средств урегулирования, исключительно гуманитарный характер операции, пропор­циональность, ограниченность во времени и средствах. Ни одно из них не было соблюдено. Доказательства нарушений прав человека в Крыму отсутствуют, «Белая книга» наруше­ний прав человека на Украине, составленная российскими властями, воспроизводит слухи и не упоминает прямых ис­точников; Россия изначально хотела захватить Крым и нача­ла готовиться к этому во время мирных протестов в Киеве. Условия для гуманитарной интервенции являются еще более жесткими; ее основанием должны быть массовые убийства, пытки и т.п. Ничего подобного в Крыму не было. Второй аргу­мент отсылает к просьбе о помощи, исходящей от легитим­ных лидеров Украины и Крыма - В. Януковича и С. Аксенова. Он не может быть поддержан, поскольку, во-первых, прези­дент Украины не имеет права просить о размещении ино­странных сил; во-вторых, в момент обращения В. Янукович уже не обладал эффективной властью; в-третьих, крымские должностные лица в принципе не уполномочены контакти­ровать с иностранными державами. Россия часто ссылается на отсутствие самого факта применения силы (выстрелов и жертв); данные последствия, однако, не являются необходи­мым признаком агрессии (главное - использование воору­женных сил). В соответствии с третьим аргументом события в Крыму представляют собой правомерную сецессию и по­следующее вхождение Крыма как независимого государства в состав РФ. Международное право не предусматривает обще­го права на сецессию, допуская его только в случае деколони­зации или оккупации (данная позиция была озвучена самой Россией в деле Косово). Существуют четыре условия право­мерной сецессии: наличие самоопределяющегося субъекта (народа); исчерпание возможностей внутреннего самоопре­деления; наличие экстраординарных обстоятельств (нару­шения прав человека и др.); невовлеченность иностранного государства. В случае с Крымом они отсутствовали. Крымча­не не являются «народом»: помимо самих украинцев, в Укра­ине живут лишь три коренных народа - крымские татары, караимы и крымчаки; русские же являются национальным меньшинством (как и румыны, венгры и болгары). Крым об­ладал широкой автономией, удовлетворяющей потребности во внутреннем самоопределении. Экстраординарные обстоя­тельства не имели места. Крым отделился в результате дей­ствий России; референдум был лишь попыткой легализовать оккупацию и аннексию. Четвертый аргумент состоит в том, что Украина не уважает принцип самоопределения народов.

Данный аргумент расходится с российской позицией по Ко­сово, согласно которой сецессия возможна только в случае неправомерного нападения, угрожающего существованию народа. Заявления о массовых нарушениях прав крымчан и их исключении из политической коммуникации не под­тверждаются доказательствами. Ни ссоры в Парламенте, ни криминальные преследования отдельных политиков, ни выход депутатов из фракций не свидетельствуют об отстра­нении от такой коммуникации населения целого региона. Пятый аргумент состоит в том, что события в Крыму похо­дят на события в Косово, на Аландских островах, на острове Майотта и др.; осуждая сецессию Крыма, Запад проводит политику двойных стандартов. Косовское дело, однако, от­личается от крымского дела: в Косово проживал коренной народ (косовские албанцы), сербское правительство подверг­ло его угнетению, что привело к вооруженному конфликту; в течение многих лет международное сообщество безуспешно пыталось разрешить этот конфликт; в результате самоопре­деления коренной народ Косово защитил свои права; Косово не было аннексировано. Кроме того, в Заключении по Косо­во 2010 г. Международный Суд ООН указал, что декларация независимости Косово не противоречит международному праву, а не высказался о праве на самоопределение, посчи­тав, что этот вопрос находятся за пределами запроса. Другие сравнения также неуместны. В соответствии с шестым аргу­ментом Крым является исторической русской территорией, передача же его Украине в 1954 г. противоречила конститу­ционному праву СССР. Подобные ссылки нарушают прин­ципы территориальной целостности, неприкосновенности границ, равенства и самоопределения. Международному праву не известна концепция «исторической» принадлеж­ности, которая могла бы служить основой для территори­альных претензий. В течение своей истории Крым принадле­жал разным государствам, России - лишь два столетия, при этом большую часть времени он входил в состав империи, а не в состав России как национального государства. События 1954 г. были вызваны депортацией 200 тыс. крымских татар в Среднюю Азию, приведшей к экономическому хаосу в реги­оне. Решение о передаче Крыма было полностью законным. Оспаривая события 1954 г., Россия оспаривает передачу ей украинских земель в 1919-28 гг. (районы возле Белгорода и Стародуба, Таганрог и Восточный Донбасс). Кроме того, она сама признала границы Украины в ряде договоров. В соответ­ствии с седьмым аргументом Будапештский меморандум 1994 г. является политическим документом и не содержит право­вых обязательств. Данный меморандум, однако, отвечает всем признакам международного договора, закрепленным в Конвенции 1969 г. Он является важным элементом ядерного разоружения и содержит гарантии безопасности Украины со стороны США, Великобритании, России и Китая, получен­ные в обмен на отказ Украины от ядерного оружия. Почти все его положения были нарушены Россией.

Третья глава посвящена конфликту на юго-востоке Укра­ины. Первый аргумент российских авторов состоит в том, что на Украине идет гражданская война, в которой Россия не принимает участия. Существуют, однако, многочисленные доказательства того, что Россия полностью контролирует ДНР и ЛНР: ее кадровые офицеры осуществляют в регионе подрывную деятельность, она финансирует, снабжает и гото­вит боевиков, оказывает им политическую и информацион­ную поддержку. В этой связи она отвечает за действия ДНР и ЛНР, а ее собственные действия могут квалифицироваться как агрессия. В соответствии со вторым аргументом антитер­рористическая операция (АТО) является незаконной опера­цией, развязанной Киевом против мирных жителей. Однако, уже в начале апреля 2014 г. Донбасс был наводнен представи­телями российских спецслужб, захватывавшими населенные пункты, преследовавшими своих оппонентов и др. АТО же была объявлена только 13 апреля. В соответствии с третьим аргументом ДНР и ЛНР являются субъектами международ­ного права. Такие заявления призваны показать, что эти ма­рионеточные образования являются независимыми, а Россия не вовлечена в украинский конфликт. ДНР и ЛНР, однако, не отвечают критериям, изложенным в Декларации о прин­ципах признания новых государств 1991 г. и тесту Монтеви­део. Они были образованы путем вооруженного насилия, не способны выполнять международные обязательства, грубо нарушают принципы права и права человека, посягают на территориальную целостность Украины и не обладают ста­бильной организацией. По сути, они прикрывают россий­скую оккупацию.

В заключении автор делает следующие выводы: 1) Рос­сийские ученые проводят систематическую работу, направ­ленную на оправдание действий России и осуждение Украи­ны; 2) Их аргументы не основаны на международном праве; 3) Смена правительства на Украине произошла в рамках кон­ституции; западные государства не вмешивались в дела Укра­ины; Россия грубо нарушила международное право; 4) На­учный уровень российских публикаций является невысоким: российские авторы не ссылаются на относимые нормы, не учитывают контекста, не применяют современные концеп­ции и пр.; 5) Россия отказалась от своих прежних позиций, касающихся невмешательства, неприменения силы и уваже­ния к Уставу ООН; 6) Российская позиция характеризуется фундаментальным противоречием: критикуя позицию Запа­да по Косово, Россия пытается копировать западные аргумен­ты; 7) Почти все российские авторы придерживаются одного мнения, циклично повторяя одни и те же ошибки; 8) Рос­сийские авторы воспроизводят позицию официальных вла­стей, воспринимая ее как аксиоматическую, и не утруждая себя проверкой фактов; 9) Они часто прибегают к геополи­тическим спекуляциям, таким как ссылка на «историческую справедливость»; 10) Они часто используют сомнительные новые «подходы», такие как «мирная аннексия» или «распад государственности»; 11) Они отказываются освещать многие аспекты конфликта, такие как участие российских сил в воен­ных действиях на Донбассе; 12) С российской стороны в дис­куссии участвуют специалисты в области государственного и уголовного права, политологии, истории, социологии, эко­номики и др., размывающие четкие нормы международного права; 13) Российская позиция является выражением право­вого нигилизма.

Общий комментарий. Несмотря на резкость оценок А. В. Задорожного, со многими из них трудно не согласиться. Общий уровень российской доктрины, действительно, до­вольно низок, и реакция на украинские события - хорошее тому подтверждение. Данные события не стали предметом широкой дискуссии: столичные научные центры их факти­чески проигнорировали; из числа ведущих специалистов свою позицию озвучили только А. Я. Капустин и О. Н. Хле­стов; публикации других авторов не отличались высоким ка­чеством и не вызвали большого резонанса. Эта пассивность резко контрастирует с активностью западных центров, жур­налов и отдельных ученых. Институт Макса Планка (Гер­мания), Академия наук Италии, Варшавский университет, Американская ассоциация международного права провели конференции по крымскому вопросу, Гейдельбергский жур­нал международного права посвятил ей специальный номер, один из польских центров - коллективную монографию и т.п. В этой связи неудивительно, что позиция российских ученых квалифицируется на Западе как правовой нигилизм. К сожалению, подобное отношение стало общим правилом: отечественная доктрина последовательно игнорирует акту­альные политические проблемы и, во всей видимости, просто неспособна сформировать четкую позицию по отношению к ним. Она не заметила юбилея Октябрьской революции; сре­ди знаковых мероприятий можно отметить лишь XI Конвент РАМИ с двусмысленным названием «Диалектика империи: революция vs преемственность» (сентябрь 2017 г.). Она не за­мечает проблем непризнанных государств, прямо касающихся России. Она не считает нужным комментировать знаковые решения, в т.ч. по спорам с участием самой России (дела «ЮКОС», «Arctic Sunrise» и др.).

Большинство аргументов, выдвинутых российскими ав­торами, действительно, не поддерживаются международным правом. Россия едва ли может ссылаться на необходимость защиты своих граждан и соотечественников, т.к. непосред­ственная угроза их правам, действительно, отсутствовала. Она, конечно, не может ссылаться на просьбу В. Януковича, бежавшего из страны и не обладавшего эффективной вла­стью. Косовский казус, действительно, отличается от крым­ского казуса, а в Заключении Международного Суда ООН не освещается вопрос о праве на самоопределение. Будапешт­ский меморандум, конечно, является международным дого­вором. Наконец, Россия не может оспаривать события 1954 г., т.к. доктрина реверсии не поддерживается международным правом, а ее использование привело бы к всеобщему хаосу.

На мой взгляд, воссоединение Крыма и России может быть обосновано только принципом самоопределения. В статьях, написанных в 2014 г., я утверждал, что при его тол­ковании должна учитываться идея общей воли, сформули­рованная античными авторами, поддержанная Руссо и раз­витая исторической школой и некоторыми современниками. Ее суть - проста: люди должны иметь возможность участво­вать в политике, а их интересы должны учитываться прави­тельством. Правом на сецессию в такой трактовке обладают группы, исключенные из политического общения и не поль­зующиеся защитой правительства. Такое исключение проис­ходит в результате революции, когда отдельные лица узур­пируют власть и разрывают общественный договор. Именно это произошло на Украине в начале 2014 г. Аргументы А. В. Задорожного и ряда западных авторов против этой позиции состоят в следующем. Во-первых, идея общей воли является очень абстрактной, политологической и не может использо­ваться в правовой дискуссии. Во-вторых, общественный до­говор на Украине не был разорван - закон о языках не был отменен, кампания против населения Крыма не проводи­лась. В-третьих, население Крыма не является народом, т.к. не обладает необходимой идентичностью; русскоязычные жители Крыма являются лишь меньшинством. В-четвертых, действительной причиной событий в Крыму была россий­ская интервенция, которую нельзя оправдать переворотом в Киеве. Против этих доводов я хотел бы возразить.

Аргумент о неправовом характере идеи общей воли. Между­народное право не является герметичным: оно формирует­ся на основе политических теорий и проводит их в жизнь. И демократия, и права человека, и международный мир из­начально были общими идеями и лишь со временем стали частью позитивного права. Идея общей воли, действительно, используется в основном в конституционном праве; в меж­дународном же праве главной является идея суверенитета, - иными словами, воля правительства здесь обычно преоб­ладает над волей и интересами народа. Однако господство идеи суверенитета не абсолютно, - в ситуациях, связанных с самоопределением и сецессией, позитивное право закрепля­ет приоритет воли отдельных групп. Общим для таких си­туаций является разрыв связи между сувереном и народом, т.е. «непредставление» населения правительством (защитная оговорка Декларации о принципах 1970 г.). Такой разрыв имеет место, когда правительство отказывается проводить политику, соответствующую ценностям и интересам населе­ния. Речь идет не только о нарушениях прав или отступлении от демократии, - такое толкование искусственно сужает идею представления. Более правильно говорить об отказе (неумении) правительства создавать и сохранять целостное, устойчивое и гармоничное сообщество, т.е. среду, в которой права человека и демократия имеют реальный, а не только лишь формальный смысл.8 Такой отказ проявляется в рез­ком и кардинальном изменении языковой политики, исто­рической символики, геополитической ориентации, эконо­мического строя и других связывающих нацию институтов (res publica). Новейшая история показывает, что результатом такой политики каждый раз являются гражданские войны, за­канчивающиеся этническими чистками или сецессией. По­скольку международное право не может санкционировать этнические чистки, в подобных случаях следует допускать се- цессию. Конечно, как и многие иные теории, данная теория не является достаточно четкой, в связи с чем ее применение требует особой добросовестности и предполагает вариатив­ность реакции. В любом случае международное сообщество должно осуждать все случаи разрушения общественного до­говора и сочувственно относиться к пострадавшим группам. По отношению к сецессии оно должно занимать преиму­щественно выжидательную позицию, ориентируясь больше на критерий эффективности, чем на формальные оценки. В критических случаях оно должно вмешиваться в форме пре­ждевременного признания, коллективных санкций и т.п.

Аргумент о сохранении общественного договора. Зимой 2014 г. на Украине произошли важные события: от власти были отстранены президент В. Ф. Янукович и сформированное им правительство; из политического поля были вытеснены две ведущие партии: Партия регионов и Коммунистическая партия; власть перешла к главе парламента и новому пра­вительству. Данные события сопровождались незаконным применением силы и нарушениями Конституции и могут квалифицироваться как переворот. Вопрос об их квалифика­ции часто является камнем преткновения; он, однако, явля­ется глубоко вторичным и закрывает более важный вопрос о судьбе общественного договора. Для ответа на данный вопрос недостаточно констатировать трансформации институтов вла­сти или правового порядка; необходимо также рассмотреть, каким изменениям подверглись отношения между государ­ством и обществом и отношения между отдельными частями общества. Действительно, на Украине произошло нечто более важное, чем нарушение Конституции, - произошел распад (дезинтеграция) некогда единой нации. Этот распад был вы­зван политикой, постулирующей неприемлемость ценностей, разделяемых одной частью украинского общества, для дру­гой части этого общества. Речь идет о русском языке, совет­ском прошлом, коммунистической идеологии, культурной и экономической ориентации на Россию и принадлежности к РПЦ. От тех, кто разделяет эти ценности, потребовали отка­заться от них и принять другие ценности: украинского языка, националистической идеологии, европейской ориентации и др. Данные требования стали главной доминантой украин­ской политики: они закреплялись на уровне законов, озвучи­вались в политических заявлениях, скандировались на митин­гах, обсуждались в средствах массовой информации и т.п. Они формулировались как ультиматум: политическая дискуссия, предполагающая равенство оппонентов и возможность для обсуждения всех точек зрения, не допускалась; сторонники альтернативы определялись как предатели и враги народа. Поскольку они затрагивали основы национального самосозна­ния, они неизбежно повлекли прекращение общественного договора и спровоцировали сепаратизм. Помимо прочего, это, действительно, позволяет предположить, что распад Украины был проектом, а Майдан - технологией.

Аргумент о том, что население Крыма не является наро­дом. Этот аргумент отсылает к позициям экспертов, опреде­ляющим «народ» через объективные критерии (этническая принадлежность, язык и др.). Он уязвим по следующим ос­нованиям. Во-первых, данные критерии являются количествен­ными, а не качественными, и поэтому не обеспечивают точ­ного метода. Поскольку народов с абсолютно обособленной историей, языком и культурой не существует, их применение каждый раз предполагает спор о степени, а это, в свою очередь, - дискреционную оценку и конститутивное признание, т.е., в конечном счете, волюнтаризм великих держав. Во-вторых, «объективные подходы» не учитывают того, что не только по­литика является результатом истории, но и история - резуль­татом политики. Отдельные история и культура возникают не сами по себе, а в результате политических решений, в т.ч. подобных тем, которые были приняты на Украине в 2014 г. Крымчане не были «народом» до тех пор, пока их ценности были частью общей украинской культуры, но стали им, ког­да эти ценности были отвергнуты и стигматизированы. Такое толкование вытекает и из Декларации 1970 г., делающей ак­цент на непредставлении народа, а не на его объективных при­знаках. В-третьих, данные критерии не учитывают стремле­ния к обособленной политической жизни, манифестируемого в политических программах и на референдумах. Если группа людей заявляет о своей отдельности и желании жить само­стоятельной политической жизнью, такое заявление само по себе является веским аргументом в пользу существования «народа», т.к. оно не может быть сделано в отсутствие общих идентифицирующих характеристик. Наконец, в-четвертых, мнения экспертов не являются частью позитивного права: они не отражены в договорах и не образуют opinio juris. Кроме того, они были сформулированы довольно давно, - до того, как со­бытия, связанные с распадом Югославии и СССР, изменили парадигму самоопределения. Таким образом, вопрос о суще­ствовании отдельного народа должен быть если не снят, то смещен из сферы истории в сферу актуальной политики: если данная политика разрушает национальный консенсус и про­воцирует стремление к сецессии, любая группа, образованная в результате такого разрушения, может считаться народом. Любое иное толкование de facto является санкцией на этниче­ские чистки и дискриминацию.

Аргумент о том, что причиной отделения Крыма была российская интервенция. Данный аргумент выглядит наи­более убедительным, но и он не безупречен. Во-первых, действия России могут быть оправданы ссылкой на гу­манитарную интервенцию и самооборону. Угроза граж­данской войны в Крыму была реальной, и лишь вмеша­тельство России исключило сценарий, подобный тому, который был реализован на Донбассе. Отсутствие жертв среди крымчан не исключало их вероятности в будущем; страшные события в Одессе 2 мая 2014 г. являются косвен­ным тому подтверждением. Наконец, новая украинская власть с самого начала взяла курс на вступление в НАТО, которое сделало бы невозможным сохранение россий­ской базы в Крыму. Превентивный характер действий России делает ее позицию уязвимой; вместе с тем концеп­ция превентивной самообороны поддерживается рядом авторов и государств. США и Великобритания ссылались на нее для обоснования вторжения в Ирак, Израиль - для обоснования оккупации Палестины, Великобритания - для обоснования титула в отношении архипелага Чагос. Во-вторых, дезинтеграция украинского государства нача­лась уже в декабре 2014 г.; в это же время власти Крыма осудили Евромайдан и поддержали Януковича. В конце февраля 2014 г. Янукович покинул Украину и произошел государственный переворот. Таким образом, действия России, имевшие место несколькими днями позже, были направлены против уже неэффективного и не представ­лявшего все население страны правительства. Этот факт может служить, как минимум, смягчающим обстоятель­ством. В-третьих, вмешательство России было реакци­ей на нарушение норм jus cogens, жертвой которого стал близкий народ, и имело целью не аннексию территории, а создание условий для свободного определения крымча­нами их политического будущего на референдуме. Тот факт, что оно сопровождалось применением силы и реа­лизацией собственных планов, ослабляет этот аргумент, но не снимает его полностью. Тезис об исторической свя­зи Крыма и России, конечно, не может обосновывать ти­тул, но он может обосновывать особое внимание России к политическому статусу полуострова и ее заботу о его населении, особенно в условиях коллапса государствен­ности.

Заключение. Предлагаемые трактовки, не будучи ча­стью доктринального mainstream, допускаются действую­щим правом. При наличии консенсуса они были бы без­оговорочно приняты, - также как ранее были приняты крайне спорные трактовки событий, связанных с распадом Югославии и отделением Косово от Сербии. Отсутствие консенсуса, однако, не делает их бесполезными: они могут использоваться при формировании внешней политики России и таким образом постепенно вводиться в правовой дискурс. Независимо от приобретения каких-либо диви­дендов, это позволит решить системную проблему, заклю­чающуюся в абсолютном господстве принципа uti pos­sidetis juris и игнорировании национального вопроса при определении границ новых государств. Данная проблема буквально кровоточит: именно она является источником большинства современных конфликтов, попытки ее ре­шения post factum обнаружили полную неэффективность. Она обусловлена тем, что международное право продол­жает оставаться правом элит, а не народов и, как резуль­тат, регулирует вопросы, связанные с государственностью, «опираясь на исторические правовые традиции, ставшие анахроничными и неполными».

Международное право, как и любое иное, постоянно прибегает к редукции социальных событий, выделяя для целей правовой квалификации одни факты и отсекая дру­гие. Механизм редукции имманентен праву; он обеспечи­вает определенность регулирования и оперативность ре­акции. Он, однако, не должен быть статичным: доктрина должна постоянно перенастраивать его с тем, чтобы учесть действительно важные факты, игнорирование которых сделает правовое решение условным, временным и неэф­фективным. Отказ от проведения такой перенастройки чреват не только негативными социальными последстви­ями, но и разрушением самого права, превращающегося в поле для риторических упражнений, в действенность и справедливость которых перестают верить сами их участ­ники. Уроки украинских событий в этой связи не ограни­чиваются необходимостью учета национального вопроса; другими важными аспектами, заслуживающими обстоя­тельного анализа, являются вмешательство западных госу­дарств, борьба украинских олигархов за власть, деградация государственных институтов, агрессивная политика МВФ и ЕС и формирование непризнанных государств.

Пример HTML-страницы


ФГБОУВО ВСЕРОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
УНИВЕРСИТЕТ ЮСТИЦИИ
 Санкт-Петербургский институт  (филиал)
Образовательная программа
высшего образования - программа магистратуры
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПУБЛИЧНОЕ ПРАВО И МЕЖДУНАРОДНОЕ ЧАСТНОЕ ПРАВО В СИСТЕМЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ИНТЕГРАЦИИ Направление подготовки 40.04.01 «ЮРИСПРУДЕНЦИЯ»
Квалификация (степень) - МАГИСТР.

Рецензия на учебное пособие кандидата филологических наук, доцента Г. С. Пырченковой

English for law students

Рецензи...

Рецензия на учебник «Горное право»

Горное право

Рецензи...

Знаковость права

Язык и право

Знаково...

Контакты

16+

Средство массовой информации - сетевое издание "Евразийский юридический журнал".

Мы в соцсетях