Рецензия на монографию В.Г. Беспалько «Ветхозаветные корни уголовного права в Пятикнижии Моисея».

№ 5 (84) 2015г.

Есть две вещи, которые меня поражают: звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне.
И. Кант

По мнению рецензента, характерными проявлениями бо­гатой многонациональной культуры современного российско­го общества являются, во-первых, исторически сложившееся отсутствие единой, исповедуемой всем населением религии на фоне несомненно лидирующей роли Православия и самой массовой и авторитетной конфессии в стране - Русской Право­славной Церкви, и, во-вторых, сформировавшаяся на этой по­чве за многие столетия терпимость к различным религиозным убеждениям, верованиям и взглядам. В силу такой своей исто- рически-культурной самобытности Россия смогла выработать нормальные, устойчивые традиции мирного сосуществования всех конфессий, создала здоровый симбиоз разных культур не уничтожая, а взаимно обогащая друг друга. А как писал рус­ский философ И. А. Ильин (1883-1954 гг.), «однородность ду­ховной жизни, совместность духовного творчества и общность духовной культуры составляют глубочайшую и подлинную основу всякого государственного единения».

По данным различных ученых к верующим сегодня при­числяют себя от 40-50% до 73-85% россиян. Эти сведения наш­ли подтверждение данными социологического опроса, про­веденного Всероссийским центром изучения общественного мнения, результаты которого показали, что только за про­шлые годы доля граждан России, считающих себя православ­ными, увеличилась с 70 до 75%. Это обстоятельство, конечно же, нельзя не учитывать в правотворческой деятельности и в государственном строительстве. При этом по данным исследо­ваний, верующий человек в России за последние два десяти­летия «помолодел» почти на 20 лет: если в середине 80-ых гг. XX в. средний возраст верующих составлял 62-63 года, то сей­час 44-45 лет. Таким образом, в настоящее время «вера стала действительно немаловажной составляющей жизни десятков миллионов россиян».

Неслучаен поэтому и наблюдаемый сегодня неподдель­ный интерес российских ученых-правоведов к библейским текстам, «ибо каким судом судите, таким будете судимы» (Мф. 7, 2). Обращение представителей юридической науки к хри­стианским корням современного позитивного права, попытка его переоценки с точки зрения многовекового опыта христи­анской морали, несомненно, свидетельствуют о возрождении православных традиций в отечественном правоведении.

Представленная на рецензирование монография посвя­щена интересным вопросам ветхозаветной истории проис­хождения и становления уголовного права, традиционно увя­зываемой с именем библейского пророка Моисея. Предметом анализа в данной научной работе стало содержание первых пяти книг Ветхого Завета - Бытие, Исход, Левит, Числа и Вто­розаконие, образующих корпус Моисеева Пятикнижия, а так­же их всевозможные толкования и комментарии к ним. При этом библейские тексты рассмотрены автором с нетрадицион­ной точки зрения - сквозь призму уголовного права, как авто­ритетные древние свидетельства преступности и наказуемости тех или иных общественно опасных деяний.

Так, книга Бытие, исследованию содержания которой по­священ первый раздел монографии, представляется автору библейским первоисточником уголовного права, в котором им обнаружены свидетельства и первой уголовно-правовой нормы, и первого преступления и наказания, и истоки мно­гих современных уголовно-правовых понятий и институтов (например, соучастие, добровольный отказ, деятельное раска­яние, помилование и др.). Здесь же автором анализируются различные криминальные истории, упоминаемые в первой книге Ветхого Завета, проводятся параллели с уголовным за­конодательством нашего времени.

Второй раздел монографии посвящен системному и раз­вернутому анализу древнего Синайского уголовного законода­тельства, положения которого нашли отражение в книге Ис­ход. В частности, автор рассматривает принципы Синайского уголовного права, присущую ему систему преступлений и на­казаний, проводит сравнительный анализ его норм с соответ­ствующими положениями уголовного законодательства Допе­тровской Руси, Российской Империи, РСФСР и современной Российской Федерации, а также некоторых зарубежных госу­дарств.

    Что касается третьего раздела монографии, посвященно­го уголовно-правовому анализу содержания книги Левит, то наибольший интерес, по нашему мнению, представляют рас­суждения автора о соотношении библейского понятия «грех по неведению и ошибке» с современным понятием «престу­пление», а также об уголовно-правовом значении искупитель­ных жертв.

Четвертый раздел монографии опирается на библейский материал, содержащийся в книге Числа. В данном разделе работы наиболее примечателен, на наш взгляд, проделанный автором анализ такого уникального элемента системы нака­заний древнееврейского уголовного права, как удаление пре­ступника в города убежища, а также рассуждениями автора о библейских началах сакрализации политической власти с ис­пользованием инструментов уголовного права.

Заключительный пятый раздел монографии посвящен детальному анализу Девтерономической версии Моисеева уголовного права, нашедшей отражение в книге Второзако­ние. Автор исследует причины необходимости обновления уголовного закона в новых исторических условиях, подробно исследует его принципы и отдельные отступления от них, си­стему и виды преступлений, а также наказаний. В данном раз­деле также уделено внимание демонстрации того, как те или иные положения древнего Девтерномического уголовного кодекса соотносятся с нормами уголовных законов многих со­временных государств. Особый интерес вызывают выдвинутая автором гипотеза сакрализации уголовного закона и ее обо­снование с помощью библейских текстов.

При подготовке и написании монографии автором широ­ко использовалась не только юридическая, но и богословская литература, изданная в разные периоды истории как в России, так и за рубежом, многочисленные ссылки на которую имеют­ся в тексте работы. Выводы автора логичны и аргументирова­ны, опираются на результаты его собственных исследований, данные авторитетных специалистов в области библеистики и права, а также достижения современной науки уголовного права.

На основании изложенного представляется, что подго­товленная доцентом В. Г. Беспалько монография на тему «Вет­хозаветные корни уголовного права в Пятикнижии Моисея» представляет значительный интерес для отечественной юри­дической науки, является законченной самостоятельной науч­ной работой и может быть рекомендована к изданию.

Следует признать, что религии вообще и мировые рели­гии в особенности оказали существенное влияние на форми­рование религиозных, а также первых нравственных и право­вых способов защиты от общественно опасных деяний. Они обычно назывались грехом, грехопадением, а отсюда и вытека­ли религиозные формы удержания греховников в лоне рели­гиозной морали. Правда, в разряд греха нередко включались (с точки зрения современных представлений) вполне нравствен­ные и общественно безопасные действия, но противоречащие придуманным канонам той или иной религии. И в этом пла­не некоторые религии оставили в истории большой кровавый след борьбы за чистоту религиозного мышления.

Тем не менее, священные книги разных религий при всей их противоречивости способствовали правовой цивилизован­ности многих народов. Уже во второй книге Моисеевой (Ис­ход, гл. 20) Ветхого завета Библии есть десять заповедей: «13. Не убивай. 14. Не прелюбодействуй. 15. Не кради. 16. Не про­износи ложного свидетельства. 17. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Все эти заповеди находят то или иное отражение во всех совре­менных уголовно-правовых и криминологических системах мира. Подобные и иные заповеди имеются и в других книгах Библии, которые нас воспитывают и учат верить христианам в Святую Троицу и Пречистую Богородицу и как покланять­ся кресту Христову, и Святым Небесным Силам бесплотным, и всем честным и Святым мощам. «Как причащаться Тайнам Божьим, и верить в воскресение из мертвых, и Страшного суда ожидать», «Как всей душой любить Бога, также и ближнего своего; и страх Божий иметь, и о смерти помнить», «Как дом свой украсить Святыми образцами и в чистоте содержать» за­крепляли единство обычаев и традиций православного верои­споведания, подданных российского государства, как блюсти религиозно-нравственную основу жизни «... возлюби Господа Бога твоего всею душой своей. и стремиться все свои дела и привычки, и нравы соразмерять с заповедями Его, и при этом возлюби всякого близкого человека, по образу Божию создан­ного, то есть всякого христианина. живи добрыми делами, в чистоте и покаянии.» и т. д.

Религия - это наука, которая имеет свои таинства исто­рии - связь законов необходимости с законами свободы. Ве­ликий русский писатель Лев Николаевич Толстой говорил: «Каждый хочет изменить человечество, но никто не задумыва­ется о том, как изменить себя».

В Новом завете Иисуса Христа (гл. 5 от Матфея, 38, 39), например, пересказана его Нагорная проповедь, которая рас­ширяет некоторые заповеди и где вопреки ветхозаветным и исламским утверждениям впервые сформулировано непро­тивление злу насилием. Иисус говорил: «Вы слышали, что ска­зано «око за око, и зуб за зуб». А я говорю вам: не противиться злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». В самом прямом понимании последние заповеди практически не восприняты человечеством. Хотя принцип ненасильственного сопротивления разделяли и пропаганди­ровали многие, например, лидер индийского национального движения М. К. Ганди (1920), завет этот встречается в «Декла­рации чувств» американского аболициониста У. Л. Гаррисона (1838) и, конечно, у Л. Н. Толстого («Царство Божие внутри вас», 1894). Эти заветы трансформировались в принципы «пас­сивного сопротивления», «гражданского неповиновения», в гуманистические аспекты уголовной и криминологической политики многих стран, в том числе и России. Таким образом, многие корни современных наук криминального цикла связа­ны с ранними религиозными положениями и заповедями. И эти заповеди писались многими апостолами и пророками на протяжении десятков веков (с 8 века до н.э. и до 2 века н.э.).

В другом религиозном источнике, в Коране (самые ран­ние сохранившиеся списки которого относятся к рубежу 7-8 веков н.э.) основной идеей предупреждения преступлений яв­ляется богобоязненность и правдивость («Верующие, бойтесь Аллаха и будьте правдивыми»). Но в борьбе с неверующими в Коране предлагается и жестокое подавление. В дошедших до нас древних законах (Законы Хаммурапи Древнего Вавилона 1792-1750 годы до н.э.; Законы Ману Древней Индии II - I века до н.э.; Законы XII таблиц Древнего Рима 451-449 годы до н.э.), главным образом, реализован уголовно-правовой аспект борь­бы с преступлениями, в том числе и религиозный.

Религиозные заповеди и древние законы были некоторым отражением реальной жизни, способствующим выживанию древнего человечества в жестокой борьбе за свое существова­ние. Их и можно условно рассматривать первоисточниками и уголовного права, и опирающейся на него более поздней и цивилизованной науки криминологии. При этом нельзя забы­вать, что нормы уголовного права даже в современном мире далеко не всегда адекватно отражают реальные потребности общества. Они, нередко, являются выражением сугубо лич­ностных интересов власть имущих. Именно в этой обстановке, далекой от серьезной науки, рождались первые представле­ния о причинах преступлений и их предупреждении, которые затем углублялись и формулировались церковниками, фило­софами, психологами, юристами и другими учеными древно­сти и средних веков.

Тем не менее, в некоторых криминологических источ­никах исторического плана принято считать, что более или менее систематический характер научного осмысления про­блемы преступности и борьбы с ней возникает во второй по­ловине XVIII в., о чем говорится в священных книгах многих религий. Такая констатация имеет важное значение. Многие взгляды теологического содержания не утратили некоторого своего значения до настоящего времени.

Исторически начальными воззрениями древних людей на отклоняющееся поведение от древних обычаев и некоторым протоном права были взгляды теологического содержания. Нам трудно судить, были ли какие объяснения общественно вредного поведения до начала формирования мировых рели­гий (иудаизма, христианства, ислама, индуизма, конфуциан­ства, даосизма, буддизма и других верований). Можно пред­положить лишь то, что религиозно оформленные позиции создавались веками на основе формировавшихся народных обычаев язычества.

Дальнейшее развитие монотеизма связано с формирова­нием наций, созданием национальных государств с единой ре­лигией, верой в единого бога и единодержавными законами, гражданскими и уголовными, с зарождением борьбы с гре­ховными отклонениями. Содержание законов соотносилось с религиозными воззрениями. В основе их лежали древние семитские правовые нормы («око за око», «зуб за зуб» и т. д.).

Основная мысль теологического взгляда на генезис пре­ступности связана с проблемой криминологической причин­ности. Преступник - это безбожник, преступник - слуга дья­вола, преступник - носитель темного зла. Это означает, что причина преступного поведения кроется в самом грешном и преступном субъекте. И, несмотря на множество древних ре­лигий и их существенную разобщенность и автономность, они были сходны в подобном понимании. И это объяснимо. Такой подход закономерно приводил практически к однозначному выводу: борьба с преступностью - это жестокие наказания и уничтожение преступников, если они не раскаются и не по­рвут своих отношений с дьяволом. Уничтожение людей под знаменем той или иной религии до сих пор в некоторых веро­ваниях актуально. Иисус Христос был осужден и распят под этим знаменем. В более позднее время жертвами инквизиции стали выдающиеся люди мира (Дж. Бруно, Дж. Ванини, Ян Гус, Галилео Галилей, Жанна. Д» Акр и многие другие).

Серьезной иллюстрацией реализации теологической причинности преступности явились восемь захватнических крестовых походов западноевропейских феодалов на Восток, проходивших в течение почти двух столетий (1096-1270 годы) под знаменем освобождения христианских святынь в Палести­не из-под власти не верующих во Христа мусульман. Кресто­вые походы в Святую землю, прикрытые христианством, были завоевательными с целью освобождения ее от мусульман, за­владения Иерусалимом и другими государствами Востока. Идейным вдохновителем и непосредственным организато­ром крестовых походов было папство. Папы стремились раз­жечь религиозный фанатизм, чтобы расширить и упрочить влияние католической церкви и добиться подчинения право­славной церкви Риму. Следствием религиозного фанатизма явились детские крестовые походы (1212 г.), стоившие жизни нескольким десяткам тысяч захваченных детей.

К первому крестовому походу верующих воззвал папа Урбан II осенью 1035 г. Его осуществляли хорошо подготов­ленные и вооруженные рыцари из Нормандии, Лотарингии, Франции и Италии. Ворвавшиеся в Иерусалим в 1099 г. кресто­носцы, забыли, что они пришли для спасения христианских святынь. Город был разграблен: тот, кто врывался в дом или дворец первым, тот и считался его полным собственником. Почти никто из жителей (мусульман и евреев) не уцелел, не щадили ни стариков, ни женщин, ни младенцев. Почти сто лет они властвовали на Ближнем Востоке и были выброшены арабами.

Аналогичным образом проходили и следующие семь по­ходов. К папским завоеваниям присоединились французские, английские и германские короли и императоры. Таким об­разом, опыт уничтожения людей под знаменем католической церкви был приобретен задолго до инквизиции. Мусульмане этого не забыли. И папа Иоанн Павел II в начале третьего ты­сячелетия в момент начала террористических войн вынужден был просить у мусульман прощения за кровавые крестовые походы.

Самое широкое и открытое распространение уничтоже­ния людей, которые по представлению католической церкви могли нести в себе религиозную преступную причинность, на­блюдалось в период европейской христианской инквизиции.

В Древнем мире было множество религий, а в средне­вековой Европе существовала только одна религия для всех народов - христианство, которое стало государственной ре­лигией. Это единство внедрялось насильно. На этой основе и возникла инквизиция (от латинского inquisition - расследо­вание, розыск). Она в католической церкви представляла со­бой церковный суд по делам о еретиках и тоже исходила от папской власти. Папа Луцкий III и император Фридрих I еще в 1184 г. установили жестокий порядок розыска и наказания епископскими судами еретиков (приверженцев ереси, как особого течения в западном христианстве, отклоняющегося от официальной церковной догматики). Епископские суды вы­носили только смертные приговоры, а светские королевские власти их исполняли. Инквизиция официально была учреж­дена в католичестве в целом папой Иннокентием III, который олицетворял единство христианского мира под властью папы римского. В пригласительном послании на 4-ый Лютеранский собор (1215 г.) говорилось, чтобы «Выкорчевать пороки.ре- формировать обычаи, истребить ереси, упрочить веру.». А папа Иннокентий VIII в 1484 г. издал буллу, которая пред­ставляла инквизиторам самые широкие полномочия в деле охоты на ведьм. «Виновных» сжигали на костре. Есть мнение (не известно насколько оно верно) во время инквизиции в Ев­ропе был уничтожен генофонд красивых женщин. Только в 19 веке в большинстве стран Западной Европы инквизиция стала упраздняться, но оставалась Конгрегация священной канце­лярии, на которую была возложена борьба с идеологическим инакомыслием. Она была реорганизована в Конгрегацию ве­роучения.

Можно было бы привести и другие религиозные уничто­жения людей другой веры. Вспомним хотя бы Варфоломеев­скую ночь, где религиозная война достигла трагической вер­шины. Массовая резня гугенотов католиками в ночь на 24 авгу­ста 1572 г. (в день святого Варфоломея), где было уничтожено около 3000 гугенотов. Можно также назвать тридцатилетнюю войну (1618-1648 гг.), в которую были втянуты большинство европейских стран, между Евангелической унией протестант­ских княжеств и Католической лигой. Эта война принесла ги­бель сотням тысяч людей, а численность населения Германии, на территории которой были основные сражения, уменьши­лась почти на треть.

Современные реалии. Краткий анализ только перечис­ленных событий опрокидывает теологическую концепцию о причинности преступлений, поскольку истинными преступ­никами в них были не те люди, которых обвиняли в связях с дьяволом, в колдовстве, в ереси, в религиозном инакомыслии, а властные правоверные католики. Вероотступники или ино­верцы были лишь жертвами кровавого и беспощадного като­лицизма, жаждущего расширения своих владений и подчине­ния себе народов другой веры. И этот опыт насилия не исчез до сих пор. Насильственно-варварское насаждение «своей ре­лигии» (сегодня - демократии по-американски) в одной из са­мых древних стран мира (Вьетнаме, Югославии, Ираке, Ливии, Сирии) по сути своей мало чем отличается от католических кровавых крестовых походов и по действиям, и по мотивации.

Вместе с тем, теологический взгляд на генезис преступ­ности намного глубже и шире выше обозначенного религиоз­ного изуверства. Не следует забывать о роли религии в фор­мировании нравственно-правовых и первичных криминоло­гических воззрений. Ф. М. Достоевский это образно отметил в романе «Братья Карамазовы». Старец в разговоре со своими собеседниками говорит: «...ведь если бы теперь не было Хри­стовой церкви, то не было бы преступнику никакого удержу в злодействе и даже кары за него потом, то есть кары насто­ящей..., единственной действительной, единственно устра­шающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести.. Все эти ссылки в работы, а прежде с бытием, никого не исправляют, а главное, почти никакого пре­ступника и не устрашают, и число преступлений не только не уменьшается, а чем далее, тем более нарастает.. И выходит, что общество, таким образом, совсем не охранено, ибо хоть и отсекается вредный член механически и ссылается далеко, с глаз долой, но на его место тотчас, же появляется другой пре­ступник, а может, и два другие. Если что и охраняет общество даже в наше время и даже самого преступника исправляет и в другого человека перерождает, то это опять-таки единственно закон Христов, сказывающийся в сознании собственной сове­сти. Только сознав свою вину, как сын Христова общества, то есть церкви, он сознает и вину свою пред самим обществом, то есть пред церковью. Таким образом, пред одною только цер­ковью современный преступник и способен сознать вину свою, а не то, что пред государством».

Опираясь на высказывание Ф. М. Достоевского, мы возвра­щаемся на круги своя. И это находит отражение в некоторых учебниках по криминологии. Есть мнение, что результат того, кто отвернулся от бога (безверие), либо оказался во власти дьяво­ла (сатанизм). Если вернуться к инквизиции или крестовым по­ходам католиков против лиц другой веры или тех, кого «изобли­чили» инквизиторы путем жесточайших пыток в связях с дьяво­лом, то кто из них по теологии преступник. Ведь даже язычники различных мастей веруют в своих языческих богов. А мусульмане руководствуются своей верой, отличной от католицизма. В Суре 2 Карена говорится: «Сказали иудеи: «Ни в чем не правы хри­стиане», и сказали христиане: «Ни в чем не правы иудеи». И при том читают Писание. Подобные слова, говорят люди, ни о чем не ведающие, и Аллах разрешит в День Воскресения все их рас­хождения». Проблема была бы как-то разрешима при всеобщем единобожии или единой религии. Но этого нет. Даже в одной и той же религии веруют в несколько богов. Хотя идея единобо­жия для некоторых мировых религий казалось бы решенной.

Следовательно, при всех этих существенных сомнениях и противоречиях вопросы о причинности преступлений дьяволиадой не преодолены даже в наше время, когда проблемы религиозной мифологии изучены в мире относительно глу­боко. Нижегородский профессор А. А. Конев, который в свое время защитил докторскую диссертацию и издал интересную, хотя и не бесспорную, книгу о латентной преступности, пи­шет: «Бог изначально не создавал зла. Оно образовалось са­мовольно стихийно. Именно по этой причине его именуют грехом отпадения. Зло пошло в мир по гордости падших ан­гелов, ставших духами преисподней, т. е. бесами, которые впо­следствии и поразили людей». Он полагает, что нарушение духовного запрета привело к вечному противопоставлению человека Богу. И так будет до тех пор, пока человек не смирит себя перед Богом. По его мнению, все исходит из грехопаде­ния Адама и Евы, а затем от братоубийцы Каина - всему чело­вечеству. Греховность передается от поколения к поколению через кровь, мозг и кости. Все доказательства своего подхода он видит в Библии, нередко выходя за ее пределы.

Идеи А. А. Конева, как бы они не «подкреплялись» священ­ным писанием, его субъективным толкованием, материалами изучения каких-то уголовных дел и других письменных источ­ников, далеки от реального генезиса преступного поведения. И они получили критическую оценку в юридической науке, хотя и несколько одностороннюю. Разделяя основные положения критики А. А. Конева Ю. М. Антоняном, нельзя отрицать ре­лигиозный поиск в криминологии в плане предупреждения преступлений, о чем образно писал Ф. М. Достоевский в выше приведенной нами его цитате. Правда, Достоевский абсолюти­зирует влияние Священного писания на поведение современ­ных ему людей. Но предупредительные возможности, напри­мер, христианских заповедей в удержании верующих от совер­шения преступлений общеизвестны, многократно исследованы и проверены жизнью. Они не представляют панацеи, но при определенных условиях их влияние намного эффективнее фор­мальной правовой пропаганды. Этот позитив можно заметить и в других религиях. Избирательный подход к теологической концепции в криминологии, изучающий религиозное влияние лишь в плане возможного удержания от совершения престу­плений верующих, не следует отрицать и отбрасывать вместе с лженаучной дьявольской причинностью греховных преступле­ний. Религия и право являются системами социальной регуля­ции поведения личности и группы в обществе. В ходе историче­ской эволюции оба начала взаимно обогащали друг друга. Если право придавало религии социальное измерение, формируя систему правил ее функционирования в обществе, то религия одухотворяла право и заставляла людей ценить его.

НЕЧЕВИН Дмитрий Константинович — доктор юридических наук, профессор Московского государственного юридического университета им. О. Е. Кутафина